шка Гея, древняя Анисья, осколок старого мира.

Кстати заметить, над шеренгой отчетливо виден был гигантский абрис вождя, выложенный из белого камня на склоне Ивановской горы.

Красивая получилась фотография!

К сожалению, Гею достался только один экземпляр, и он тотчас, без колебаний, спрятал его в Красную Папку.

Временами он доставал эту фотографию и долго рассматривал, как бы постигая сокрытый в ней смысл.

Ясное дело, говорил себе Гей, что мы тогда приняли бравый вид не ради бабки Анисьи, которая была где-то вдали, у истоков Гонной Дороги.

Конечно, ради истории. В которой мы, что греха таить, надеялись воссоздать себя если уж не посредством слияния атомов и молекул, то с помощью фоторепродукции Коли Глянцевого.

Часами смотрел Гей на эту фотографию...

Когда Гонная Дорога была рядом с избой Анисьи - к этому он уже привык.

Тут образы слиты воедино.

География местности и ее обитатели, давшие историю этой местности.

Но какое отношение имеет к Гонной Дороге эта плотная шеренга темных костюмов?

Гонная Дорога и творческие работники - тут еще может возникнуть некая смысловая связь как бы чисто художественного значения.

Летописцы эпохи у истоков Гонной Дороги, положившей начало истории замечательного края героики и борьбы.

А вот при чем тут Бээн и его коллеги по ЛПК, составившие костяк в этой сюжетной плотной шеренге?

Видимо, сказал Георгий, при том, что без них Гонная Дорога обрела бы совершенно иной смысл, как это было до революции семнадцатого года, и не было бы в этом замечательном краю ни героики, ни борьбы.

Так что уж кто-кто, но Бээн имел самое прямое отношение к Гонной Дороге.

У него на этой фотографии поэтому и была на редкость выразительная внешность.

Кстати, что больше всего удивило Гея в свое время, когда он познакомился с Бээном, так это полное портретное сходство его с главным персонажем известного романа американца.

Гей даже выписки сделал:

"...глаза несколько сонные и как бы обращенные в себя... мешки под глазами, чуть обрюзглые щеки, мясистые губы; которые, если вглядеться, были пригнаны друг к другу, как пара кирпичей... прядь волос, свисавшая на не очень высокий квадратный лоб".

Что еще можно добавить к этому?

На Бээне был темный, как всегда, костюм со значком на лацкане.

Очень большой костюм.

Потому что и сам Бээн был очень большой.

Именно поэтому Бээн стоял в самом центре шеренги.

Как стержень.

Как ось.

Вокруг которой эта шеренга могла повернуться в любую сторону.

А по краям, значит, стояли его коллеги по ЛПК и заезжие творческие работники.

На фоне Новой Гавани, Гонной Дороги и горы Ивановской, на которой был виден портрет Ленина.

Всех до единого, кто бы ни приехал в замечательный край героики и труда, величали известными учеными.

Неужели с легкой руки Бээна?

Акт гостеприимства. И будто невдомек хозяевам пышных торжеств, что в известных ученых по их милости числились весьма далекие от науки люди.

И эти люди первыми, конечно, проходили по живым цветам, которые во время таких мероприятий - именно так это называется - бросают под ноги заезжим творческим работникам, как это было, например, в Кировабаде.

Гей старался поневоле ступать этим людям след в след, уже на мертвые цветы, чтобы не считать себя убийцей.

* * * * * * * * * *

Может быть, Юрик правду сказал, все началось с войны?

Гей и раньше задавал себе этот вопрос.

Под войной он подразумевал именно то, что и следовало подразумевать.

Человеческие бойни.

Человеческие бойни XX века.

Человеческие бойни высокоразвитой цивилизации.

Человеческие бойни, без которых, выходит, немыслима цивилизация.

До тех пор, по крайней мере, пока возникают гегемонистские амбиции, именно так это называется.

Ибо даже самая маленькая, самая локальная война, объявленная или необъявленная, была бы немыслима, если бы ее не разжигали гегемонисты из стран империализма.

Но если все началось с войны, то с какой же именно?

Войн было слишком много.

И объявленных, и необъявленных.

Кстати, иные из них идут до сих пор.

Во время первой мировой войны был убит дед Гея, казачий офицер.

Это обстоятельство не могло каким-то образом не сказаться на судьбе отца Гея, который, как говорила Анисья, рано отбился от рук.

Во время гражданской войны погиб от пули белогвардейца другой дед Гея, красный партизан.

Это обстоятельство тоже не могло не сказаться на судьбе отца Гея, который во время коллективизации стал комсомольцем, хотя Анисья, его мать, попала под раскулачивание.

Во время второй мировой войны Гей лишился матери.

Тут все предельно ясно.

Не будь войны - уцелела бы и мать.

Да и отец разве не пострадал, теперь как участник еще и второй мировой войны?

Мало того, что война лишила его жены, он был трижды ранен. И одна из ран, в легкое, сказалась уже после войны. Отец умер, когда ему было немногим более пятидесяти.

Такие дела.

Раздался тихий, как бы печальный звон...

В церкви горел свет.

Покой и тишина.

Словно во всем мире была благодать.

Затрубят ли архангелы во время ядерной атаки?

Как ни чудовищно это звучит, но благодаря войне отец Гея получил жилье в Лунинске.

Точнее, благодаря Бээну.

Который потому-то и обратил внимание на отца Гея, что на нем была офицерская форма.