- Из колхоза Кирова?
- Никто не поднялся, несмотря на то что в ожидании было сделано два круга... Это над колхозом-то Кирова!.. Пошел на цель без прикрытия.
- Почему не поднялись истребители? Причина?
- Причину будем выяснять.
- Представьте рапорт на мое имя!
- Слушаюсь. Рапорт будет, а Лычкина нет. Лычкина "мессера" срезали.
- Ясно видели?
- Да.
- Где лупоглазый, что покусился на Баранова? - прорвался, молнией сверкнул вопрос, давно томивший Раздаева. Егошин знал, как отвечать.
- Сержант Гранищев на боевом задании, - сказал он.
- Ка-а-ком задании? Ваш полк, майор, сидит в данный момент на земле!
- Сержант наказан моею властью, наносит штурмовой удар по хутору Липоголовский в составе братского полка...
- А братский полк что - штрафная эскадрилья?
- Сержант выделен мною на усиление группы по просьбе командира братского полка, поскольку в районе хутора Липоголовский, как вам известно, скопление до семидесяти танков противника.
- Состав группы?
- Три самолета.
- Сержанта дали на подставу?
- Для усиления, - возразил Егошин.
Все сказанное им было правдой - кроме того, что Гранищев вернулся с маршрута из-за неисправности мотора и в любой момент - Егошин это знал - мог появиться на КП с докладом...
- Прикрытие из Дмитровки?
- Не уточнял...
- Истребителям приказано скрести по сусекам и выставить на завтра все!
"Женщин, присланных под Сталинград, тоже", - переводя дух, Егошин не испытывал облегчения.
Один девичий голосок - с отчаянием, заставившим дрогнуть его закаленную душу, - уже проверещал в эфире: "Ишачок", "ишачок", прикрой хвостик!" - "А поцеловать дашь?" - прогудел в ответ находчивый басок. "Дам, дам!.."
- Нашу группу прикрывает Баранов, - уведомил Егошина полковник. Его лицо впервые с момента появления на КП смягчилось, посветлело. - Карташев в строю?
- Вчера на последнем заходе, под вечер, уже развернулись домой - зенитка вдребезги разнесла его приборную доску... Летчика свезли в госпиталь на телеге.
- Карташева?
- Да. Комиссар его навестил... Вдвоем летали. Комиссар, можно сказать, на руках вынес Карташева из кабины. Пострадал Николай Карташев. "Где мой глаз, плачет, - где мой глаз?.."
- Машина будет восстановлена? - утвердительно спросил Раздаев.
- Пилотажные приборы поставим, а моторные заменять нечем...
- Самолет задействовать! Посадить опытного летчика, который не заворачивает с маршрута домой при отказе термометра воды, а контролирует двигатель на слух, берет его ухом, понятно?
"Лычкина нет, Карташева нет... Еще одна возможная кандидатура - капитан Авдыш. Но Авдыш, - обдумывал положение полковник, - разбил самолет". Докладная по делу Авдыша представлена ему на трех страницах рукописного текста. Развернуто даны выступления членов партбюро, обсуждавших проступок капитана.
"Если бы Авдыш был в душе коммунистом, - прочел Раздаев в докладной, - то не отнесся бы к взлету столь халатно". Далее: "Скрывает свои качества летчика, чтобы не летать на задания..." "Всегда задумчив из-за спасения собственной шкуры..." "Взлет Авдыша считаю трусостью, несовместимой с пребыванием в рядах ВКП(б)". "Капитан Авдыш признает себя виновным, просит оставить его в партии..."
Ведущего на Тингуту нет, с Авдышем надо решать...
Майор Егошин, стоя перед Раздаевым, с неослабевающим вниманием следил за тем, как обеспечит полковник согласованность действий "Группы No 5". Тингута требовала изменить направление удара - с запада на юг. Маневр в тактическом отношении не труден, сомнения вызывала его оправданность. В конечном счете что даст Тингута?
Сколько людей потеряно под Манойлином, а положение не улучшилось. Под Верхне-Бузиновкой, прослывшей было "немецким котлом", полегли лучшие экипажи, но и здесь отрадных перемен не произошло. Угроза городу возрастает, а полки перенацеливаются против тех же танков, но в еще большем количестве, с еще большим ожесточением рвущихся к Сталинграду из района Тингуты...
Когда отступать некуда, надо идти напролом; командарм Хрюкин, прижатый к Волге, понимая это, поступил умнее: выдвинутая им идея массированного удара кроме чисто военной целесообразности обладает достоинством, которое сейчас же угадывают, распознают, находят в ней - Егошин замечает это по себе - защитники родной земли, родного неба: она взывает к коллективистским чувствам, к единению бойцов. "При единении и малое растет, при раздоре и величайшее распадается". Поднимаясь против Тингуты, летчики-штурмовики знают, что все истребители, какие есть в армии, поддержат, прикроют их с воздуха, что все бомбардировщики, стянутые к Сталинграду, подкрепят, разовьют их удары... В создании взаимодействия - гвоздь вопроса.
Как раз эта сторона дела, обеспечение единства, согласованности, не давалась Раздаеву, ускользала от него. "Как та квочка", - вспомнил майор хутор Манойлин: ранним утром комдив в галифе на босу ногу, в распахнутой на груди нижней рубахе устремился, раскинув руки, за бившей крылами пеструшкой. Егошин входил в калитку, куда неслась ополоумевшая птица, и столкнулся с Федором Тарасовичем, охваченным азартом плотоядной погони... Вид беспомощного, ловящего воздух полковника не выходил у Егошина из головы...
- Что, инженер? - обратился Раздаев к вошедшему военинженеру третьего ранга.
- Четырнадцать! - сказал молодой, с орлиным носом и впалыми щеками инженер. За полтора суток в двух дивизиях удалось подготовить четырнадцать машин. Инженер вложил в свой ответ чувства человека, сделавшего все, что было в его силах. Выпускник академии, твердых навыков армейского общения, однако, не получивший, поскольку в академию угодил с пятого курса МАИ, инженер, видя, что его слова не производят желанного впечатления, совершенно на штатский лад дополнил свой ответ жестом, показав полковнику две раскинутые пятерни и четыре пальца - отдельно.
- Поворачиваться надо, - проговорил в ответ Раздаев, перекладывая шлемофон с одного края стола на другой и придавливая его ладонью. - Живей поворачиваться, - повторил он, возвращая шлемофон обратно, но не кладя, а словно бы не зная, где его место, продолжая держать на весу. Отключившись от Манойлина, с трудом настроившись на Тингуту, надеясь в душе, что после всех принятых мер и усилий круглосуточно работавших людей "Группа No 5" обретет достаточную численную мощь, Федор Тарасович наконец услыхал, во что вылились общие труды, чем он фактически располагает: рассчитывая получить по меньшей мере 25 единиц, он имел в строю всего четырнадцать...
