Я прибыл с небольшим опозданием после того, как все отзвонились. Каждый. Никто не знал, что я позвал кого-то еще, кроме него самого. Вышел из такси, предварительно попросив ожидания, и стал медленно спускаться по лестнице, обдумывая все то, что я хочу сказать…

6 января 2014

Человек действительно любит, когда чувствует саму суть другого человека. Тогда любой человек может полюбить, и может полюбить любого другого человека?..

Спокойствие. Каждый элемент на своем месте. Вода, словно ветер, окутывающий странника, проникает в каждую скрытую полость скрученного в шарик листа. Раскрываясь, постепенно, он отдает всю свою силу, без остатка, воде. Дракон на гайвани оживает, и плавно извивается, словно говоря о неистовой силе напитка внутри. Железная Гуань Инь обволакивает полость рта, оставляя после себя металлический привкус. Он постепенно проникает вглубь тела, согревая его, и создавая свою, серого цвета, ауру.

Ударопрочность мозгов за пределом воображения. Мысли, словно осы, пробивают сознание, открывается истина собственной деятельности. После «помывки» и «женитьбы» чудесный напиток чист, и множественными завариваниями отдает всю мудрость каждый лист, при этом умирая, превращаясь в ничто.

Я должен оставаться жестким. Только таким странник может существовать, и выживать в этом мире. Его путь далек и бесконечно разнообразен. Семь вдохов и семь выдохов – путь решения любой задачи и принятия даже самого трудного решения. На пути встречается разное, самое примечательное это люди. С ними нужно быть всегда на чеку. Порой, может показаться, что сворачиваешь с пути и привал где-то в стороне. В действительности, путь прокладываешь ты сам, и никто не подсказчик страннику. Отношения, которые могут возникнуть между странником и людьми – только часть пути, они возникают, длятся и исчезают, превращаясь в ничто, словно лист Железной Гуань Инь.

05 июля 2012 – 14 августа 2012

Уже начались осенние дожди, и листва на деревьях пожухла и, окрасившись в красный и желтый цвета, начала осыпаться на мокрые дороги. Вечер выдался довольно теплый для этого времени года и земля, прогретая, еще греющим днем, солнцем медленно остывала. Теплая вода в лужах к утру испарялась, и превращалась в свежий и прохладный туман по утрам. Утро прохладой через незапертое окно проникло внутрь, и комната озарилась утренним солнцем. В этой небольшой квартиренке на окраине города К. жил и работал корреспондент местной газеты Town News Джон Ньюэйдж. Уже далеко не мальчик, но еще и не закоренелый мужчина, не успевший еще полностью заматереть, Джон выглядел всегда ухоженно и скромно себя вел, где бы он ни находился, и с кем бы ни беседовал. Среднего роста, со светлыми волосами и карими глазами – он не отличался особенной мужской элегантностью и красотой черт лица и фигуры.

Он жил скромно и неприхотливо. В квартире, которую он снимал за небольшую плату, были только холодильник, возраст которого можно было подсчитать по количеству слоев разнообразного рисунка наклеек и самоклеящейся бумаги на нем, плитка – примерно ровесница холодильника и кровать, довольно большая для одного человека и маленькая для двоих. Квартира была небольшая, и едва оставалось свободное место для передвижения по ней, несмотря на скромность хозяйской утвари и быта.

Джон жил один, и никого к себе не водил. С женщинами он скромничал заговаривать, хотя и частенько заглядывал в бар в соседнем доме, пропустить пару стаканчиков после долгого рабочего дня. А уж в том баре, особенно по вечерам, можно было встретить много разного народа, и местного и приезжего из захолустья для ночевки в мотеле на втором этаже бара. Поэтому, из бара даже рано утром можно было услышать чьи-нибудь пьяные крики или бой посуды. Джон не был затворником, но всегда тщательно оценивал про себя происходящее вокруг. Неизвестно даже для него самого как, как-то по привычке примечал разные мелочи во внешнем виде окружающих, выхватывал отрывки звучащих вокруг фраз и складывал предположения о том, откуда приехал или пришел тот или иной сегодняшний гость бара, чем тот занимается и как долго собирается пробыть в городе.

Как таковых друзей у Джона не было, а связь со своими предками окончательно была потеряна, когда тот, отучившись в колледже, уехал искать себя. Жизнь немало покидала его, и последние три года Джон работал корреспондентом в местной газете и был автором нескольких статей о лесных пожарах и каких-то маловажных событиях. Зарабатывал он не много, хватало только на жизнь, а порой и то с трудом. Он не был белоручкой и, в свободное время, когда финансы бесследно иссякали, он не чурался подработать и грузчиком на разгрузке железнодорожных вагонов. В общем, жил как получалось. Работа в газете была интересной, но не перспективной и чтобы как-то наполнить выпуск информацией, ему, как обычно, пришлось сегодня немало побегать и побывать в разных концах города. Так, изрядно устав за день, Джон, по обыкновению, зашел этой ночью в бар в соседнем доме.

Сегодня, на удивление, было не многолюдно и, стряхнув капли с пальто, Джон двинулся к стулу с круглым сидением около барной стойки. Она была выполнена из цельного массива дерева и была настолько длинной, что за раз могла обслужить полтора десятка сидящих за ней человек. Сверху, над ней висели лампы, испускающие мягкий приглушенный желтый свет, который рассеивался, проходя сквозь ряды свисающих бокалов. Присев на стул, Джон опустил лицо в свои ладони, и, словно, вытерев его, опустил руки на стойку.

Перед ним стоял бармен – человек небольшого роста, почти преклонного возраста с абсолютно невозмутимым лицом и не мигающими глазами.

– Виски. С содовой, – сказал Джон, жестом показав двойную порцию. Бармен с таким же невозмутимым лицом исполнил заказ и удалился в другой конец стойки. Дела печальны, думал Джон, рассуждая о скучности местных новостей и о том, что нет действительно достойного дела, о котором можно было бы написать и получить неплохое вознаграждение. Почувствовав за спиной чье-то присутствие, Джон лишь повернул голову, но не смог различить ни обличие неожиданного гостя, ни лица, словно тень промелькнула в другую сторону, и исчезла. Попросив бармена повторить заказ, Джон повернулся полу боком в другую сторону, и увидел человека в темном углу зала. Он был один, в шляпе и черном пальто. Он не был похож ни на местных (город насчитывал едва ли тысяч десять жителей), ни на одного из приезжих.

Трудно сказать, что в тот момент заинтересовало Джона, но тот, залпом выпив второй виски, и расплатившись, двинулся в сторону темного угла зала. Лицо человека разглядеть было трудно во мраке ночи и тусклом свете свисающих ламп. Шляпу тот предпочел не снимать.

– А я вас, кажется, знаю, – сказал человек в углу – вы работаете в местной газете.

– Совершенно верно, – ответил Джон – вы к нам проездом или надолго?

– Пожалуй, проездом. Вы что-нибудь слышали о происшествии, случившемся вчера в соседнем городке N, – спросил незнакомец. Здесь нужно сказать, что этот городок был не так уж и близко. Да и городом его назвать было трудно – так, небольшая деревушка, где живет несколько больших семей. Все приходились друг другу родственниками по той или иной линии. Вообще говоря, родственную связь среди них проследить порой было весьма трудно, но фамилий на всю деревню можно насчитать не больше семи. Каждый клан жил своим очагом на этой болотистой почве, а вместе они представляли собой город N. Далекий, даже скорее глухой, где редко появлялся новый человек, а проезжая по магистрали, чтобы попасть в N, нужно было свернуть с нее и проехать еще порядка двадцати километров через густой лес и мимо болотистых почв. В общем, странный городок, и что только держит людей там.

– Простите, не в курсе. Что за происшествие, что там произошло?

– По слухам, какая-то странная история, в которой погибли три человека – семья с маленьким ребенком.