– Замечательно, – обрадовался подполковник, зам по строительству у нас тоже есть.

Кто-то из женщин в толпе засмеялся: «А говорил миллионер, Москва, лимузин…»

Впрочем, смех тут же прервался, даже не дождавшись, пока на него отреагирует Кудрявцев. Стоявшая с ребенком на руках женщина ткнула острым локотком в бок соседке и та заткнулась.

А командир снова зашарил взглядом по толпе и поманил к себе еще двоих – мужчину и женщину, которых объединяло то обстоятельство, что к остальным они присоединились явно после принятия ванной. Но если на женщине с мокрыми волосами был длинный махровый халат розового цвета и домашние пушистые тапки, то коренастый парень щеголял лишь полотенцем вокруг бедер. Полотенцем не банным, коротким – такое сам профессор в ванной бросал под ноги.

Наверное поэтому парень вышел вперед не очень охотно. Подполковник критично оглядел его и протянул:

– Мда… Не дойдешь, – и тут же ткнул пальцем в чемодан, который, как заметил профессор, парень, державший его, не выпускал ни на миг.

– Что там – золото, бриллианты, наркотики?

Парень отчаянно замотал головой.

– Тогда открывай, – приказ был дан таким тоном, что никто из присутствующих не осмелился бы его не выполнить.

Вот и парень с чемоданом, глубоко вздохнув, открыл его прямо на весу – так что из него на траву посыпалась одежда, скомканная, явно собранная в спешке. Рубашки, штаны, носки, даже зимняя шапка – все они образовали такую груду, что непонятно было, как они раньше помещались в чемодане.

Из всей этой груды подполковник одним движением вытянул спортивную пару. Парень в полотенце был заметно крупнее владельца вещей, но подобный трикотаж обычно хорошо растягивается, и он, немного помявшись, принял одежду из рук командира.

И опять проявил себя веселый нрав тракториста:

– Так вот как она ваше имущество поделила?..

Тут засмеялись уже многие, пока Кудрявцев не погрозил Анатолию пальцем:

– Никитин!

– Я!

– Два наряда вне очереди!

– Есть!

Тем временем парень с влажными волосами и полотенцем на плече появился из-за развалин. Трико серого цвета обтягивало его спортивную фигуру. Подполковник махнул рукой: «Пошли!»

Пошли вшестером – сам командир, Ильин (бизнесмен и строитель), девушка в голубом халате, оказавшаяся Надеждой Николаевной Исаковой, работавшей раньше бухгалтером, а в последние два с небольшим года прозябавшей на самую минимальную пенсию в городе Петрозаводске и незнакомец в сером костюме и босиком. Этот представился Малышевым Игорем Владимировичем, одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения.

Пятым, с молчаливого согласия подполковника, шагал профессор, пытавшийся в окружающих его событиях выстроить какую-то систему. Система никак не выстраивалась и потому Алексей Александрович заметно нервничал.

– Надо же, – удивлялся он самому себе – ни страшная гибель молодой незнакомки, ни доисторические животные, ни молодость и здоровье, фантастическим образом обретенные Игнатовым и им самим, не выбивали его из равновесия так, как невозможность объяснить происходящее вокруг, – ведь есть же, есть причины тому, что именно мы оказались здесь…

Малышев тем временем экспрессивно рассказывал, как он – геолог по профессии и по призванию – сегодняшним утром только приехал из экспедиции, продлившейся больше четырех месяцев, первым делом наполнил ванну горячей водой и, бросив грязное белье в корзину у двери совмещенного санузла своей однокомнатной квартиры в Петрозаводске («Тоже Петрозаводск», – не забыл отметить профессор), не успел получить несравнимого ни с чем чувства чистоты и легкости тела и души, как ни двери, ни корзины не оказалось, а… Дальше Романов мог продолжить и сам, тем более что геолог замолчал – пришли. Тут и идти было всего ничего – до ближайшего угла всей этой мешанины из каких-то обрубков зданий, по большей части состоящих из железобетонных помещений не выше трех метров; немаленьких частей машин с неведомыми механизмами на них; труб – тех самых, метрового диаметра, и совсем рядом тонких, квадратных, россыпью заполнивших пустое пространство за грузовиком оранжевого цвета, вернее за его кузовом и каким-то грузоподъемным механизмом. Вся эта конструкция нелепо завалилась назад, нависая над трубами, которые строитель Ильин обозвал: «труба профильная, сорок на сорок, три миллиметра, длиной… метров пять…»

И тут профессора, что называется, торкнуло – вот он, первый кирпичик в систему. Похоже каждый участок был равным другим – примерно пять метров на пять, в том числе и тот, который приютил на себе то, что осталось от его квартиры. И ни один из них – по крайней мере те, что видел Романов – не наползал на соседний.

Он даже попытался измерить шагами тот участок, к которому они пришли и… нарвался на ироничный взгляд Кудрявцева, который явно понимал, чем это тут пытается заниматься профессор. Тот только теперь осознал, что вся компания, включая ее шестого члена – огромную собаку, не отстающую от подполковника больше чем на шаг, следует за ним.

Профессор в это время измерял третью сторону, когда чей-то счастливый возглас «Ого!» вернул его к действительности.

Середину соседнего участка украшала стеклянная витрина-холодильник – одна из тех, что заполняют любой российский рынок; она была целой. Целой и полной – колбас, окороков, еще чего-то вкусного (по крайней мере на вид). Следующие за ней обычный фанерный прилавок и полки, были когда-то уставлены лоточками с орешками, сухофруктами и, кажется, приправами. Кажется, потому что от этого прилавка и от этих полок осталось не больше метра, который естественным образом завалился набок, на соседний участок. Точнее на глухую стену какого-то кирпичного здания.

Алексей Александрович чуть было не бросился вслед за другими, чтобы поднять ладонями с бетонного пола продукты, такие драгоценные здесь. Этот порыв был не профессорским; за Ильиным и Исаковой кинулся спасать добро новый человек. И этот человек осознавал, что больше он, возможно, никогда в жизни не попробует ни чернослива с урюком, ни фисташек и орешков кешью, ни плова, сдобренного зирой.

– Стоп! – отрезвляюще прозвучала команда Кудрявцева, – этим займутся другие. А наша задача – вот это. Смотри, Алексей Александрович…

Подполковник пригласил профессора в помещение, которое, как понял последний, когда-то было ванной комнатой геолога. Ванная до сих пор была почти полной водой; понять, насколько грязной она была после четырех месяцев полевых работ мешала густая шапка пены – Малышев плеснул моющее средство от души. Романов конечно предполагал, что геологи как-то там приспосабливаются по части гигиены, но все ж таки было видно, что именно «как-то».

Игорь Малышев сунулся было рукой к ванной, чтобы спустить грязную воду, но тут же был остановлен стальной рукой подполковника: «Не сметь!»

Он приглашающе махнул рукой остальным и совсем скоро все теснились в соседнем помещении, оказавшемся вполне целой ванной комнатой бывшего бухгалтера Надежды Николаевны. Ванна тоже была наполнена больше чем на половину водой подозрительного розового оттенка, а рядом с ней на кафельном полу лежала сложенная опасная бритва. Профессор не успел глазом моргнуть, как последняя исчезла где-то в воинском одеянии Кудрявцева.

– Это мы реквизируем, – пробормотал он и повернулся к Надежде, – я так понимаю, что ты сидела здесь, – его палец остановился над розовой гладью, прямо посреди ванной.

– Да, – кивнула Исакова.

– Берем сюда два с половиной метра, – Кудрявцев ткнул пальцем в стену, смежную с соседней ванной.

Романов очень зримо представил идеально ровный срез бетонных стен соседней комнаты.

– Туда, – палец повернулся в противоположную сторону, – хватило как раз, чтобы комната осталась целой, – там, – он показал на потолок, до которого едва не доставал рукой, – понятно. А там?!

Романов тупо уставился на его руку, указывающую теперь вниз, на кафельную плитку серого цвета. Но первым отреагировал Ильин. Опыт строителя наверное подсказал: