Внезапное вторжение японских войск 31 июля 1938 года на нашу территорию в районе озера Хасан не застало Тихоокеанский флот врасплох. Флот своевременно и быстро перешел на повышенную боевую готовность. Подводные лодки развернулись в назначенных позициях для прикрытия левого фланга наших войск, корабли 7-й морской бригады, которой в то время командовал капитан 3 ранга С. Г. Горшков, стали нести дозорную службу, оказывать огневое содействие войскам. Надводные корабли нашего соединения обеспечивали снабжение войск боеприпасами, перебрасывали боевую технику и эвакуировали раненых во Владивосток. Работники Главного военного госпиталя, как и вся медицинская служба, возглавляемая очень толковым организатором и прекрасным медиком Бабкиным, отлично справлялись с возложенными на них задачами.

Минные заградители на протяжении всего времени (с 31 июля по 11 августа) стояли на рейде бухты Новик в готовности к немедленному выходу для постановки минных заграждений.

На второй или на третий день с момента начала хасанских событий меня срочно вызвали в оперативный отдел штаба флота. Клевенский рассказал мне, что в результате большой воды (прошли дожди) многие частя оказались на образовавшихся островах отрезанными от суши, без всяких средств сообщения. Армейское командование просило флот помочь. Присланные с флота корабельные разъездные катера хоть имели небольшую осадку, но во многих местах из-за малых глубин пробиться к сухопутным частям все же не могли.

— Что будем делать, товарищ капитан 3 ранга, комбриг минной силы? — обратился ко мне Клевенский.

— Каналы надо рыть, вот что делать.

— Эта мысль и вам, в штабе, приходила в голову, но чем и как скоро можно их прорыть?! Как тебе известно, никакой подходящей техники на флоте нет, а помощь требуется немедленная, ибо людей надо кормить, снабжать боеприпасами и вывозить раненых.

— Может, нам попробовать произвести взрыв большой мощности на вынос грунта? Взрывать можно бракованными минами и подрывными патронами. Расставить их на нужные интервалы и взорвать электрозапалами. Иного ничего не придумаешь. Выполнение этой задачи предлагаю возложить на флагманского минера бригады Романовского, выделив в его распоряжение корабельные подрывные партии.

— Постой-постой, а тут что-то вырисовывается. Насчет мин — это нереально. Нам стокилограммовые заряды не нужны, с такими шариками возиться трудно. Сейчас я уточню, сколько у нас подрывных патронов. Кроме того, армейские саперные части имеют толовые подрывные шашки, наверное, в большем количестве, чем мы на флоте.

Клевенский получил необходимые данные, и мы вместе с ним доложили наши соображения начальнику штаба флота капитану 1 ранга Богденко. Он их одобрил, а командующий флотом, которому мы докладывали вместе с начальником штаба флота, утвердил.

Подрывные партии во главе с флагманским минером Романовским и необходимая взрывчатка были срочно доставлены в Посьет. Дело свое подрывники сделали, с задачей справились.

Хасанские события явились боевой проверкой сил армии и флота. Японцы потерпели поражение. Ход событий послужил поводом для многих размышлений и умозаключений, позволил увидеть и наши погрешности, устранением которых нам и предстояло заняться.

С поступлением в нашу бригаду новых тральщиков мы получили возможность всерьез приступить к отработке траления, особенно в условиях плохой видимости. Если для точного траления тральные буи, вешки, обозначавшие границы трального галса, имели аккумуляторные огни, то для траления в условиях тумана никаких приспособлений не было, так же как не было и приборов, позволяющих тральщикам с необходимой точностью определять в море каждый тральный галс. Обычная проводка кораблей за тралами в условиях дня или ночи, хотя была и непроста, но возможна, так как мы видели всю ширину протраленной полосы. А как быть, если с апреля по конец августа стоят непроглядные туманы? Как обеспечить безопасность курса корабля, проводимого за тралами? Именно над этим мы и бились, особенно в 1937–1939 годах, в упорном, тяжелом труде на море ища способы и средства для выполнения этой оказавшейся чрезвычайно трудной задачи. Чем больше мы трудились в море, тем быстрее приобретали навыки траления в сжатых по интервалу строях, когда сзади идущий тральщик шел чуть ли не впритык к тральным буям впереди идущего. И все-таки тральщики были «ахиллесовой пятой» нашего соединения, да и всего флота тоже: их было слишком мало — полтора десятка, — чтобы справиться со всеми возможными в условиях военного времени задачами. В целом же наша бригада выросла. В ее составе теперь уже было семь заградителей, вполне подготовленных для действий в любых условиях.

В начале 1939 года командующего флотом Н. Г. Кузнецова вызвали в Москву. Мы чувствовали, что это неспроста.

В один из апрельских дней ко мне в каюту вошел начальник политотдела бригады Степанов и сообщил, что Николай Герасимович Кузнецов назначен наркомом Военно-Морского Флота. Вместо него еще в марте в командование флотом вступил флагман флота 2 ранга И. С. Юмашев.

Вскоре после этого стало известно, что на флот прибудет член Политбюро, секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов вместе с Кузнецовым и Юмашевым. Нас, командиров соединений, известили, что будет собран флотский актив.

Степанов настойчиво советовал мне выступить на этом активе, рассказать о том, что нас волнует. Я так и сделал. Увлекшись, подробно доложил свои расчеты по всем районам Тихоокеанского театра, где придется осуществлять проводку подводных лодок, надводных кораблей и транспортов за тралами, вести контрольное траление. Заканчивая свое выступление, доложил, что для обеспечения боевой деятельности флоту потребуется современных тральщиков типа БТЩ в несколько раз больше, чем он имеет сейчас. Когда я возвратился на свое место, Степанов шепнул мне:

— Ничего себе выступление, больше тридцати минут говорил. Разве так можно? Наверняка все дело испортил.

Но что бы там ни было, я сказал то, что наболело па душе.

Представив всему активу И. С. Юмашева, А. А. Жданов выступил перед нами с небольшой речью. Он особо остановился на военно-политической обстановке, требующей еще большей бдительности, постоянной боевой готовности Дальневосточной армии и Тихоокеанского флота.

Вступив в командование флотом, флагман флота 2 ранга И. С. Юмашев неоднократно вызывал меня к себе, и мы вместе с ним — либо на катере, либо на машине — объехали почти весь залив Петра Великого, кроме архипелага и островов Римского-Корсакова. В пути Иван Степанович требовал от меня самых подробных объяснений. Мне нравилось, что новый командующий сразу же знакомится с командирами, с жадностью познает новый для него морской театр, внимательно выслушивает мнение других, не торопясь отвергнуть его или согласиться. Но мне было не совсем понятно, почему именно от меня он требует такого досконального знания района. Все прояснилось месяца через два, когда командующий вызвал меня к себе вместе с начальником штаба бригады Михайловым. Юмашев сообщил о моем назначении командиром Охраны водного района главной базы флота. Для меня это было полной неожиданностью. Видя мое недоумение, Юмашев с веселыми искорками в глазах заметил:

— Что, не ожидал? Говорят, неожиданность действует ошеломляюще. Ну ничего, привыкай. ОВР у нас усиливается, в его состав включаются помимо тральщиков и — малых охотников (МО) береговые батареи от малого до среднего калибра. Командиру ОВРа оперативно подчиняются эскадрилья самолетов-разведчиков, малые подводные лодки, развернутые на ближайших подступах к заливу. Командир ОВРа организует взаимодействие сил береговой обороны, торпедных катеров, авиации при прорыве противника через минные заграждения. Командовать такими силами — и честь большая, и ответственность тоже. Минные заградители объединяются в бригаду заграждения, подчиненную командующему флотом. Командиром ее назначен капитан 3 ранга Михайлов, твой начальник штаба, теперь уже бывший. Дела он все знает, поэтому даю вам на сдачу и прием два дня. В среду, после того как примешь овровские дела, зайдешь ко мне, товарищ Андреев, потолкуем поподробнее.