— Это всего лишь теория, — пожала плечами Джилл. — После миллиарда лет что за следы могли остаться? Я вам могу дать что-нибудь почитать о том, что нашли археологи на Таммузе. Увлекательное чтение, хотя и серьезное. — Она снова увлеклась. — Мысля нашими категориями, естественно предположить, что таммузианцы создали межпланетный транспорт и попытались колонизировать Иштар. Не все перебрались, конечно, это было бы невозможно, и кто может знать, какие эпопеи разыгрывались на планете-матери, когда её солнце сжигало её дотла. Мы предполагаем, что они надеялись спасти немногих, которые могли бы возродить расу.

— Давайте посмотрим, правильно ли я понимаю, — вставил Дежерин. Поскольку на Иштар уже существовала жизнь с несовместимой биохимией, они стерилизовали целый район и заселили его жизнью своего типа. Это потребовало слишком больших усилий, либо же пространство выживания оказалось слишком узким. Как бы там ни было, а колонисты вымерли, как и привезенные ими растения и животные. Выжили только микроскопические формы, определившие новую экологию и развившиеся со временем в многоклеточные виды. Правильно?

— Это наиболее популярная теория, — ответила Джилл. — Она довольно сильно окрашена нашими местными понятиями. Бесчисленные плохие стихи, песни, фантастические пьесы в нашем любительском театре… Но все же это только теория. Может быть, таммузианские споры были занесены метеоритом. Может быть, тамошние софонты по каким-то непонятным причинам послали эти споры ракетой. Может быть, их занесла какая-то экспедиция, и они прижились. В конце концов, таммузианская блоха несъедобна для местной микрофауны. Или софонты основали свою колонию, а потом поняли возможность использования принципа Маха, что нам стало ясно ещё задолго до того, как мы стали способны совершать межпланетные перелеты, и вся раса ушла куда-то в другое место Галактики. Может быть, они ещё где-то существуют, обогнавшие нас на миллиард лет. — Ее увлеченность угасла. Она подняла лицо к звездам, где в невообразимых далях могли — неведомые человечеству — существовать таммузианцы, и прошептала: — Теперь понимаете? Даже археологи не обязательно всегда копаются в старых костях.

По его голосу ей показалось, что космонавта тоже проняла дрожь при мысли о таммузианцах:

— Огромного масштаба идея. Ее трудно сразу воспринять. Она вернулась к обыденному тону:

— Да, теорий много. Данных, на которых их можно строить, меньше. Мало нам самой Иштар с её достаточно замечательной террестоидной биохимией, так ещё здесь есть и Т-жизнь: тоже построенная на белке и воде, и так далее, но настолько чужеродная, что не могла здесь возникнуть. Во-первых, она использует правые аминокислоты и левые сахара, а вот орто-иштарийская жизнь, как и наша, — как раз наоборот. Я назвала только парочку различий, а сколько их еще! Во-вторых, планета Таммуз мертва, но по окаменелостям можно заключить, что на ней когда-то была Т-жизнь. В-третьих, на Иштар Т-жизнь строго ограничена Валенненом. Точнее, его северными тремя четвертями. Она проникает на остальную часть континента и на ближайшие острова, но там она сосуществует с орто-жизныо, которая доминирует. Это заставляет предположить, что Северный Валеннен, который когда-то был островом, а потом слился с другим и образовал материк, и есть её источник. Пока он был изолирован, на нем могла развиться Т-жизнь. Отсюда и наше суждение о том, что колонисты стерилизовали почву, а потом заселили своими видами. Однако нет никаких настоящих доказательств. Эта территория не исследована.

— Не исследована после ста лет пребывания человека на Иштар? - удивился он. Но раньше, чем она успела ответить, он сам сказал: — Понимаю. Орбитальные наблюдения, разведывательные полеты, случайные посадки, образцы для коллекций. Но не более. У вас ещё много других дел.

Джилл кивнула:

— Верно. Всем хватает работы с орто-жизнью. Должны пройти ещё десятилетия. Но кое-что мы все-таки знаем по исследованиям промежуточной зоны в Южном Валеннене. Мы начинаем что-то узнавать о Т-жизни. И если удастся спасти Союз, у нас будет база для по-настоящему массированной атаки на загадки севера.

И с неожиданной для самой себя серьезностью она сказала:

— Видите теперь, как важна Иштар для Земли? Я, конечно, знаю о планетах, ещё есть аналогичная Т-жизнь. Но на них нет больше ничего! Ничего, чем мы могли бы прокормиться, никаких шансов на занятие земледелием в не слишком отличной от нашей экологической обстановке, ни достаточно цивилизованных высокоразумных существ, которые согласны помогать. В любом другом месте тот, кто захочет исследовать зеркальную биохимию, должен делать это на конце тонкой, непрочной и дорогой линии снабжения. Здесь же это вопрос одного воздушного перелета. И к тому же у нас есть промежуточная зона.

— Это вы имеете в виду местность, где перекрываются зоны распространения Т-жизни и обычной жизни?

— А что же еще? В некотором смысле она накрывает всю планету. Некоторые виды Т-микробов тероиды включают в свой симбиоз, и это само по себе стоит изучения. Но только в Южном Валеннене можно увидеть взаимодействие между высшими растениями, или даже такими созданиями, которые мы затрудняемся классифицировать.

Дежерин моргнул и рассмеялся:

— Сдаюсь.

Она улыбнулась в ответ:

— Две разные экологии, и ни одна из них не могла использовать другую. По крайней мере до тех пор, пока не появились орто-софонты. Дерево феникс ценится не только за твердую древесину. Стоит его вынести из промежуточной зоны, и оно уже не сгниет никогда. Были попытки выращивать его ближе к дому, но безуспешно. Так что несколько Т-видов и орто-видов, и к тому же наличие отдельных минералов — достаточно сильный резон для Союза утвердить свое присутствие в Валеннене. Но с другой стороны, это взаимодействие очень ограниченно. Растения заслоняют своих конкурентов от солнца и вытесняют их с почвы, и тем ограничивают ареал распространения животных. Возможно, что лиа — основной барьер на пути распространения Т-жизни. Животные — они не могут питаться друг другом, так что, как правило, они просто друг друга не трогают.

Он озадачил её очевидной репликой:

— Как, никогда?

— Вряд ли когда-либо, — ответила она, озадачив его в свою очередь.

— На самом деле, — добавила она, — есть какое-то взаимодействие типа кооперации, насколько мы можем знать, хотя знаем мы ничтожно мало. — Она провела по пряди волос пальцами, как расческой. — Позвольте, я приведу пример. Я только заменю названия на их земные аналоги, чтобы было проще, и имейте в виду, что эти создания малы. — Вот, например, кровожадный тигр. А вот аппетитная, сочная антилопа. И что же, собирается ли тигр на неё напасть? Нет, не собирается. Он не считает, что она годится для еды. Но посмотрите на тигра — как он следит за антилопой. Следит, как она поднимает голову. Как нюхает воздух. А вот антилопа побежала. Смотрите, тигр бежит следом. Антилопа находит стадо оленей. А тигр может съесть оленя. Тигр ест оленей. Антилопа — шпион. А вот леопард, которому нравится бифштекс из антилопы. Тигр прогоняет леопарда. Тигр — наемник. Это, деточки, и называется кооперацией.

Джилл выпила остаток бренди из своего бокала. Дежерин пошевелился, чтобы налить ей еще.

— После всего этого курса лекций, — сказала она, — мне бы, я думаю, стоило пива себе принести. Но пить пиво после такой благородной жидкости позор. Наливайте.

— Вы действительно оживляете то, о чем говорите, — он сделал едва заметный акцент на первом слове.

— Ладно, ваша очередь. Расскажите о местах, где вы бывали.

— Только если вы потом ещё споете.

— Тогда найдем такие песни, чтобы мы оба их знали. А пока, пожалуйста, ваши воспоминания. — Джилл снова поглядела в небо. Целестия ушла из виду, и звезды замерцали ещё ярче. Ею вдруг овладела грустная задумчивость. — Такое удивительное зрелище — эти звезды. А я там ни разу не была.

— А почему вы ни разу не слетали на Землю?

— Ну-у… я не знаю. Похоже, что все самое интересное на свете здесь. Да, я знаю, что на Земле есть и Большой Каньон, и другие чудеса природы, но на Иштар их тоже много — и главным образом сделанных руками разумных существ. А в наших банках данных хранятся миллионы картин, записей, и чего только нет.