И вот Агасфер, как будто во сне, вздрогнул, покачнулся и пошел. Он идет до сих пор, Эмпидиокл, я видел его в тайге Сибири и на улицах Парижа, и на вершинах Анд, и в песках Сахары, и во льдах Северного полюса. Сгорбленный, с длинной развевающейся бородой и горящими глазами, с Востока на Запад идет, умудренный великой мудростью и не менее великим раскаянием.
Иногда он ходит теперь не один. Глаза посвященного могут рассмотреть около него белую, сияющую нежно-голубым светом фигуру с кроткими глазами, ведущую старика Агасфера как бы под руки. Что-то тихо и нежно шепчет ему фигура на ухо, и глаза старика, вечного жида, орошаются тогда жгучими слезами, и бледные, иссохшиеся уста его шепчут:
— Господь мой и Спаситель мой!!! Чудные дела поведал я тебе, Эмпидиокл, друг мой. Когда-нибудь, если огонь святой жизни будет тлеть в тебе и мое стихийное сердце будет в состоянии без трепета вспоминать минуемое, я поведаю тебе о последних минутах Бога в образе человеческом.
Мир мой да будет с тобой, друг Эмпидиокл!
Фалес Аргивинянин
КУБОК ВТОРОГО ПОСВЯЩЕНИЯ
ФАЛЕС АРГИВИНЯНИН О ПРЕМУДРОСТИ ВЕЧНО ЮНОЙ ДЕВЫ-МАТЕРИ, ПРИСУТСТВУЮЩИМ РАДОВАТЬСЯ!
Девять тысяч лет тому назад рек мудрый Гераклит Темный:
— Фалес Аргивинянин! Пробил твой час! Нынче, когда закатится святой Ра, ты снизойдешь в священный храм богини Изиды и примешь кубок Посвящений из рук Божественной Матери, Фалес Аргивинянин! Сильна ли душа твоя? Фалес Аргивинянин! Чисто ли сердце твое? Фалес Аргивинянин! Мудр ли разум твой? Ибо, если у тебя не будет трех качеств, смертный, не выдержишь ты взгляда Великой Богини — Матери.
— Учитель, — ответил я ему — сильна душа моя, велико сердце мое и велик разум мой, внушенный тобой. Бестрепетно сойду я в подземное вместилище храма, и ученик не посрамит своего Учителя.
— Иди, Фалес Аргивинянин! — молвил Гераклит. И когда ночные тени покрыли великую голову Нила, когда ночные ветерки задышали из пустыни, охлажденные от зноя, я, Фалес Аргивинянин, завернувшись в плащ и взяв с собой фонарь с зажженным в нем огнем Земли, опустился в подземный храм Изиды. Долго я шел узким коридором, который порой понижался до расщелины, в которой я полз на коленях, не зная, будет ли выход впереди и можно ли мне будет выбраться обратно. Я шел по сырым лестницам, шел по гигантским катакомбам, со сводов которых капала вода, и вот… сорок девять ступеней. Вошел. Дверь, обитая железом, и на ней горящие знаки, означающие: «Смертный, остановись!».
Но я, Фалес Аргивинянин, шел за бессмертием — и что мне были эти предостережения! Твердой рукой распахнул я дверь и вошел. На меня пахнуло сыростью какого-то гигантского подземелья. Долго я шел. Глухо раздавались шаги мои по каменным плитам. И вдруг над моей головой, где-то в вышине блеснул свет, и больше, шире, голубее…
Трепетно побежали во все стороны тени, стали вырисовываться колонны, ниши, статуи, и я увидел себя стоящим в центре огромного храма. Впереди был алтарь, простой из белого мрамора. На нем стояла золотая чаша,[15] а там за алтарем высилась статуя женщины с завешенным покрывалом лицом. В одной руке женщина держала сферу, а в другой треугольник, опущенный вершиной вниз.[16] Пуст был храм. В нем были только я, Фалес Аргивинянин, лицом к лицу со статуей богини Изиды. Ни звука… Ни шороха… Мертвая тишина. А ведь сюда приходит требующий второго Посвящения, не зная, что делать, не зная, как вопрошать, не зная, как вызывать!!!
Он приходит сюда один со своей мудростью, со своей чистотой сердца и силой души. И я, Фалес Аргивинянин, мудрый сын светоносной Эллады, потомок Божественной Династии Города Золотых Врат, смелыми шагами подошел к жертвеннику. Я поднял руки и властно призвал того, кто всегда отвечал мне на мой вызовы, как владыка воздушной стихии. Легкое дыхание пронеслось по храму и я услышал:
— Я здесь, Аргивинянин! Чего ты хочешь от меня в этом страшном и непривычном для меня месте?
— Помощи и совета, — сказал я ему, — как мне вызвать великую богиню Изиду?
— Увы, Аргивинянин, я этого не знаю.
— Тогда уйди, — сказал я.
И я, Фалес Аргивинянин, остался один со своей мудростью. Я углубился в мое прошлое, вспомнил все, что было в великой Атлантиде. Я смело воспарил в высочайшие планы разума. Я дерзновенно брался за все тайны Учения. Я знал, что если я не вызову Богиню, то из этого храма не выйду, как не вышли все те, кто спустился в этот храм до меня, и мне это было известно.
Вся моя мудрость подсказала мне как быть. Смело стал я произносить Великие Тайны Моления, которые звучали в Атлантиде, в храме вечно юной ДЕВЫ-МАТЕРИ.
— Мать Изида, — взывал я, — открой покрывало лица твоего! Я знаю тебя! Я молился тебе в великой Атлантиде! Открой свое покрывало! Я знаю тебя под именем вечно юной ДЕВЫ-МАТЕРИ! Великая Мать, открой покрывало жрецу твоему!
И тихо-тихо из отдаленных уголков храма потянулись серебряные звуки систрума, где-то вверху зазвенели светлые колокольчики, послышалось какое-то далекое пение, и храм начал наполняться голубовато-серебряным туманом, а облака этого тумана сгустились над алтарем. И вспыхнули среди тумана два глаза. Если бы вы, подобно мне, ныне подлетающему к границам Вселенной, видели глубины бездны Хаоса, вы только тогда могли бы составить себе понятие о глубине этих очей. Вот и очертания в клафте, черты небесной красоты. Вот гигантский торс непостижимой прелести линий. А вот и ангельские хоры… Нет, это голос Богини и я слышу:
— Аргивинянин! Велика мудрость твоя! Аргивинянин, велико дерзновение твое! Аргивинянин, велика будет награда твоя! Я пришла к тебе, Аргивинянин. Я пришла к тебе, старый жрец мой, молившийся мне в храмах Атлантиды. Я пришла к тебе, великий светоч Фиванского святилища, ныне как покровительница твоя — Изида! Подойди ближе, Сын мой! Дай я дохну на тебя дыханием моим.
Сильна была душа моя. Я смело подошел к алтарю и преклонил колено. И здесь я получил дыхание Богини-Матери!
— Фалес Аргивинянин! — сказала она мне, — в бесконечности Вселенной являюсь я под многими образами. Но только мудрые, такие, как ты, Фалес Аргивинянин, могут узнать меня в бесконечных проявлениях моих. Я знала, что ты узнаешь меня. Я знала это потому, что когда ты, мудрый, получил первое посвящение, разговаривая в Элладе со светлой дочерью моей, которую вы называете Богиней Афиной Палладой, я и тогда прочла в твоих мыслях, что все это одно, разум, пошедший навстречу Великому Откровению. Я тогда же отметила тебя перстом моим.
Я знала, что и сегодня твоя мудрость останется победительницей. Чем же я вознагражу тебя, великий сын мой? Вижу твой ответ: «Ничем, Великая Мать!» Но я вознагражу тебя словами моими! Странна, необыкновенна будет судьба твоя! Ты будешь человеком, будешь нечеловеком. Могущество твое будет необходимо. Но, Аргивинянин, это могущество тобой будет принесено к ногам моим. Пройдут тысячелетия, пробегут они над головой твоей, и только тогда ты, даже ты, великий в мудрости своей, поймешь то, что я сказала тебе в этом храме.
Богиня подняла чашу, поднесла ее к правой груди своей и из ее груди хлынула струя в чашу. Когда она наполнилась. Богиня подошла ко мне.
— Пей, сын мой! Пей молоко твоей Матери!
И я выпил… Удар грома раздался в груди моей, грохот сотни тысяч космосов пронесся над моей головой, как будто бесконечность. Я падал в бездну, я возносился к завесе огненной. Когда я очнулся, то увидел над собой озабоченное, но ласковое лицо своего учителя Гераклита.
— Встань, сын мой! Встань, новый светоч Фиванского святилища.
Фалес Аргивинянин