— Наука требует жертв!
Немножко оттаяло. Все повеселели, даже Семен улыбнулся. А Вадим уже все забыл. Вот человек! Лекции я прочитаю. И костюм надену. Но насчет яркого ограничусь галстуком… Неловко.
— Теперь, может быть, коротко обсудим существо дела? Хотя вы мне и рассказывали, во я бы хотел услышать еще раз, чтобы вместе обсудить, как преодолеть отставание. Кто начнет? Как всегда, Вадим?
— Пожалуйста, я готов. Мой участок — структурные схемы функциональных в регулирующих систем. Они, в общем, готовы.
— По-твоему, готовы — это значит есть квадратики с названиями и стрелками между ними. А мне для технической схемы этого мало, нужны зависимости.
— Где я тебе их возьму? Из пальца высосу?
— Из литературы. Вон сколько медики написали — целые библиотеки. Написали, а установить, например, как сердце влияет на газообмен в легких, нельзя.
— Подождите, не ссорьтесь. Ведь мы договорились, что часть характеристик действительно придется брать с потолка. В этом смысл эвристического моделирования. Так вот, я хочу знать: что сделано в этом направлении?
Немного, видимо, они сделали. Не хватает фантазии. Хорошо, что я продумал за время болезни. Было время.
— Иван Николаевич, послушайте. Мы с Игорем нарисовали главную схему отношение между органами, обеспечивающими баланс газов в организме. Это сердце, легкие, ткани. Увязаны воедино механическая энергия, изменение О2 и СО2 в сердце, легких, в сосудах, в тканях. («Мы нарисовали». Это я давно рассказал.)
Юра:
— Ваши характеристики годятся только для здоровых — как организм приспосабливается к физической нагрузке, да и то без учета эмоций. Не больше. А как быть при патологии? Ведь характеристики будут совсем иными?
— Ну, кое-что мы дали тебе, не прибедняйся. Кроме того, работы в клинике не закончены.
— Хорошо, не спорьте. Потом мы специально обсудим этот вопрос. Я припас некоторые соображения.
(Все-таки забываешь о болезни, когда вот так занимаешься. Будто и нет ничего.)
— Семен Иванович, вам было поручено составление второй схемы водно-солевого баланса, регулирование кислотно-щелочного равновесия. Как обстоят дела?
(Я-то думаю, никак.)
— Схему мы с Вадимом и Юрой составили. Я могу ее показать. Есть и характеристики почек. Плохо с тканями: не удалась кооперация с институтом биохимии. А мы сами не улавливаем количественно, как обмениваются водой и солями ткани с кровью. Нервные воздействия на эти процессы совсем неясны.
— А связь с газообменом вы уже выяснили?
(Как субъективны оценки! Подсознательно я уже ищу подкоп к Семену. Никаких данных за предательство нет. Честно служит в меру сил. Наверное, каждый считает себя хорошим.)
— Нет, пока не установили. Вернее, не можем выразить это цифрами.
— А почему бы не поставить опыты с перфузией изолированных частей тела, например, ноги?
Мы долго обсуждаем разные технические вопросы.
Юра смотрит на часы. Поднимает на меня глаза. Шеф, ты нас задерживаешь! Вадим увидел.
— Иван Николаевич, нам нужно идти в операционную. Первый опыт, программа очень большая, без нас напутают. Можно, а?
— Да, да, конечно. Разговор закончим потом. Значит, мне можно не ходить к Ивану Петровичу? Как вы считаете?
— Может быть, стоило бы показаться после болезни, а, ребята?
Это Семен просит. Черт его поймет.
— Не надо. Пусть он приходит. Пошли, ребята.
Вадим категоричен, как всегда. Нравится, хотя и раздражает. У самого всегда не хватало.
Ушли. Дверь закрылась, а голоса еще звучат, и фигуры реют в воздухе. Были и нет.
Устал. Тело жалуется, а мозг должен заставлять: «Работай!» Не пойду к директору. Могу же я это позволить себе? По болезни. Вообще-то нет, нужно бы сходить. Дело требует. Дело требует ходить, кланяться этому дерьму. Слушай, не прибавляй. Обыкновенный человек. Наверное, думает: «Для развития этого важнейшего дела нужно сильное руководство, хорошая организация. Умрет Прохоров, все дело может пропасть». Не уверен даже, что потом добавляет: «И я что-нибудь получу…»
Прилягу на минутку. Слабость. Может быть, ее нужно пересиливать волей? Физическая тренировка — великое дело. Нужно соблюдать пропорцию: покой тренировка. Только как найти наилучшее соотношение?
Опять ты о болезнях. Сколько можно?
Хорошо полежать. Расслабить мышцы. Каждый орган шепчет: «Хорошо».
Приду к нему, скажу: «Не советую вам брать мою лабораторию. Кроме вреда для дела, это ничего не даст. Поставьте Юру, прошу вас». Губы будут дрожать. Он: «Хорошо, хорошо, Иван Николаевич. Вы не расстраивайтесь». А потом все равно сделает по-своему. Верить ему нельзя. Считает себя весьма важной персоной, самостоятельно мыслит: «Организаторы важнее кабинетных ученых…»
Не пойду. К черту! Нужно придумать другой ход. Заставить его сделать, как хочу.
Сегодня Люба должна прийти и Ленька.
Люба — это тяжело. Но она же врач, все понимает: болезнь, лекарства. Все равно стыдно. Любовницы годятся только для здоровых. Разве кроме… не было ничего? Было. Выбрось это из головы, и тогда снова будет хорошо. Она самая близкая, ближе всех. Даже Ленька не понимает всего, что Люба. Запутался.
Нужно идти. Проснется собака или нет? Необязательно. Цель опыта отработка программы, испытание аппаратуры. Но все же приятно, если бы проснулась. Пес большой, 26 килограммов. Бедный, не знает. Люди тоже часто не знают. Судьба. Детерминизм? Если мир ограничен, то должно быть все заранее предопределено. Брось, ты никогда не мог понять бесконечность.
Может быть, нам встретиться с Любой в парке? Даже лучше: нет условий! Ха! Комплекс неполноценности. Никто не требует.
Как они будут работать одни? Неужели этот… захватит? Разбегутся. Останется Семен и, может быть, Игорь. Это значит гибель лаборатории, дела. Человечество, конечно, не пропадет, но дела жаль. А кто же будет смотреть за мной? Просто нельзя без Юры в Вадима. Техника откажет, физиология не будет развиваться.
Пойти по начальству? Тогда все может сорваться. Запретят. Скажут: нужно обсудить с руководством. Там. (Жест вверх.)
А ловко я обдурил всех: «Установка для искусственного регулирования важнейших жизненных функций». Все приветствовали, когда утверждали план! Иван: «физиология дает выход в практику. Будем оживлять при клинической смерти, при шоке, инфаркте». Все это верно, будем. Будут. Может быть, даже гипотермия понадобится, чтобы сначала сложить из кусочков, а потом оживлять. Как в сказке, мертвая и живая вода. Многие инженеры на это дело клюнули: как же, кибернетике! Создание систем, управляющих организмом. И тоже верно: без кибернетики установка не пойдет.
Плохо, если на заводах начали охладевать к нам. Что сделаешь? Все затурканы. Планы, штурмы. Сначала размечтаются: «Поможем человечеству», «Приятно работать для жизни»… Потом, смотришь, остыли: «Знаете, если бы включить в план… У нас прорыв. Начальство жмет, ругает, дескать, игрушки делаете, благотворительностью занимаетесь…» Не осуждай! Все люди. Директора — особенно. Их, бедных, драят где только можно. Живо отучат фантазировать.
Так не хочется снова идти упрашивать! «Пожалуйста, Сергей Павлович, сделайте. Без вашей помощи не вытянем…» А он: «Ну что ж, профессор, нужно помочь медицине. Сделаем». Снисходительно похохатывает. Он туз, а ты кто? Червь. Он государству прибыль дает, а от тебя? Один разор.
Ну и что? А он прав. Вот целый институт, миллионы тратят, а толк? Статей, конечно, написано сотни, книг, даже диссертации защищаются исправно, а пользы — нуль. Ничего не дает ни для сегодняшней, ни для завтрашней науки. Бездарности со степенями во главе с директором.
Закрыть? Закрыть! Оставить одну твою лабораторию. Именно. Но, кажется, сие от меня не зависит… Не завирайся: есть еще несколько человек. Есть хорошие лаборатории. Например, Левчук. Да, есть, но мало. Но другие институты… Да, конечно. Не задавайся.
Придется идти к директорам. И лекции прочитать. Все-таки кто-то, смотришь, зажигается, начинает мудрить. КПД невелик, не будем преувеличивать, но есть польза. Появляются энтузиасты. Потом приходят к нам на низкую зарплату. Юра так пришел когда-то, помнишь?
