Его внимание давно уже приковал зеленовато-голубой столбик дыма, упиравшийся в низко нависшие тучи и расползающийся по ним во все стороны.
- Грязно плавят,-сказал он мрачно, останавливая коня и поворачиваясь в седле. - Слишком много меди подпускают в золото. Белый Бурхан будет недоволен!
Жамц усмехнулся: не иначе как проделки Оинчы! Потому и уехал, опередив их на целых два дня, если не пережидал, как они, непогоду... Никак не может пережить, что у него нет теперь золота!.. Сам добавил медь или сделал это по уговору с плавильщиками, которые от лишнего металла тоже не откажутся?..
Теперь-то бурхан определенно знал, что и как спросить с бывшего кама! Ведь перечисляя основные виды оружия Шамбалы, на третье место Белый Бурхан ставил золото!.. После слова и мысли!..
Оступился конь, скользнув копытами по голому камню, едва не уронив всадника. Этого еще Жамцу не хватало - на пятый день трудного пути расколоть череп на чужих и холодных камнях!
- Можно идти осторожнее? - прошипел он в спину Димана.-Или это поганое золото тебе дороже моей жизни - жизни бурхана?
Диман рывком оставил седло, взял коня Жамца за повод, сказал виновато и тихо:
- Простите меня, бурхан. Я поведу вашего коня.
- Если близко - не надо, если еще далеко - сам сойду с коня!
- Уже рядом, бурхан.
Может, и впрямь было близко, но каменные террасы все уходили и уходили на самое дно ущелья, пока не вытянулись широкой каменной дорогой, лишенной снега и растительности, не повели вокруг горы к пылающим огнями пещерам...
В одной из них Жамц нашел Оинчы, с охотой отпустил мастера-проводника, которому не терпелось поболтать с друзьями.
Оинчы встретил Жамца спокойно, но в глубине его усталых воспаленных глаз притаились обида и недоумение. Это несколько смутило Жамца.
- Почему вы так торопились, Оинчы, что не стали меня ждать?
- Тревога погнала в дорогу раньше вас, бурхан!-он замялся. - Надо было кое-что изменить, исправить до вашего приезда, но я не успел... Мастера сказали, что есть определенный порядок работы, который быстро поменять нельзя.
- К примеру, изменить соотношение меди и золота?.. Я уже все знаю! Вы нарушили приказ, Оинчы.
- Я посоветовал мастерам добавлять побольше меди до того, как Белый Бурхан сказал о чистоте золота, из которого мы будем чеканить идамы... За эти два дня мне удалось заменить медь серебром, но часть металла все равно уже испорчена, и его надо плавить заново, очищая от меди...
- Хорошо,-поморщился Жамц,-ведите меня к мастерам!
- Может, сначала посмотрите пробную чеканку монет, бурхан?
Оинчы нырнул в мастерскую, вывел высокого белоголового парня с обожженным лицом. Удивленно посмотрев на белые одежды гостя, он простодушно улыбнулся и протянул широкую черную ладонь:
- Яим. - И хотя гость не подал ответной руки, не обиделся. - Идите за мной!
Они вошли в другую мастерскую. Она была не пробита в скале, как плавильни, а выложена из больших грубо отесанных камней. Грохот молотов по наковальням не смутил Жамца - в его мастерских при дацане грохот бывал не меньше. Яим подвел их к одному из рабочих столов, подал две монеты. Одна была красной и более легкой по весу, чем вторая - желтая.
- Сколько меди в этой и сколько в другой? - спросил Жамц сухо.
- Первая плавка шла в пять фунтов на пуд. Во вторую медь почти не добавляли, но добавляли фунт серебра на пуд золота.
- Медные монеты чеканить больше не надо! Яим вздохнул, осуждающе посмотрел на Оинчы:
- Заказ был дан летом. А сейчас мы уже почти закончили работу.
- Придется переделать! Все монеты должны быть одинаковы по содержанию золота! Никаких примесей, кроме серебра!
Парень удивленно уставился на Жамца:
- Для итого нам надо еще три пуда золота!
- Золото будет. Идите, Яим.
И тотчас круто повернулся к Оинчы, бледному как снег.
- Три пуда золота, Оинчы, ты должен вернуть мастерам.
- Я не брал золота! Я хотел, чтобы монет было больше, бурхан! К тому же золото при плавке выгорает и... Жамц усмехнулся:
- Может, будем чеканить идамы вообще из глины? Оинчы сделал шаг, отступая от Жамца, глаза которого прожигали его насквозь.
- Я отдал все свое золото, и его вывез Техтиек!
- А кто вывез три пуда золота отсюда?
Бурхан снова надвинулся на Оинчы. Тот еще отступил на шаг и встал на самом краю бома. Жамц молчал и смотрел на бывшего кама холодно и спокойно. Оинчы закрыл глаза. Он понял, что гнев бурхана прошел и тот принял решение...
- Кто тебе помогал, Оинчы? Назови имя. Ноги старика дрогнули. Он покачнулся и стремительно полетел вниз, но его душераздирающий вопль оборвался быстрее, чем Жамц ожидал - разлом в горах, сделанный рекой, здесь был очень глубоким. Что-то остановило падение бывшего кама и сократило его нелепую жизнь. Прибежал запыхавшийся и взволнованный Диман:
- Мастера недовольны, бурхан! Яим сказал, что вы приказали переплавить все отчеканенные монеты заново!
- Монеты Оинчы нам не нужны... Вызывайте выстрелом Азулая! Я отправлю его за золотом.
Кураган пел перед гостями по их просьбе. Но пел не то, что хотела душа, а старинные черчеки о солнечных книгах, которые погубил сильный дождь. Их намокшие листы слиплись и никто теперь не может раскрыть эти книги и прочитать их божественные знаки, несущие людям правду. Такие же знаки есть на скале Кок-Кан, других скалах-бичекту Катуни, но люди забыли, о чем они говорят. Только самые мудрые могут их понять, но и мудрых людей в горах становится все меньше - их убивают голод и стражники, их имена умирают в памяти родственников, их кости растаскиваются черными птицами смерти... Потому и нет правды в горах Алтая, что из них ушла мудрость, погубленная глупыми людьми...
Ыныбас, Чочуш и Техтиек слушали кайчи молча, не обращая внимания на его хриплый голос. Кураган где-то простудился, да это и не мудрено - погода в последние дни менялась постоянно.
Кайчи закончил свою грустную песню и начал гулко кашлять в кулак, хрипя всей грудью и поматывая головой. Отец молча подал ему пиалу с горячим чаем.
Чочуш потянулся к топшуру Курагана:
- Можно, кайчи, теперь я спою свою песню для тебя?
Кураган рассеянно кивнул, потом удивленно уставился на гостя. Ыныбас и Техтиек переглянулись: не поторопился ли Чочуш?
