Не доезжая до аила, Борлай развернул коня и скоро был возле Техтиека.
- Ну?
- Никого нет. Сестра Анчи у огня одна сидит.
- Поехали!
Глава десятая
ЧЕТ ЧАЛПАН
Много видел перевалов Яшканчи, но через такой высокий и красивый кочевал впервые... Когда-то, очень давно, Яшканчи был в этих местах, но шел снизу, а не сверху, как сейчас. И все-таки узнавал: хребет Ламах, по другую сторону от него - гряда Ян-Озека. Там тоже, кажется, есть перевал, через который тогда отец уводил отару...
Долина Теренг лежит как бы в котле. Она усыпана могильниками, осыпями и сбросами камней, изрисована проплешинами солончаков и большими кусками зеленого ковра травы... Две-три отары во всей долине потерялись, как горсть ячменя, брошенная на прибрежный песок... Нет Оинчы не обманул его!
С уступа на уступ спускал вниз свой небольшой караван Яшканчи. Каждый уступ - каменное плато, на котором можно разбить не только аил, но и оборудовать жертвенник для коня, чтобы задобрить Эрлика. С этих уступов летели вниз ручьи, разбиваясь на мелкие брызги, и потому казалось, что в долине всегда идет дождь при ярком солнце... Хорошее место!
Повеселели овцы, предчувствуя сытую и вольготную жизнь на новом яйлю; принюхивались к запахам быки и коровы, широко раздувая мокрые ноздри; присматривались и стригли ушами кони. Повеселел даже Кайонок, хотя и оказался этот последний кочюш необычно тяжелым. Пожалуй, если все сложится благополучно в новой долине, то можно и перезимовать...
Спустившись с последнего уступа вниз, Яшканчи откочевал на два ружейных выстрела от перевала и остановился неподалеку от дикого нагромождения камней, между которыми бился, клокотал, исходя пеной и брызгами, чистый прозрачный ручей, в нем купалось солнце, поднимая над камнями цветистую радугу.
- Хорошее место, Адымаш? - спросил он у жены.
- Не верю я в хорошие места больше, - вздохнула та. - За лето третий раз с тобой кочуем, а где на зимовку станем - и сами не знаем еще...
Яшканчи был согласен с женой, но решать ему, а не ей!
- Здесь и станем. Чего еще искать?
Яшканчи закреплял последнюю решетку, когда из-за поворота тропы, ведущей в глубь долины, показался верховой в голубой монгольской куртке, казахском малахае с тремя отворотами и тупоносых тувинских сапогах. Поздоровавшись кивком головы, верховой остановился, спешился, подошел к новоселу с протянутыми руками и пожеланиями счастья на новом месте. Потом назвал свое имя:
- Чегат. Из рода майманов.
- Мы - родственники!
Яшканчи крепко стиснул широкую огрубевшую от мозолей и грязи сначала одну, а потом и другую руку соседа, заглянул в глаза:
- В Кырлыке живешь?
- Жил в Онгудае. Второй год здесь живу, в Терен-Кообы.
- Как трава?
Чегат развел руками широко, как и улыбнулся:
- Дождь есть - трава есть, дождя нет - выгорает.
- Как везде, - нахмурился Яшканчи. - Вечнозеленых яйлю нигде нет. Разве что там, на небе!
- Там тоже нет! - рассмеялся Чегат. - Вечнозеленых пастбищ нигде нет, ты прав... А по небу только овцы Ульгеня ходят - тучи.
Вдвоем с Чегатом они быстро закрыли юрту, расставили утварь по своим местам, набили трубки, задымили. Дело пастушье - трудное, и два пастуха всегда найдут о чем поговорить, подумать и посоветоваться. Особенно, если и аилы их рядом, и по одним травам стада ходят, и одни беды идут по пятам...
Трудным лето оказалось и для Чегата: половину молодняка потерял, мать-старуху отправил на вечный отдых, последние деньги спустил на поминки. Два года пытается поправить дела, и два года ничего не получается. Может, к этой осени как-то сведет концы с концами?
Поздно ушел первый гость, от всех угощений отказавшись и слушая только новости. Хозяин проводил его до границ пастбища, на обратном пути осмотрел его, траву пощупал, остался доволен. Если зимой в долине не будет глубокого снега, можно до кандычного месяца* пасти скот, не запасаясь травой впрок, как это делают теперь не только русские, но и некоторые алтайцы. Не понимал их Яшканчи! Живая трава - жир, молоко, мясо, живые, вкусные, а что может дать мертвая трава? Только скот уберечь от голода?
* Кандычный месяц, или месяц первых цветов - май.
Вернулся к очагу довольным:
- Много травы, жена. Густая! Жить можно... Медленно и лениво полз вверх дым, закручиваясь у выхода в белую спираль, в которой весело плясали звезды. Примета снова была доброй, только перестал Яшканчи верить в приметы! Вот траву видел сам, щупал ее, на вкус пробовал - знает, а дым и звезды сказка! Если верить ей, то звезды - это богатыри, откочевавшие на небо и подающие оттуда свои советы тем богатырям, что спят на земле, превратившись в горы. И этот их разговор может подслушать человек и повернуть себе на пользу... Одна беда - язык их неслышим, и не всякий смертный его поймет, если даже и услышит! Хитрая сказка.
- Завтра в Кырлык съезжу, - решил Яшканчи, - поговорю со стариками, совета попрошу. Да и Чета Чалпана надо разыскать, передать ему привет от Оинчы...
Адымаш не отозвалась - она уже крепко спала.
Кырлык - это горстка разбросанных как попало чадыров и аилов, два-три деревянных домика с плоскими крышами, над которыми торчали длинные и кривые трубы, слепленные из глины и мелких камней, разбитых казанов и дырявых ведер. Позади некоторых жилищ тянулись полоски ячменя и табака. Но в Кырлыке жил свой кам, что уже само по себе давало этому стойбищу вес не только у алтайцев, но и у русских, которые называли его деревней.
Новый человек здесь-событие. Лишь стоило Яшканчи появиться у первого аила, как к нему устремилась ватага ребятни и свора собак, следом за которыми вышагивали строгие старики с узловатыми палками в руках. Яшканчи спешился, повел коня в поводу, заранее вытянув руку, которую торжественно и с готовыми приветами на сухих губах сразу двумя руками начали пожимать те, кому по старшинству положено приветствовать гостя.
- Какие новости в горах?
- Как орусы свою дорогу строят и зачем она Алтаю?
- Почему бы ту дорогу через Кырлык на Карагай не пустить?
- А правда ли, что на той дороге можно денег на целую отару заработать и сразу стать богатым?
Удовлетворив первый пласт любопытства, Яшканчи начал отвечать на второй его пласт - более тяжелый.
