Очередность чувств: радость от встречи. Любят. Еще дальше маячит тоска: скоро придется расставаться. Теперь это чувство меня уже не покидает. Обострение заставило тело поверить в болезнь.

Ничего нового они мне не скажут. Каждый день кто-нибудь приходил и докладывал. Но, может быть, не все? Щадили. Сегодня посмотрю сам. Сверю с планами и внесу поправки. Сколько мне еще отпущено? Давид утешает, но разве можно верить? Упреки, что плохо лечился, много работал. Хочет, чтобы я почувствовал себя больным, прислушивался. Что же, он достиг цели: болезнь все время присутствует на заднем плане. Стал портиться характер, обида и зависть к людям. Сам вижу. Пока еще контролирую себя, но вот-вот сорвусь. Плохо.

Нужно торопиться с отъездом, иначе болезнь совсем меня скрутит. Вот опять голова кружится и тошнит. Кажется, и ничего такого не съел. Все ли я принял лекарства? Давид сказал, нужна пунктуальность. Может быть, лучше было бы еще полежать? Давид…

Слушай, ты. Пошли к черту Давида и лекарства. Сегодня важный опыт. Или уже ничего не осталось важного, кроме пилюль? Чтобы лишний день дышать, есть и мочиться? Понимаю, если бы мог что-нибудь еще… А это…

Все ясно. Нужно следить за мыслями, не позволять болезни завладеть собой. Лечиться, но в меру. Жизнь не самоцель. Почаще задумываться: «А для чего?»

Выстоять.

Как меня встретили хорошо! Нельзя их предавать. У каждого человека есть плохие мысли, все дело в их удельном весе. В доле воздействия на поступки. По ним нужно оценивать, по сумме поступков. Количественная оценка добра и зла. Критерии. Обсудить.

Входят все сразу. Значит, собрались заранее: обсуждали «платформу», как себя вести со мной. Хорошо, берегут, но плохо, что не будут откровенны. Расспросить отдельно. А может быть, кое-что лучше и не знать? Всегда есть достаточно неприятностей.

— Здравствуйте, Иван Николаевич!

Это Семен. Нормальный голос, а мне кажется, что он не так смотрит. Борьба за власть? Не надо подозрений.

Игорь такой же красивый. Юра и Вадим серьезные. Какие-то новые. Впрочем, я их видел на днях, но обстановка меняет.

— Садитесь, ребята. Я собрал вас, чтобы обсудить кое-какие вопросы. Положение, в общем, мне известно, если вы не утаивали от меня.

Смотрю им по очереди прямо в глаза. («Испытующе». Штамп!) Нет, не все ладно.

— Семен Иванович, прошу вас.

— Все было, кажется, хорошо. Как вы знаете, мы получили комнату, в которой будем монтировать саркофаг. Работали как надо. План, по-моему, выполняется. Правда, я не все знаю, они же мне отчетов не дают.

Замолк обиженно. Не слушались. Есть трещинка.

Вадим вскакивает. Нахмурен. Игорь делает жест: «Остановись». Заныло под ложечкой. Сейчас неприятности. Не хочу!

— Не делай мне знаков! Шеф не кисейная барышня.

(Сейчас даст. Может быть, сдаться? Уйти? Я больной.)

— Не все хорошо, Иван Николаевич. Ваша болезнь принесла большой вред, и впредь вы должны следить за собой строго. Нужно приходить в лабораторию и делать вид. Стоило вам лечь в больницу, как этот, грязная свинья (О директоре. Нет, не сделать тебе карьеры), начал нас притеснять. А ты, Семен, ему потворствовал! Да, это все знают. Не трогайте меня, я все равно скажу!

— Истеричка ты, больше ничего.

(Как неприятно все это! Болит под ложечкой. Тошнит. Болен я, не надо…)

— Рассказывайте, но только без эмоций.

— Отдел снабжения перестал нас снабжать: «Денег нет», «У вас аппетиты большие». (Передразнил Швечика. Похоже.) А нам, как нарочно, нужна масса всякой всячины для машины. С Юркой вообще не хотят разговаривать: ты, говорят, не наш. А комнату Василь Василич сам дал — «во временное пользование», я расписку писал. Она ему не нужна сейчас, потому что опытную установку демонтировали. Все, что сделали, — на энтузиазме и на воровстве. Сколько твои ребята повыносили с заводов деталей?

(Воровство. Еще чего?)

— Да нет, вы не бойтесь, там нам сами дают, только вынести через проходную нельзя открыто.

Это еще полбеды. Всегда прижимали, да и денег у дирекции в самом деле мало. Еще что? Жду.

— Не все еще. Этот тип начал нас вызывать к себе. Я не знаю, что он Семену говорил…

— Знаешь ты, я рассказывал!

— …не знаю, что он Семену говорил, а у меня прямо спрашивал, что думаю делать, когда шеф умрет, как будет с тематикой… «Какого бы вы хотели заведующего?» Что нужно сильного, который бы защитил новое дело. Я так понял, что он сам хочет взять нашу лабораторию.

(Вот сволочь! Впрочем, чего от него ждать? Постой, а может, Вадим путает?)

— Он прямо сказал?

— Он-то не сказал, да я сам прямо спросил. Засмеялся он. «А что, вам будет плохо?» Знаете, как он своим добреньким смешком: «Хе-хе-хе… а?»

— Ну и что же ты ему ответил? (Ах, черт, нужно на «вы»!)

— Я ему ответил как надо. Повторять не буду. (То-то рожа была у Ивана Петровича!)

— Ну и зачем же ему это надо?

— Святая простота! Да ведь он павловское учение уже полностью выдоил, теперь на первом месте кибернетика. Чувствует, что его попрут скоро с кресла. А как же он без командных высот?

— Вадим, прошу вас без резкостей. Он все-таки наш директор, с его помощью мы стали на ноги. Семен Иванович, что вы скажете обо всем этом?

— Что он скажет! Он уже, небось, подрядился к папаше в заместители!

(Склока. Противно. Я еще здесь, а уже делят. Вадим — псих, мог преувеличить. Семен? Ненадежен.)

— Я ничего об этом не знаю, Иван Петрович расспрашивал о состоянии работ в отделе, о выполнении планов этого года.

— И все?

— Расспрашивал о вас. Как я оцениваю ваше здоровье, вернетесь ли вы к работе.

— Ясно. Нормальный директорский интерес. Игорь и Юра, вы что-нибудь можете сказать? Подожди, Вадим. Пожалуйста, помолчи. Не устраивай базар.

Эти ребята с трезвыми головами. Вот Юра.

— Отношение к нам плохое, это верно. Посмеиваются, что мы гениальные открытия делаем.

— Юра, это же несерьезно. Говори по делу.

— По поводу того, что сказал Вадим? Думаю, что весьма вероятно. Товарищ ловкий.

— Это тоже меня не интересует. Пока. Говори ясно, в чем заключается дискриминация лаборатории, чтобы я мог идти к директору.

Молчание. Что скажете? Знали бы вы, как противно идти к нему! Ага, Вадим!

— Я думаю, что вам пока не стоит ходить. Мы будем сами выбивать: «Шеф пришел, ругается». А вы только расстроитесь.

— Сам сначала подогрел, а теперь жалеешь?

— Я же знаю, как вы не любите ходить по начальству. Мы от этого сильно страдаем. Но что поделаешь…

(«Недолго осталось, потерпим». Нет, он этого не думал. Не злись.)

— Что еще скажете приятного?

Смотрю. Настроение неважное. Вадиму стыдно за свою выходку против Семена. Тот сидит, нахохлился. Справедливо обиделся, хотя директору продастся. Нет, сдастся, это разница. Слабость еще не подлость. А Игорек так и промолчал. Херувим.

Опять Юра. Видно, что стал основной движущей силой. Естественно: техника сейчас главное. Машины.

— К сожалению, есть и более неприятные вещи, с которых нужно было бы начать, если бы Вадим не выдал свои эмоции.

Замолк. Что еще? Бей, все равно радости от встречи уже нет.

— Дело в том, что мы теряем кредит. Институт кибернетики, заводы № 22 и № 13 быстро узнали, что вы в больнице, и затормозили наши заказы. Начальство от объяснений увиливает, но ребята мне говорят, что оно в нас, помощников, не верит. Впрочем, и сами ребята тоже не очень, поостыли.

(Значит, решили, что я уже умирать лег.)

— Ну и как поправить дело?

— Ну хотя бы вы позвонили Борису Никитичу и другим. А еще бы лучше… Но…

— Что?

— Прочитать бы вам по одной лекции у наших подрядчиков.

Скажи, пожалуйста! Я, оказывается, сила. Лекции мои, правда, всегда нравились. Умею. Приятно.

— Я готов. Только внешний вид у меня неважный. Не отпугнуть бы.

— Ничего. Вы побреетесь перед самым выступлением, мы вам яркую рубашку добудем, наденете светлый костюм.

— Не хватает еще косметики!