...Радман-хан рассматривал три растущие впереди вершины. Следы черного коня вели к скалам, но терялись на каменистой почве. Ехать было некуда. Вернее можно было двигаться в любую сторону, но о поимке всадника следовало забыть. Посланные вперед следопыты возвращались. Унылые лица говорили лучше слов. Оба отрицательно качнули головами, смотрели в глаза хана, ждали распоряжений. Несколько бывалых воинов подъехали ближе. Радман смотрел вдаль, вопрос задал, чтобы слышали все: - Куда он может ехать? Воины переглянулись, обратили взоры к следопытам, но те даже не шевельнулись. Молчание затягивалось и один из бывалых все же подал голос: - В этих землях еще не бывали. Водопоев мало, земля плохая. Если и есть селения, то далеко. Без дороги не найдем. Если киевлянин в одиночку забрался так далеко, то либо изгой, либо по поручению. - Изгой? - усмехнулся хан. - Когда такие, будут на Руси изгоями, я буду сидеть в Киеве! Все согласно закивали. Послышался гомон. Гадали, с каким поручением можно так далеко ехать. Не придумав путного объяснения, смолкли. Бутян перевел взгляд на следопытов. Тушан потупил глаза, но Алибек со знающим видом заговорил: - Поручение всегда кончается. Русичи всегда возвращаются домой. Не возвращаются когда мертвые или... очень мертвые. Этот живой, значит, обязательно вернется. Дорогу, по которой ехал, знаем. Обратно поедет по тому же пути. Если вернуться и подождать, обязательно поймаем. Если обратно поедем, найдем сход дорожек, оттуда в Киев один путь. Там и надо ждать. Радман оглянулся, поискал глазами уцелевшего лазутчика. Аман тут же подъехал ближе, замер, ловя каждое слово хана. - Гельтулей, возвращайся в стан. Возьмешь еще сотню и догонишь. Илюмджину скажешь, что начинается большая охота. Торопись. Гельтулей быстро склонил голову и, не дожидаясь дополнительных указаний, дернул повод. Хан долго смотрел за удаляющимся всадником. Когда пыльный след растаял, конь Радмана медленно тронулся в обратный путь. Войско поворотило коней, поглядывая на угрюмого Хана, чья слава была продолжением черных крыльев усопшего Кури. Радмана Вселяющего Ужас, унаследовавшего от отца власть и поддержку многих племен. Радмана Непримиримого, ставшего Бешеным после потери отца и брата. Если бы не стрела неизвестного преследователя, возглавлявшего погоню, войско Радмана могло быть вдвое больше, с отрядами, примкнувшими к младшему брату. Теперь же с ним были только те, кто помнил славу отца, который благодаря мудрости и хитрости, убил самого Святослава Неистового. Другие же не поддержали Радмана, когда узнали, что великий Куря кончил жизнь в яме с крысами. Стало известным и то, что сыновья сбежали с помощью подкупленных иудеев, и то, что по дороге был убит младший брат. Радман на всю жизнь запомнил как от группы преследователей оторвался всадник на черном скакуне и стал быстро нагонять беглецов. Братья уже проскочили спасительный мост и подрубленная переправа начала валиться в воду. Однако всадник, летящий на клочке ночи, выхватил стрелу и, не обращая внимания на выскакивающих из под моста тени, послал ее точно под лопатку младшего брата. Того не спасло ни расстояние, ни скачущий от переправы конь. Вслед за первой стрелой, в беглеце остановились еще четыре древка. Радман оглянулся на предсмертный крик. Успел принять глазами лишь, безжизненное тело брата и, вдалеке, длинные уши коня под ловким лучником с растрепанными русыми волосами. Как много отдал бы Радман за то, чтобы найти того дружинника. Какие пытки изобретал он в сладостных мечтах, где ненавистный стрелок попадал в его руки живым. Теперь он был близок к исполнению самой заветной мечты...

Глава 18

Микишка еле удерживался в седле. Дрожащие руки упирались в окровавленные дуги рогов. Шайтан осторожно ступал трехпалыми копытами, колдобины обходил, голову старался нести ровно, без единого колыхания. Сотник, в любой момент готовый подхватить ополченца, ехал рядом. Ворон, все понимая, вышагивал ноздря в ноздрю с рогатым собратом. Алтын повел затуманенным взором, двинул головой и едва не свалился. Разлепив сухие губы, тихо прохрипел: - Скоро ручей... по течению вниз, мелкая заводь... Рядом капище, старое, там не... - он замолчал и бессильно закрыл глаза. - Все понял! Молчи! - затараторил Извек. - Впереди будет ручей, по нему свернуть с дороги, до заводи, туда не сунутся, место заговорено! Правильно? Микишка, не открывая глаз, еле кивнул. Извек оглянулся, думал об одном: только бы доехал, не свалился на дороге, где в любой момент может появиться нечисть. Только бы доехал, а там будет проще, отпою вином, отолью водой, припомню пару воинских заговоров. Хотя, помогут ли не известно. Воинские премудрости - против резанных, колотых и битых ран, а против удара магическим огнем могут оплошать. Пока размышлял, вглядываясь в просветы между деревьями, кони замедлили шаг. Дорога спускалась вниз и пересекала широкий ручей. Ворон оглянулся, будто ожидая разрешения, и осторожно ступил в воду. Шайтан, как на привязи, двинулся следом. Сотник настороженно прислушивался, но тишину, нарушало только легкое журчание под ногами. Скоро ручей свернул вбок. В месте изгиба поблескивал неглубокий круглый омуток, с ровным, выложенным гладкими валунами, дном. Прямо из воды, по склону, поднималась дорожка из таких же плоских камней. Кони протопали вперед и остановились. Не успел Сотник покинуть седло, как Шайтан аккуратно улегся посреди заводи и замер. Почувствовав прохладу, Алтын разжал пальцы, медленно сполз в воду. Голову опустил на торчащую из воды ступень и, заметив подскочившего дружинника двинул рукой, чтоб не трогал: - Так лучше, - пробормотал он. - Отдохну малость. Сотник кивнул и остался стоять рядом. С радостью замечал, как бледность уменьшается на глазах. Шайтан вытянул шею, лизнул лоб, щеки. Ополченец зажмурился, чуть улыбнулся, почувствовал, как кожу опять пощипывают мелкие иголочки. Ощущение было такое, будто долго сидел на морде не двигаясь, пока не отсидел и теперь затекшая физиономия начинает отходить. Убедившись, что спутник не собирается умирать, Извек расстегнул суму, вынул флягу и выдернул пробку. Микишка углядел заветный сосуд, вздохнул, приподнялся на локтях: - Либо вина испить, может полегчает? С ним всегда легчает! За исключением тех случаев, когда не легчает, а? - Испей, хуже не будет, - улыбнулся Извек. Довольно смотрел, как ручищи давешнего покойника запрокидывают флягу и направляют рубиновую струйку в открытый рот. По телу пробегала дрожь, видно еще очень слаб, но оживает на глазах. Дождавшись, когда Алтын напьется, подхватил баклагу, приложился сам. Глотнув, обтер усы, вбил пробку поглубже. - Ну, полно отмачиваться, не хватало еще от холода лихоманку подцепить. - Ага, будя! - согласился Микишка. - Пошли на верх, обсушимся, согреемся. Солнце уже высоко. Шайтан вскинулся на ноги, предупредительно подставил рог. Алтын уцепился за гладкий костяной клин и, вдвоем с козлоконем, двинулся по каменной тропе. С обоих ручьями текла вода. Ворон перестал пить и, оскальзываясь на мокрых камнях, затопотал следом. Извек внимательно осмотрелся, но не заметив ничего подозрительного, зашагал за скакуном. На вершине холма, деревья расступились и открыли высокий частокол, окружающий круглую площадку. Дорожка шла через проход в ограде и упиралась в плоский жертвенный камень, над которым возвышался почерневший четырехликий столб. Шесть камней поменьше образовывали внутренний круг. Доковыляв до него, ополченец тяжело опустился на крайний валун. - По-моему, мы сегодня не завтракали. - Ну вот, - обрадовался дружинник. - А Ворон сказал, ты умирать собрался. - Он у тебя и говорить умеет? - Умеет, только тихо и сам с собой. Ворон поднял голову, переглянулся с Шайтаном. Сотнику показалось, что они друг друга поняли. Он подошел к коню, стащил со спины переметную суму, и скоро над капищем воцарилась тишина, прерываемая скрипом травы, бульканьем вина и хрустом гусиных костей. Когда все насытились, дружинник достал Микишкин шестопер. Повертел, осматривая заостренные пластины, на одной заметил почерневшую щербину, будто кто-то раскаленными докрасна зубами выгрыз кусок стального лепестка. - Хорошо, в лоб не попало! - заметил он и посмотрел на ополченца. - Тогда бы уже не пообедали. Микишка мотнул кудрями и, будто припомнив что-то, показал ладонь с обожженной кожей. - В лоб не попало, а через руку по всему телу вдарило, особенно по мозгам. - Странно, - задумался дружинник. - А у меня ничего, хотя по жерди тоже полыхнуло. Она обуглилась, а сам цел. Видать железо против них слабовато, хотя нет, последнего доколол клинком. Он замолчал. Лоб прорезала вертикальная морщина. Потянулся к ножнам, встал и медленно, будто во сне, зашагал туда-сюда, восстанавливая в памяти расклад боя. Три пары глаз с недоумением уставились на него. Смотрели, как Извек помахал в воздухе мечом, развернулся и, отступив, бросил в ножны. Потом поднял с земли что-то невидимое, перекинул с руки на руку и, крест-накрест, взмахнул воображаемой оглоблей. Затем отбросил несуществующий шест, выхватил меч и, скакнув вперед, вогнал острие в землю. Алтын поднялся, пошевелил плечами и направился к застывшему на месте дружиннику. - И че? Добил гада, что он и пикнуть не успел? Извек, не меняя положения руки, присел возле меча, оглянулся. - Вот как раз в этот момент он и пикнул в последний раз. Ударил по лезвию, когда ему брюхо протыкало. Треск был, искра из когтей была, но в когти же и ушла. А теперь смотри! - он указал на рукоять. - Рука лежит на оплетке, ни огнива*, ни навершия не касается. Что получается? - Что? - переспросил Алтын. - Что через кожу и через дерево их волшебство не пробивает! Тем более по второму или третьему разу. - Ага, - поддакнул Микишка. - В полной силе, да втроем, вон какие деревья валили, а вполсилы и меня пенька не смогли,.. почти. - Не смогли, хотя валялся ты долго. Не угомони я их дубиной, они бы тебя, лежачего, и без волшебства придушили. Так что теперь надо быть умней: под большие молнии не соваться, а супротив маленьких голым железом не махать. И вот что, обмотай-ка рукоять ремешком, в пару слоев, чтоб железа не касаться. Да и рука скользить не будет. - Сделаю, - пообещал Микишка и вернулся к еде. - Вот только полечусь маленько. Уж больно полезное у тебя вино. Недавно только еле дышал, а теперь опять... - Живее всех живых! - закончил за него Сотник и расхохотался. - Как семь Кощеев? - Бери больше, - кивнул Алтын с набитым ртом. - Как семь с половиной! Коники тоже решили перекусить и выщипывали пучки травы из под основания частокола. Изредка посматривали на жующего ополченца. Наконец, дождавшись когда тот приступит к печенью, подступили сзади и, отталкивая друг друга, засопели Микишке в затылок. Алтын, со смехом, принялся рассовывать душистые лепешки в их пасти. - Ешьте, ешьте, только облизывать меня не надо! - Почему не надо! - удивился Извек. - У тебя на роже уже почти ни одной царапины не осталось, и опухлость прошла. А, не оближи тебя Шайтан, неделю бы синий ходил. Микишка пожал плечами, отряхнул руки и, вспомнив про шестопер, потащил с себя шитый двухслойный ремень. Повертел в руках, подумал и полез в сапог за ножом. Попробовал пальцем острие и стал отпарывать внутренний слой. Отрезав большую часть, оставил кусок подклада, в котором припрятал монету. Сотник с удовольствием наблюдал, как ловкие пальцы распустили толстую кожу на три полоски и соединили их хитрым плоским узлом. Витки плотно ложились на металл рукояти от затыльника к перьям. Не доходя ладони до боевой части, Микишка направил ремень назад и, положив второй слой, закрепил конец мудреной петлей. Оглядев работу, ухватился, подвигал руку, пробуя плотность намотки, довольно улыбнулся. - Умение бражкой не зальешь! - гордо произнес он. - Теперь только припарить над огнем и будет как камень. - Гоже! - одобрил Сотник. - Только костер подождет, пока и так повоюешь... Сзади заскулил шайтан. Оба оглянулись. Ворон вскинул голову, уши поставил торчком, глаза скосил на хозяина. - Вот сейчас и попробуем ! - улыбнулся дружинник, но на Алтына глянул с тревогой. - За собой смотри! - обиделся ополченец. - Я в порядке! Говорю же... - Ага, - довольно перебил Извек, вытаскивая меч. - Живее всех, помню. Он поднялся с камня, прислушался. Кони наоборот - перестали ловить звуки и снова склонились к траве. Теперь уже и люди слышали шорохи и хруст сучков. Звуки приближались. Кроме пощелкивания сушняка стали доноситься негромкие стоны. Извек с Микишкой удивленно переглянулись, подвигали ладони на рукоятях и замерли у прохода в частоколе. Зашуршало совсем рядом, из-за ограды показалась странная пара. Сухой волхв, с седыми волосами и бородой до пояса, из последних сил висел на мальчишке лет тринадцати. Одеяние старца было бы белым, если бы не пыль и кровь, обильно залившая холстину. На пацане и рубаха, и штаны, и медвежья душегрейка, перехваченная в поясе плетеным ремешком, тоже были забрызганы кровью, но паренек шатался не от ран, а от смертельной усталости. Увидав вооруженных незнакомцев, мальчишка остолбенел, но разглядев удивленные лица, перевел дух и, опираясь на дедовский посох, упрямо двинулся вперед. Меч Сотника тут же оказался в ножнах. Скакнув вперед, Извек подхватил старика на руки и на миг застыл, высматривая куда положить. Мальчишка едва не упал от внезапного облегчения, одними глазами указал на жертвенный камень. - На камень? - удивленно переспросил Сотник. - Туда. - кивнул отрок и шатаясь побрел к столбу. Микишка дернулся было поддержать, но тот отшатнулся, не позволяя себе помогать. Алтын заметил на виске запекшуюся рану, окруженную распухшим кровоподтеком и решил, что пацан не в себе после такого удара. Сотник тем временем уложил старика на каменную плиту и, разорвав рубаху, оглядел жуткие раны. Левее грудины зияла рваная дыра. По бокам от нее пузырились раны поменьше с такими же рваными краями. - Трезубец! - безнадежно выдохнул Микишка и отвел глаза. - Уже не помочь... - Закрой пасть! - рявкнул Извек, хотя сам видел неотвратимость смерти и удивлялся, что старик еще дышит. Оглянулся, беспомощно глянул на мальчишку. Тот сохранял полное присутствие духа. Облизав потрескавшиеся губы, шагнул к старику, положил узкую ладошку на морщинистый лоб и прошептал: - Пришли. Старец медленно открыл глаза, нечеловеческим усилием заставил себя что-то видеть и обвел взглядом склонившиеся над ним лица. - Пора. - проговорил он, глядя на мальчишку. Отрок воткнул посох в землю, двинул руку под душегрейку, вытащил стершийся от времени нож. Взявшись обеими руками, сглотнул ком в горле, занес над головой. - Ты... ты че?! - еле выговорил Алтын и, расшиперив глаза, рванулся к мальчишке. Извек поймал за локоть, дернул обратно. Ополченец замер, дико поглядывая то на дружинника, то на мальца с ножом. Мальчишка постоял, не справляясь с текущими по щекам слезами, опустил руки, всхлипнул: - Не могу! - Что не могу?! - вспыхнул Алтын. - Вы что затеяли! Дай старику спокойно умереть! Волхв собрал остатки сил и медленно проговорил: - Лучше... в жертву Перуну, чем от ран... иноземной нечисти! Торопитесь! из под лохматых бровей на Сотника сверкнули ясные серые глаза. - Уже... совсем мало сил... должны успеть вы! Старик перевел взгляд на парнишку, тот протянул древний нож и сжал трясущиеся губы. Извек стиснул отполированную веками рукоять. - Привет там всем нашим... - Погодь... - вдруг выкрикнул Микишка. - Дедуля, шепни хоть, откуда их столько принесло? И с чего? Волхв прикрыл запавшие глаза. - С чужими богами идут. Одни из-за моря, другие из степей... Чужие боги чужие люди, чужие люди - чужие нелюди... спешите! - уже прохрипел он. Губы беззвучно зашевелились, творя слова последнего заговора. Извек не дыша следил за губами. Дождавшись конечного слова, коротко ударил в сердце. Старик вздрогнул и затих. Мальчишка смахнул слезу, размазав по лицу копоть. Алтын положил ладонь на его золотистую неровно остриженную голову. - Крепись, брат. Крепись. Пацан отвернулся, плечи затряслись. Сотник мрачно наполнил плошки вином, протянул Алтыну, кивнул на мальчишку. Сам взял баклагу. Долгим тяжелым взглядом посмотрел на старика и отпил из горловины. Мальчишка держал плошку двумя руками, глотал с трудом, но допил до конца и протянул посудинку обратно. Поняв, что пацану пока не до еды, Извек стал складывать вещи. Помня обряд, обернулся к парнишке. - Собирать сушняк, или как? Светлая голова качнулась отрицательно. - Нет! Просил оставить на камне. - На камне, так на камне, - согласился Сотник и окликнул друга. - Алтын, ты как? - Гораздо лучше, чем он. - грустно ответил ополченец, глядя на торчащий в груди волхва нож. Поправив за поясом шестопер, оглянулся. - Эй, хлопец, пойди умойся, поедешь с нами. Тут больше делать нечего. Малец отрешенно кивнул и, как во сне, побрел к ручью. Проводив его взглядом, Сотник выдернул посох их дерна и, не спеша, осмотрел. Подобных не видал, только слышал от Селидора, что такие посохи сами по себе не отличаются особой силой. Но если у владельца есть второй волшебный предмет, к примеру оберег, то посох способен явить огромную мощь. - Ну и что там? - Поинтересовался Микишка. - Для костра сойдет? - Сойдет, - согласился Сотник. - Только для очень большого костра. Может как-нибудь запалим, ежели... - Ежели что? - Ежели кресало для этого кремня найдем. - заключил Извек и обернулся к возвращающемуся мальчишке. - Держи. И постарайся не терять, очень полезная вещь. - Знаю. - отозвался пацан и шмыгнул носом. - Дед говорил. - Ну тогда по коням. - скомандовал Сотник и направился к Ворону. Микишка подъехал к мальцу, подтянул за руку и усадил впереди себя. Тот моментально развернул посох вверх набалдашником, нижний конец прижал ногой к боку Шайтана. Ополченец протянул левую руку и взялся за посох поверх маленьких кулачков. Сотник одобрительно кивнул. Даже не полном скаку Микишке достаточно придерживать посох и малец будет крепко сидеть в седле. Кони настороженно ступали по неглубокому руслу. Всадники монотонно покачивались, вслушиваясь в беспечный щебет неунывающих птах. Извек придержал Ворона, дождался спутников, восседающих в большом шайтановом седле. Мальчишка уже давно клевал носом от усталости и теперь тихо сопел, склонившись на широкую грудь Микишки. Сотник подмигнул ополченцу, мол, пусть малец поспит - притомился. Алтын улыбнулся, придерживая широкой ручищей светлую голову мальца. Солнце, выбравшись на середку небосклона, ловко прорывалось сквозь густую листву и припекало весьма ощутимо. Ручей сузился, вода стала доходить до сапог. Микишка завертел головой. На вопросительный взгляд Извека, указал глазами вперед. Там, из-за поворота ручья, показалась дорожка. Выбегая из матерого орешника, утоптанная полоска земли смело ныряла в воду и, вынырнув на другом берегу, так же весело юркала под тяжелые сплетенные ветви. Микишке пришлось откинуться назад, чтобы не сшибить лбом могучий, давно высохший сук. Однако от легкого толчка малец все же проснулся. Дернулся, испуганно огляделся, но вспомнил где он и, уже спокойней потер ладонями мордашку. Алтын похлопал по худенькому плечу: - Ниче, паря, ниче. Все спокойно... пока, - добавил он подумав. - И на первый взгляд. А там поглядим. Он бодро глянул на Сотника. Тот ехал хмурый как грозовое небо, задумчиво теребил бороду. Цепкие глаза зыркали по сторонам. Когда посматривал на спокойные уши Ворона, одна бровь недоуменно ползла вверх. Из задумчивости не вывел даже одинокий комар величиной с орех. Не успев сесть, с лету вонзил хобот в Извекову щеку. Сотник невозмутимо вмазал себе ладонью по скуле. От шлепка с окрестных деревьев посыпались листья, а зазевавшаяся белка плюхнулась в обморок. Извек смахнул мокрое пятно и обернулся к спутникам. - По моему в этих проплешинах наблюдаются длинноты. Мне говорили, что их за день проехать способно. - В хорошие времена, ровным скоком, да по прямой дорожке как раз день и выходил, - вздохнул Алтын. - Теперь же, из-за этих чумазых и мохнорылых, петляем околесицами. Можно конечно как встарь, но... - По прямой не сунешься, - неожиданно перебил мальчишка. - Там их пруд пруди, и тех и других. Все проплешины делят. Дед говорил, что с утра до ночи бьются, никак поделить не могут. Не, там совсем не пройти. - А я думал они все здесь, у нас поперек дороги собрались. - удивился Сотник. Мальчишка грустно улыбнулся: такой большой дядька, а глупости говорит. - Здесь их горстка. Так, дозорные разъезды. - он покосился на вытаращившегося Извека. - А на прямой дороге их больше, чем деревьев в лесу. Извек с Микишкой переглянулись. Сотник взлохматил пятерней бороду, повел окольчужеными плечом. - Ума не приложу, как они сюда наползли. Ну ладно, десяток-другой задами да лесами прошмыгнуть могут. Но ежели по опушкам шныряют гурты в полсотни голов, а чем дальше в лес... - он тряхнул головой. - Ничего не понимаю. - Все очень просто, - вздохнул мальчишка. - Они появляются прямо здесь, в проплешинах. Дед волховал, в воду глядел, видел два места, откуда они прут. Те, что с рогами, из круглой ямы с обгоревшими краями. Другие, чумазые, у которых такие вот кони, - пацан кивнул на Шайтана. - выползают из трещины в земле. Гнутая такая рытвина, вроде полумесяца. Когда она на кочкарнике появилась, дед пару раз ходил и первых гостей обратно вбивал. Благо неподалеку от дороги была. А когда земля в другом месте провалилась, тут уж не успевал метаться в обе стороны. Эти уроды посыпали, как просо из дырявого мешка. Мы с дедом в деревню поспешили, предупредить, да куда там. Не поверили. Тут, мол, своей нечисти хватает, а дед будто бы со старых глаз не разобрал. Мальчишка зло сжал губы, в глазах снова заблестело. - А дед, - малец шмыгнул носом. - Да он с трех сотен шагов разобрал, что у этих белоголовых тройные копыта, и соображал он лучше, чем все эти камнекопатели вместе взятые. Они же кроме своей горючей земли ничего на свете не видели. Сотник сочувствующе вздохнул и негромко поинтересовался: - Эт что за земля такая, горючая? Микишка тряхнул кудрями, пояснил за насупившегося мальчонку: - Ага, есть тут такая, на высохших болотах добывают. У нас весь Вышень зимой печи топит. Хорошо горит, жарко и долго. Здешняя деревушка этим испокон промышляет... - Микишка поймал взгляд пацана, умолк на полуслове. - Промышляла. Как нечисть разошлась, уходить уж поздно было. Дед позлился конечно, но делать нечего, остался с ними, помочь ежели что. Несколько раз отгонял этих тварей от деревни. Потом, когда некоторые из наших пытались к Вышеню выбраться, опять в воду смотрел. Говорил, что все, кто болотами нечисти избежал, все одно не выжили. Кто из проплешин по дороге выходит, бьют сразу, как оборотней. - Эт точно. - подтвердил Алтын. - По дороге лучше не выходить. А ежели по оврагам, то в общем можно... только никто ж не знает... А что там в деревне случилось? Мальчишка помолчал, с трудом сдерживая слезы. Свежие воспоминания перехватили горло. Он судорожно вздохнул, стер со щеки начало мокрой дорожки. - Последний раз дед держал обережный круг сколько мог, думал все будет как обычно: побьются рогами в стену, да отступят. А они прорвались с двух сторон. Две разных орды одному не удержать, а от меня толку мало, я еще не в Силе... - мальчишка судорожно вздохнул. - Как прорвались, домишки полыхнули, народ наружу подался. А нечисть уже людей режет, да еще и жрет всех на ходу. Дед вмиг почернел, встал посреди двора и рек Слово Смерти*. Последние слова кричал уже раненый, когда вдвоем из последних сил отбивались. Потом на меня как небо рухнуло: землю тряхнуло и все потемнело. Очнулся посреди пепелища. В голове звенит. Куда ни глянь нелюди ошметками навалены будто жерновами перемолоты. Дед хрипит, велит на капище уходить... Пацан надолго замолчал. Под копытами коней изредка пощелкивали палые ветки, а высоко над головами беззаботные пичуги затягивали вычурные трели. Извек о чем-то думал. Брови перетирали переносицу, уголки рта тянуло к земле. Глаза смотрели сквозь развилку Вороновых ушей, но вряд ли что-нибудь видели. Сердце стукнуло раз триста, прежде чем на мальчишку сверкнули по прежнему цепкие глаза. - Говоришь поперли из ям? - Ага, - пацан шмыгнул носом. - Дед говорил, сначала в лесу шастало что-то не наше, чуял что какая-то иноземная хмарь, точнее зло чужеземного бога. Оно то как раз само пришло. И зла в нем будто бы больше, чем в нашем Чернобоге. Побродило промеж болот, да в землю зарылось. А уж когда земля в том месте лопнула, тогда и закишело их, как червей в дохлой собаке. Чуть позже и другая гадина забрела, а как логовом обзавелась, там тоже загуртовалось. Поначалу все пешими таскались, потом одни себе и коней из под земли натягали. Мальчишка кивнул на Шайтана. Тот виновато моргнул белыми ресницами и дружелюбно завертел куцым хвостом. - Вот тогда мы с Дедом и стали людей уговаривать, да все зря... Сотник с Микишкой молчали, обдумывая сказанное. Парнишка еще несколько раз задремывал, но постоянно вздрагивал, дергая к себе дедовский посох. Едва солнце стало терять дневной жар, съехали с дороги и, подбирая место для ночевки, некоторое время продирались по густолесью. Остановились на небольшом пятачке, прижатом к топям густым путанным кустарником. Пока Алтын с мальчонкой расседлывали коней, дружинник обошел стоянку. Внимательно вглядывался в прогалы между стволами. Наконец, более или менее успокоенный, вернулся к спутникам. Оба оставили занимающийся костерок, обернулись к Извеку. - Надо думать место доброе. С болот не подойдут. Переть через буераки ночью - тоже радости мало. Думаю, переночуем. Микишка согласно кивнул, а мальчишка снова отвернулся к костру. Усаживаясь на Шайтановом седле поудобней, тихо пробурчал себе под нос: - Нету тут добрых мест. Мужчины усмехнулись, но перечить не стали. Извек достал съестное, наполнил плошки вином, сам хлебнул из фляги. Ополченец с мальцом жадно набросились на еду, с удивлением взирая на дружинника, что остался стоять, не притрагиваясь к пище. - А ты что, сыт? - поинтересовался Микишка с набитым ртом. - Да я ее уже пять дней ем. - скушно проговорил Сотник. - В зубах навязла, вместе с печеньем. Чем-нибудь другим бы порадоваться... - Ммм, - протянул Алтын понятливо и подмигнул мальчишке. - Это дело поправимо. Вон на краю болота поохоться, свежей дичи добудешь. Она тут крупная, удивишься. Только смотри, чтобы не квакнула, не то распугаешь всю. Малец поперхнулся, кашлянул, затряс головой. Микишка услужливо бухнул ладонью по спине, едва не сшибив его с седла. - И то дело! - как ни в чем ни бывало согласился дружинник. - Для настоящего воина, да в походе, да с голодухи, да на безрыбье... - И безмясье! - вставил Алтын. - Вот и я говорю, - кивнул Сотник. - Все полезно, что в рот пролезло. Достав засапожник*, он в самом деле направился к воде. Под взглядами остолбеневших спутников, срезал по дороге длинный прут и, заострив с узкого конца, двинулся вдоль зыбкого берега. Пацан с Микишкой переглянулись. Жевать стали медленно, будто бы прежний голод спешно отступил. Ужин закончили быстро. Запив утятину вином, покосились на печенье, но есть не стали. Отдали по несколько штук жеребцам и кинули оставшееся в суму. Вечер быстро утверждался в правах. С деревьев плавно стекали сумерки и, сгущаясь возле земли, превращали воздух в серую неподвижную дымку. Фигура Извека начинала скрадываться подступающей темнотой, но он уже сидел у воды и, судя по всему, охоту уже закончил. Когда кусты слились в сплошную темную массу, послышались уверенные шаги. Лицо дружинника сияло, как у ловчего, надевшего на рогатину помесь лося и медведя. В одной руке, словно кукан с рыбой, мотался прут с насаженными лягушачьими ляжками. Другая рука вытирала мокрый после потрошения нож. Не обращая внимания на вытянувшиеся лица, охотник присел у огня и, присыпав белое мясо золой, повесил прут над углями. Опустившись на землю, оперся на седло и, с чувством выполненного долга, приложился к питью. - И ты это будешь кушать? - осторожно поинтересовался Алтын. Сотник утер ладонью губы и довольно крякнул, глядя на прогревающийся вертелок. - Причем с удовольствием, и не малым! Микишка отвел глаза в сторону. На добычу старался не смотреть, однако, когда от костра потянуло жаренным, украдкой зыркнул. Лапки уже задорно шкворчали, обретая желтую корочку и щекоча ноздри заманчивым ароматом. Мальчонка тоже поглядывал, как дружинник терпеливо поворачивает прут с пухленькими окорочками. Когда мясо было снято с огня, Микишка хмыкнул. - А на вид, вроде куропаточьих ножек! С перепонками, конечно, было бы не то, а так... похоже. Сотник захрустел первой лапкой, блаженно закрыл глаза. - А на вкус гораздо славней! Гораздо. Он снял с вертела вторую ножку, подумав, протянул прут Алтыну с мальчишкой. Внук волхва решительно замотал головой, а Микишка помедлил, но с любопытством отцепил румяный окорочек. Пробовал недоверчиво, готовый тут же выплюнуть, но с каждым жевком глаза округлялись и, скоро пятерня ополченца потянулась за добавкой. Извек сдержал улыбку, отломав край прута, отдал пяток лапок Микишке. Тот благодарно кивнул и уже смело принялся за угощение. После третьей сделал паузу, опустошил плошку, сладко причмокнул. Мальчонка же, поглядывая на них, вздохнул и потянулся за печеньем. - Интересная у меня все-таки жизнь, - заговорил Микишка с довольной улыбкой. - Вчера чуть не убили, сегодня чуть не убили и завтра... чуть не убьют. Он осекся, задумчиво почесал вьющуюся шевелюру и помотал головой. - Хотя, завтра хорошо бы отдохнуть. Шмотки постирать, помыться, просушиться. А то вон рукава, от засохшей крови, до локтей колом стоят. Да и на самом три слоя грязи... Извек ухмыльнулся Микишкиной речи. - Эт, брат, ниче. До пяти слоев - не грязь, а после пяти - сама отваливается. Алтын замер, осмысливая мудрые слова, даже жевать перестал. Наконец до него дошло, что это шутка. Он серьезно кивнул, мол, понял и вернулся к остывающим лягушачьим лапкам. Дожевав лягушатину, с видом знатока заключил: - Все-таки жизнь интересная! Даже без бани. Чего только не испробуешь, пока не помрешь. И по мордасам получал, и молнией по башке отведывал, и с нечистью поганой бранился, и на чудном коне сиживал, и вина от пуза пивал, и лупоглазыми закусывал, и к девкам боярским... - он осекся, шмыгнул носом, потрогал места ссадин и уже тише закончил: - Весело в общем. Внук волхва мельком глянул на него, потер лоб и направился от костра. Сотник крутнул в руках корявый сучек, проследил глазами за удаляющимся мальчишкой. Алтын тоже бросил взгляд вслед пареньку и, запустив пальцы в курчавую шевелюру, задумчиво уставился в костер. Извек кинул сучек в огонь. Вскинувшиеся язычки пламени высветили напряженную гримасу ополченца. Наблюдая как по лбу Микишки ползают морщины, Сотник усмехнулся. - Чет ты, братец, не весел. Иль думаешь о чем? Так поделись, вместе думать веселей, а ежели не придумаешь, то не так обидно. Микишка покосился на Извека, оглянулся на кусты, за которыми скрылся мальчишка и, тяжело вздохнув, понизил голос. - Никак не пойму, то ли мерещится, то ли меня по башке сильно стукнуло, только чудно мне. Малец наш какой-то не такой. Делает все как-то не по-пацанячьи. А еще... - Алтын замялся. - Мы... пока ехали... моя рука-то перед ним... ну в общем мне почудилось... - Что за пазухой у нашего мальца многовато! - перебил Извек, улыбаясь. - И при его худобе под телогрейкой уж больно торчит. Так? Микишка вытаращил глаза, а Сотник, прищурившись на огонь, продолжал: - И коленки у этого заморыша круглые, и плечи, для такого шустрого, маленько узковаты. И сесть норовит, сдвинув ноги... Да девка это. Девка! Извек хохотнул, глядя как Микишкина челюсть поползла на грудь. Ворон тоже настропалил уши и замер с видом мудреца. Сотник махнул рукой, бросил в огонь еще пару веток, подмигнул ополченцу. - Ладно тебе столбенеть. И пасть прикрой, не-то кишки простудишь. Сейчас вернется, да поговорим. И нам, и ей легче будет. Из кустов показался парнишка, губы Алтына с хлопком закрылись, но оторопелый взгляд застыл в одной точке. Извек наполнил плошки, флягу оставил себе. Поймав встревоженный взгляд паренька, негромко проговорил. - Послушай, а ты не помнишь как у твоего деда внучку звали? Пацан замер. В глазах отразились суматошные мысли, которые тут же сменились пониманием обстановки. Пальцы дрогнули, по краю плошки побежала струйка вина. Над костром прозвучал еле слышный голос: - Дарья. Дед Дарькой звал.- Она вздохнула и опустила глаза. - Ну и славно! - подытожил Извек. - Волос вот только жалко! Небось косища до пояса была? - До колен, - голос дрогнул. - А с волосами, по нашим проплешинам, от рогатых не набегаешься. Сотник погладил склоненную головку. - Ничего. Не печалься, отрастут еще. Ты и так красивая... - Ага. - поддакнул Микишка. Он искоса глянул на девчонку и снова уставился в костер, укладывая в голове новый порядок дел. Помолчали. Сотник глянул в звездное небо. - Ты бы легла. Завтра встанем рано. Девчонка послушно кивнула. Сделав последний глоток, поднялась, отступила от костра и сбросив медвежью безрукавку, прилегла у Шайтанова седла. Дрема мгновенно опустился в изголовье и, когда Дарьку укрыл плащ дружинника, она уже безмятежно спала...