- Виктория Петровна! - раздается вдруг голос начальника пекарни, в котором слышится удивление. - Ведь это же ваш чемоданчик! Вы сказали, что в нем все имущество, которое успели захватить из Гомеля...

- Вы ошибаетесь, товарищ лейтенант, - невозмутимо отвечает блондинка, - у меня никогда не было такого потрепанного чемодана, место которому на свалке.

Начальник пекарни растерялся. Командир дежурной роты передает чемоданчик старшему лейтенанту и помогает открыть его. Все с удивлением рассматривают вмонтированную в чемоданчик аппаратуру, поверх которой лежат наушники.

- Рация! - не выдержал кто-то из командиров.

- Что же это, товарищи? - Начальник пекарни с трясущимися губами медленно идет к раскрытому чемоданчику и с ужасом разглядывает его. - Как же это, братцы?..

Старший лейтенант быстро подходит к белокурой женщине и молча показывает, куда идти. Устремив перед собой неподвижный, невидящий взгляд, она нетвердо шагает впереди старшего лейтенанта.

Отобрав у начальника пекарни револьвер, Янин приказывает взять его под стражу. Увидев сияющего Трушина, командир полка поманил его к себе:

- Молодчина, товарищ младший лейтенант! От лица службы объявляю вам благодарность!

- Служу Советскому Союзу!

Больше фашистские самолеты не тревожили полк. Вскоре он благополучно разместился в лагерях. Сразу же возобновилась учеба. Бойцы занимаются с какой-то яростной одержимостью. С каждым днем растет их огневое мастерство.

Наш комбат регулярно проводит соревнования командиров в стрельбе из личного оружия. И когда кто-нибудь неудачно выполнит упражнение, Темнов насмешливо укоряет:

- Да разве можно такого командира на фронт посылать?

День, как правило, начинается с политинформации, которую проводит политрук Захаров. Все жадно интересуются событиями на фронте, особенно в Сталинграде, где фашистам удалось прорваться к Волге, отрезать 62-ю армию от основных сил фронта и завязать бои на ближайших подступах к городу. Захаров умело иллюстрирует рассказ волнующими примерами героизма советских воинов, а однажды закончил политинформацию стихами:

Есть на Волге утес, Он бронею оброс, Что из нашей отваги куется, В мире нет никого, Кто не знал бы его, Он у нас Сталинградом зовется. Там снаряды гремят, Там пожары дымят, Волга-матушка вся потемнела, Но стоит Сталинград, И герои стоят За великое, правое дело.

* * *

Во второй половине сентября стало известно, что фашистские дивизии ворвались в Сталинград, что идут ожесточенные уличные бои. Участились налеты фашистской авиации и на расположение запасных частей. Это вынудило командование перебросить запасные части в более спокойный район.

30 сентября объявлен приказ о передислокации. Вечером следующего дня батальон погрузился в железнодорожный состав. Распоряжался погрузкой новый комбат - старший лейтенант Орлов, сменивший тяжело заболевшего лейтенанта Темнова. Новый комбат не похож на спокойного, уравновешенного Темнова. Он стремителен и резок в обращении с подчиненными. Замечая непорядки, громко возмущается, расцвечивая речь "крепкими" словечками.

11 октября наш эшелон проскочил Бугуруслан и остановился на небольшой станции. После сухих солнечных дней под Астраханью здешняя промозглая осенняя сырость показалась нам особенно неприятной. Построившись в колонну, двигаемся по размокшей дороге к новому местожительству. Беспрестанно моросит мелкий холодный дождь. Шинель, словно губка, впитывает в себя сырость, хлопчатобумажная пилотка лежит на голове размокшим блином. Оживленно, с надеждой обсушиться вступаем в земляной город, вдоль улиц которого ровными рядами выстроились длинные просторные землянки, оборудованные двухъярусными нарами. Квартирьеры во главе с полюбившимся мне старым артиллеристом Никитой Флегонтовичем Якушиным быстро разводят подразделения. Начинаем осваивать отведенные пулеметной роте землянки.

Ночью, когда все улеглись спать, сел за письма. Не терпелось узнать, все ли в порядке дома, жив ли отец. Написал также в Главное санитарное управление Красной Армии. Убедительно просил сообщить о судьбе медицинской сестры Марины Дмитриевой и новый адрес госпиталя, если он успел эвакуироваться со станции Лихой.

В лагере дни настолько заполнены напряженными занятиями, походами и различными хозяйственными хлопотами, что у командиров и бойцов оставались свободными лишь часы, отведенные для сна. Наши труды не пропали даром: за короткое время полк подготовил и отправил на фронт несколько маршевых подразделений.

Выход в свет Боевого устава пехоты явился началом широкого внедрения новых тактических принципов в практику боевой подготовки. Самым активным пропагандистом устава стал политрук Захаров. Он так преуспел, что уже со знанием дела давал советы командирам взводов по совершенствованию методики обучения. А однажды вечером вдруг заявил:

- Знаешь, Александр, хочу просить об одном одолжении: поддержи мое ходатайство о переводе меня на командную должность, пусть для начала даже командиром пулеметного взвода. - Заметив удивленный взгляд, добавил: Хочется самому командовать подразделением в бою.

- Ну, Иван Дмитриевич, удивили! - воскликнул я, разводя руками.

- Почему же? Сейчас среди командиров среднего звена огромная убыль. А я уже кое-чему научился...

- Политработники, Иван Дмитриевич, столь же необходимы, как и командиры.

- Не думал, Александр, что ты такой консерватор! - рассердился Захаров.

А через три дня он прибежал на стрельбище и, разыскав меня, сообщил:

- Я был прав, Александр Терентьевич, обвиняя тебя в консерватизме!

- В чем же мой консерватизм? - удивился я.

- А в том, что не хотел поддержать ходатайство о переводе меня на командную должность.

Рассказав об упразднении института комиссаров и политруков, о решении укрепить командные кадры за счет наиболее подготовленных в военном отношении политических работников, Захаров торжествующе спросил:

- Теперь поддержишь мою кандидатуру?

- Не поддержу.

- Почему? - В голосе Захарова послышалась обида.

- Не хочу расставаться!

- Не будь эгоистом, Александр. - Легкая улыбка скользнула по его губам. - Ты же партийный человек. Это обязывает горячо откликаться на все решения партии.

- Ладно, откликнусь, - поспешил я его успокоить, - буду обеими руками голосовать за назначение вас ротным командиром вместо меня, если вы, конечно, поддержите мое ходатайство о направление на фронт.

- Нет, кроме шуток, - заволновался Захаров, - пусть меня направят на краткосрочные курсы...

Вечером в ротной канцелярии мы долго сидим над рапортами, потом вместе шагаем к комбату и сдаем ему свои "сочинения".

Захаров по-прежнему ежедневно проводит короткие политинформации. Бойцы идут на них с радостью. Под Сталинградом все заметнее усиливается отпор советских войск наступающим фашистским армиям. 20 ноября утренняя политинформация, начавшаяся сообщением о том, что советские войска под Сталинградом перешли в решительное контрнаступление, неожиданно переросла в стихийный митинг. Все присутствующие встретили сообщение громогласным "ура". Я еще не видел своих товарищей такими счастливыми. Они словно помолодели, сбросили усталость, глаза сверкают... Ведь так ждали этого часа! И все последующие дни у нас было поистине праздничное настроение. А 24 ноября состоялся общеполковой митинг по поводу завершения окружения 300-тысячной сталинградской группировки немцев. Такого еще не бывало, даже в битве под Москвой. Бойцы и командиры словно опьянели от радости: кричали и обнимались, провозглашали здравицы великой партии Ленива, Красной Армии, Верховному Главнокомандующему Советскими Вооруженными Силами.

...В один из морозных декабрьских дней в расположении учебного батальона появились майор Янин и незнакомый нам молодой суетливый подполковник с нашивками, свидетельствующими о двух тяжелых ранениях. Орлов, подбежавший к Янину, не успел и рта раскрыть, как тот указал на подполковника: