Породистого дога Голицин, конечно, не потянул, да и где ему прокормить эту лошадь, которая в рот не возьмет то, чем кормился он сам. Но судьба свела в подворотне с собачкой. Это был кто угодно, только не дог. "Но ведь и я не лорд Байрон!" -- вздохнул Петр Сергеевич и пригласил песика в дом. На свету разглядел. Безусловно, это было собакой, хотя вместо шерсти колола щетина, хвостик свернулся поросячим кольцом. Но глазки живые, а в них преданность до конца дней. За всю жизнь никто из родных и близких не смотрел на Голицина такими, все отдающими донорскими глазами. В честь Джорджа Байрона он назвал псинку "Жоржик".
Трубка и табачок обошлись не так дорого. Осталось одно -- сам камин.
Попробуйте сегодня найти печника! Они вымерли за ненадобностью. Знакомые с трудом раскопали одного старика. Тот пришел и гордо представился, клацая челюстями: "Потомственный печник Муравьев-Апостол! Сто лет печи клал, вплоть до крематориев, и одни благодарности вместо денег!
Он долго ковырялся в дыре, нюхал, дул, слюнявил палец и, пожевав сажу, сказал:
-- Королевская тяга! Не дураки делали! Достаньте огнеупорный кирпич. Триста штук с головой хватит. Я вам за двести тысяч сложу не камин -доменную печь!
-- Мне бы хотелось камин, -- сказал Петр Сергеевич.
-- Тогда двести пятьдесят, -- подытожил печник.
Голицин договорился с ханыгой у магазина насчет кирпича.
В половине шестого, когда все шли с работы, самосвал на ходу опрокинул кирпич.
Петр Сергеевич крикнул: "Договорились поднять!" Шофер газанул: "Извиняюсь, облава!". И машина умчалась.
Пришлось Голицину на шестой этаж без лифта кирпичины волочь на себе. Сначала брал он по шесть, потом пять, четыре, три, два и последние еле волок по одной, отдыхая на каждой площадке.
Пенсионеры на лавочке, само собой, клювами туда-сюда водят, перемножая в уме, из которого выжили, число кирпичей ни количество ходок.
-- Триста штук! -- озобоченно сказал хроменький с палочкой. -- Не иначе, решил дачу отгрохать!
-- Какую дачу, если тащит на себе на шестой этаж! -- возразил кривенький с сопелькой. -- Бункер замыслил на случай конца света!
-- Тьфу на вас! Оставьте конец света в покое! Подумайте мозгом! Потолков-то у нас не видать, охраняется государством! Вот умные и стелят втихаря второй потолок, две квартиры в одной получается, а платят как за одну! -- зашелся хроменький.
-- Аморальность кругом! -- вставила Анна Павловна, бывший бухгалтер. -- Мутейкин из двадцать второй антресоли офицеру сдает, а тот баб на антресоли водит! В памятник архитектуры! Одни баб таскают, другие кирпич! Кругом разврат общества!
В три часа ночи Петр Сергеевич сидел на полу в кирпичах, шаря по телу рукой в поисках сердца. Верный Жорж слизывал пот с его лба, содрогаясь всем тельцем от невысказанной любви.
...Через неделю потомственный печник Муравьев-Апостол закончил кладку камина, еще раз прихвастнув, что будет не камин, а доменная печь. То ли он, действительно, замышлял доменную печь, но двести кирпичин осталось лишних посреди комнаты.
-- Облицовщика для красоты восприятия подошлю. Ожидайте! -- сказал печник. -- Человек с кладбища, там у них все: гранит, мрамор, гробы. И держитесь его. Свой человек на кладбище не помешает. Мне там отгрохали склепик получше вашей квартирки! А за доменную печь не тревожтесь, я гарантирую!
Весь дом жил тем, что там Голицин у себя с кирпичом замышляет.
-- Да камин же, обыкновенный камин! -- оправдывался он.
-- Взглянуть можно? -- наседали соседи.
-- Нельзя! -- твердо говорил Петр Сергеевич, решивший никого из соседей к камину не подпускать. Тут полагалась иная изящная публика.
-- Нет, но чего это вдруг вы решили камин?
-- Просто хочется вечерком ноги к нему протянуть! -- бормотал Голицин.
-- Интересно! -- возмущались соседи. -- Неужто для того, чтобы у нас протянуть ноги, непременно нужен камин? Петров из тринадцатой почему-то загнулся без всяких каминов! Ох, затеяли вы противозаконное и скрываете что! Народ не простит!
Слежка за Петром Сергеевичем велась днем и ночью.
А он мучительно думал, куда же девать лишних двести штук кирпичей! Тащить снова вниз не было сил, да и засмеют насмерть, что с кирпичами взад-вперед носится.
Рискнул одну кирпичину ночью в мусоропровод спустить, но она пронеслась вниз по желобу с грохотом, будто по мусоропроводу пустили экспресс "Красная стрела".
Соседи в нижнем белье на лестницу высыпали: "Слыхали, рвануло! Слава богу, не у нас! Опять промахнулись!"
Что тогда Голицин придумал? Замотав кирпич в тряпочку, потихоньку бил молотком, а потом сыпал щепотками в мусоропровод. За три дня накрошил одиннадцать кирпичей и, чудак, радовался. Но тут мусорщики, возившие мусор, устроили забастовку: "Кто-то долбит дом, а нам отвози! Это нетрудовые отходы!" Соседи дружно указали на Петра Сергеевича. Грузчики пообещали убить, если увидят хоть крошечку.
Вот такие дела. Вместо того, чтобы балдеть у камина с собакой и трубочкой,
"князь" Голицин ломал голову, как вынести из дома кирпич.
Друг детства Коньков предложил: "Чего над собой измываешься, Петр? Погрузим ко мне в "Жигули", кинем на стройку, и ты свободен! Еще спасибо скажут строители".
В одиннадцать ночи погрузили проклятый кирпич в "Жигули", отъехали два квартала к забору, где строился дом, и быстренько перекидали кирпич. Оставалось три штуки, когда из темноты вынырнул сторож с ружьем: "Попались, ворюги! Руки вверх! Сто тысяч или стреляю!"
Голицин пролепетал в наведенное дуло, как в микрофон: "Вы не поняли! Никто не ворует! Наоборот! Мы сами вам привезли!"
-- Я не пацан, -- сказал сторож. -- Столько лет сторожу, чем только на моей памяти не выносили! Но не было хамства, чтоб добровольно кирпич привозили назад! Сто тысяч или убью! Выбирайте!
Пришлось Петру Сергеевичу рассказать всю историю про камин, лорда Байрона.
Сторож недоверчиво качал головой, но фамилия Байрона почему-то подействовала.
-- Ладно. Верю. Забирайте кирпич!
-- Почему забирайте? -- взвыл бедный Голицин. -- Выходит, воровать можно, а возвращать нельзя?
-- Кирпич твой огнеупорный! На стройке такого нету. Увидят, спросят: "а где остальные?" Начнут проверять, представляешь, сколько народу посадят?! Увозите или открываю огонь!