Командирам русской, башкирской и черемисской сотен (С. Варенцову, Е. Азбаеву, О. Оскину) Белобородов, как «атаман и главный полковник», а также «полковой писарь» П. Гусев, «повытчик» М. Негодяев вручили за своими подписями «Наставление» — командиры и рядовые обязывались соблюдать строгую дисциплину, проявлять послушание, «единодушное усердие» «к службе его императорского величества». Командирам приказывалось строго наказывать нарушителей дисциплины. Сами они должны быть преданными делу восстания, «верными рабами», а не «льстецами, кои только одним видом и обмаством свои заслуги оказывают», опытными, храбрыми, решительными, «ибо армия всегда одним доброго распоряжения человеком против неприятеля одобрена бывает». В канцелярии у Белобородова составлялись и другие наставления, указы, ордера, билеты.
Из штаба, сложившегося при Белобородове, в конце января послали делегацию из 10 человек (пять заводских работников, один пленный «казак», четыре татарина) к Пугачеву. Они вручили ему рапорт от «главного полковника». А «император» прислал с ними указ о назначении Белобородова полковником.
Заводы Среднего Урала стали основной базой снабжения для Белобородова. Оттуда получал он вооружение и боеприпасы, продовольствие и фураж. На некоторых заводах изготовлялось оружие для повстанцев.
В действиях войска Белобородова можно тоже отметить черты, элементы организованности и сознательности — стремление наладить дисциплину, единоначалие, взаимосвязь с другими отрядами, центрами. Но этого явно не хватало, как и решительности, например, в осаде Екатеринбурга.
Западнее этого района, в Пермском крае, главные события развернулись вокруг Красноуфимска, Кунгура, Осы и Сарапула. Манифесты «государя-императора Петра III», «графа Чернышева», обещавшие вольность, будоражили воображение, вселяли надежды. Крестьяне требовали свободы, ссылаясь на пожалования законного «государя», ждали прибытия «самого Петра Федоровича». Местные башкиры признали «Петра III», послали свой отряд, который 14 декабря пришел к Зарубину. В Чесноковке пугачевский полковник Иван Васильевич Губанов дал им манифест Пугачева, «царские указы» и послал обратно в Пермский край, чтобы привести к присяге «Петру III» местные заводы, города Кунгур и Соликамск. Башкирские предводители получили звания «походных старшин», «наставления», «билеты», которые уполномочивали их действовать в Пермском крае, причем запрещали им во избежание «царского гнева» притеснять местное население.
В Осинской волости, на реке Каме, местные староста, писарь, русские крестьяне, башкиры, солдаты и другие энергично вели агитацию от имени «Петра Федоровича». В разных местах агитаторы обещали местным жителям:
— Будет народу облегчение в зборе подушных денег и рекрут, равно ж в соляной и винной продаже уменьшение.
— Народу будет облехчение такое, что подушных денег и рекруцкого набора через 7 или 12 лет… с народа собиратца не будет, и будет всем вольность.
— Партикулярных (частных. — В. Б.), кроме казенных, заводов быть не должно (так говорил осинский протопоп заводским людям, крестьянам села Гамицы).
— Идет государь Петр III и с ним много казаков для приклонения в ево подданство… За оным государем подушная уменьшитца и не будет собиратца по 3 году. А заводы все постановятца, и вы работать не станете, и будет вам вольность. Соль будет дешевле — по двенадцати копеек пуд, вино горячее по одному рублю ведро (И. Тарасов и С. Кухтин, крестьяне села Горы, на рынке Аннинского казенного завода).
— От государя приказано господ пожитки обирать, а в домы крестьянские не вступать и вашего имения ничего не брать, а заводы все запечатать (посланцы башкирского предводителя Абдея Абдулова на Рождественском заводе П. Демидова).
— А вы, мужики, на господина не работайте до указу и будьте послушны одному государю. А в противном случае всех вас вызжем и вырубим.
Как видно, в этих обещаниях, разговорах, по-разному подчас, но в целом хорошо отразились народные стремления к вольности, облегчению подушных сборов и рекрутских наборов, отмене ненавистных заводских работ. И все эти льготы связывались с именем законного «государя Петра III», его пожалованиями. Подобные мысли и надежды, взгляды и требования характерны для всех угнетенных той поры. Интересно, что нерусские люди этих мест (башкиры, татары) полагали, что начавшееся восстание — это «приподнятие российского знамя». Агитаторы из Осы убеждали население Кунгурского уезда, что «башкирский полковник» действует под «российским знаменем».
Села и заводы вокруг Осы присягнули добровольно «Петру III». А в конце декабря в город вступили повстанцы полковников Абдея Абдулова, Батыркая Иткинова и др. «во многолюдстве». Повстанческую власть осуществляла местная земская изба. В «наставлении» от Б. Иткинова ей ставились задачи — контролировать дорогу на Казань; держать в послушании «обывателей»; продавать вино и соль; доход хранить как собственность «государя»; обо всем рапортовать «в армию» «через три дни неотменно с нарочиопосланными»; «никому напрасно обид и притеснения не чинить, опасаясь неизбежного его императорского величества гнева». Для сбора людей в «походное войско», его снабжения, вооружения избрали походных атамана и есаула.
Такие же органы власти появились во всем Куигурском уезде. Население обязали «оберегать всем всяк свою волость». Повстанческие отряды, смешанные по составу, перехватывали правительственную почту, вступали в борьбу с карательными командами. Большое войско восставших (несколько тысяч человек) осаждало в начале 1774 года Кунгур. Здесь действовали пугачевские полковники Батыркай Иткииов, Канзафар Усаев, Салават Юлаев, Иван Кузнецов, сотник Гаврила Ситников. Людей и коней, провиант и фураж поставляли им окрестные заводы, перешедшие под знамена Пугачева. Важно, что в этих местах национальные и религиозные противоречия отсутствовали или, по крайней мере, сказывались в наименьшей степени. Осинский протопоп Попов ездил в составе делегации к башкирскому полковнику Абдею Абдулову, убеждал русских крестьян и заводских работников действовать вместе с башкирами. А Плотников, священник села Горы, вел службу в русской церкви по указанию «стоящего в том селе предводителя башкирца Адигута Тимисева», «на ектеньях» провозглашал торжественную хвалу «Петру Федоровичу».
В начале января, четвертого, пятого, девятого, повстанцы трижды приступали к Кунгуру, но орудийным огнем их штурмы отбили. Они понесли большие потери, но сами нанесли урон осажденным. В частности, 4 января разгромили отряд (около 50 человек) поручика Степана Посохова, деда П.И. Чайковского по матери, сделавшего вылазку из города, — небольшой отряд пугачевцев отступал пять верст, а в это время многие конники, скрывавшиеся в кустах, вырвались из засады, «путь пресекли» и «покололи» противника, некоторых захватили в плен. Но все-таки осада не дала результатов — повстанцы ушли из-под Кунгура.
К юго-востоку от него они захватили в январе город Красноуфимск. Здесь действовал Салават Юлаев. Он тоже составлял наставления казачьей избе — органу местного управления. Старался предотвратить «обиды» населению, призывал соблюдать «вседолжный порядок», подчиняться выборным командирам. Проезд «к высокомонаргаескому лицу и его высокографскому сиятельству» (к Пугачеву в Берду и Зарубину в Чесноковку) разрешался только с согласия С. Юлаева, который выдавал соответствующие «билеты», как «армии Его императорского величества полковник».
Войско С. Юлаева и Ильчигула Иткулова выходит из Красноуфимска к Кунгуру. Недалеко от города оно соединилось с отрядами К. Усаева и Ивана Герасимовича Васева. Вскоре, 19 января, под Кунгур прибыл Иван Кузнецов, помощник Зарубина. Назначенный им для «набора казатского росийского войска» Гаврила Ситников, руководствуясь его «наставлением», хорошо организовал дело. К концу января под Кунгуром собралось 3,4 тысячи повстанцев — «большая половина башкирцев, а продчия — Красноуфимской крепости казаки и кунгурские крестьяне». 23 января с двух сторон отряды Кузнецова и Юлаева пошли на штурм — стреляли из пушек, ружей, луков, пытались ворваться в город, но безуспешно. В ходе боя маневрировали, переставляя орудия с одного места на другое. Салавата тяжело ранило, и его увезли. Кузнецов уехал 28 января в Чесноковку. Командиры, оставшиеся вместо них, организовать как следует осаду не сумели и вскоре за это поплатились.
