– Я не знал, что он охраняется.

Комиссар подскочил.

– Что? Ты хочешь сказать, что не видел милиционеров, стоящих на посту?

– Я ничего не видел, товарищ комиссар. Если бы я их заметил, я бы не пытался туда залезть. Я не сумасшедший.

Милиционер пристально посмотрел на него.

– Это я и хочу знать, – сказал он. – Ты никого в этом не убедишь.

Юрий Абдарханов отступил от стены и подошел к Юберу.

– Ты забрался в сад, просто собираясь там поспать? – спросил он по-немецки.

– Да, товарищ комиссар.

Бац! Оплеуха, способная свалить быка. Этот человек имел тяжелую руку. Потеряв равновесие, Юбер чуть не упал, но милиционер выровнял его второй пощечиной, с другой стороны.

– Если не скажешь правду, я забью тебя до смерти, – спокойно пригрозил Абдарханов.

И снова начал бить. Со скованными за спиной руками, Юбер никак не мог защищаться от ударов.

– Говори, дурак!

Юбер позволил поколотить себя еще немного. Он не хотел создавать впечатление, что сдается слишком быстро.

– Стойте! – сказал он наконец. – Я хотел зайти в дом, чтобы обокрасть его. Я думал, в нем есть ценные вещи... Из-за милиции, охранявшей его.

Абдарханов отошел, массируя суставы. Комиссар Григорьев похвалил Юбера с доброй детской улыбкой:

– Вот это лучше. Мы запишем твое заявление и дадим его тебе подписать.

Он велел позвать секретаря с машинкой. Григорьев сам продиктовал сделанные Юбером признания, ничего не преувеличив. После этого Юберу пришлось подписать три экземпляра. Затем секретарь ушел, унося машинку. Двое полицейских вышли тоже, попросив Юбера подождать их.

Он уже ничего не понимал. Ему устроили ловушку, что означало, что Монтелеоне предал его. Тогда почему его не допрашивали сразу о главном? Какие цели они преследовали, действуя таким образом?

Конечно, можно предположить, что Монтелеоне им не все сказал; что он просто сообщил о ночном визите бродяги. Следы в саду подтвердили его слова, была устроена засада...

Вся эта история была очень странной.

Милиционеры вернулись с мрачным видом.

– Хайнц Крит, – сказал комиссар, – ты от нас что-то скрываешь. Ты не сказал, что уже приходил на улицу Чита в ночь со среды на четверг...

Юбер округлил глаза.

– В ночь со среды на четверг? Я не знаю... Не помню... В ту ночь я сильно напился, так что, вы понимаете...

– Это действительно указано в рапорте милиционеров, остановивших тебя. Но на мой взгляд, ты уже в ту ночь пытался проникнуть на виллу.

Он сделал паузу, глядя Юберу прямо в глаза.

– Ты знаешь, кто живет на этой вилле?

Юбер пожал плечами, показывая свою неосведомленность.

– Откуда мне знать?

Мужчины переглянулись. Юбер понял, что допрос примет другое направление.

– Тебе действительно не повезло, – сказал комиссар Григорьев тоном искреннего сочувствия. – В Сталинабаде существуют тысячи похожих домов с такими же удобными садами, но тебе надо было выбрать именно этот... Этот из тысяч!

– Я вам объяснил, почему, – пробормотал Юбер со слезами. – Я решил, что, раз его охраняют милиционеры, внутри должно быть что-нибудь интересное.

Милиционеры захохотали.

– Там действительно было что-то интересное. На этой вилле живет крупный ученый, чьи работы имеют огромное значение для безопасности Советского Союза.

Юбер принял ошеломленный вид.

– Я... Я не мог этого знать...

Григорьев взял металлическую линейку, лежавшую на столе перед ним, и стал ею играть.

– А я считаю, что ты это прекрасно знал.

"Они подходят к делу, – подумал Юбер, – но какого черта они ходили вокруг да около?" Он притворился испуганным.

– Да нет! Я вас уверяю... Не хотите же вы заподозрить меня в...

Григорьев насмешливо смотрел на него.

– В чем?

Юбер сделал вид, что не осмеливается произнести слово. Комиссар сделал это за него.

– В шпионаже? Да, мы подозреваем тебя в шпионаже; ты ведь сделал все, что для этого нужно.

Они пристально смотрели на него. Вдруг Григорьев включил настольную лампу и направил ее свет на Юбера, который отшатнулся.

– Не двигаться!

Верхний свет погас. Остался только ослепительный белый поток света, бивший Юберу прямо в лицо. Он ничего не видел и часто моргал.

– Почему ты не сказал нам, что вошел в спальню ученого в ночь с четверга на пятницу, то есть в прошлую ночь, и разговаривал с ним?

Юбер сильно скривился.

– Опустите это! – взмолился он.

– Не раньше, чем ты скажешь правду.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнул Абдарханов раздраженным тоном.

Дверь открылась, кто-то доложил:

– Профессор здесь.

– Введите его, – сказал Григорьев.

Юбер услышал шаги, но свет ослеплял его, и он ничего не мог увидеть. Милиционеры поздоровались с вошедшим.

– Здравствуйте, профессор.

Несомненно, Монтелеоне.

– Вы его узнаете?

Юбер услышал знакомый голос итальянского ученого, отвечавшего:

– Я не могу его узнать по той простой причине, что не видел. Он ослепил меня светом фонаря.

– Вы точно помните фразу, которую он произнес?

Монтелеоне заколебался.

– Я вам говорил... Я был очень напуган, и меня так внезапно разбудили... Я был, как оглушенный... Я не понял, что он у меня просит, и подумал, что деньги... Я сказал ему прийти опять...

– Ладно... Ладно... – отрезал Григорьев недовольным тоном.

Юберу пришлось сделать усилие, чтобы не выдать себя. Монтелеоне рассказал не все и давал ему это понять. Еще не все потеряно.

– Он вам сказал, что вернется следующей ночью? Как он вам это сказал? Постарайтесь вспомнить точно.

Монтелеоне подумал. Юбер безуспешно пытался его увидеть.

– Он сказал, как мне кажется: "Завтра, в то же время. Я вам доверяю".

– По-русски или по-немецки?

Новая пауза. Юбер затаил дыхание. Если Монтелеоне скажет, что разговор шел на английском, всему конец.

– По-русски, кажется...

Григорьев удивился и разозлился:

– Вы не уверены?

– Я вам сказал, я был полностью оглушен и не обратил внимания.

– Вы знаете немецкий?

– Я свободно говорю на семи языках, поэтому деталь такого рода может от меня ускользнуть.

Григорьев рявкнул:

– Криг!

Юбер сел прямо.

– Да, товарищ комиссар.

– Ты скажешь по-русски: "Завтра, в то же время, я вам доверяю".

Юбер повторил фразу, как его и просили. Милиционер обратился к ученому:

– Вы узнаете голос?

Молчание.

– Я... Кажется, да. Я не уверен.

Разнервничавшись, Григорьев перебил его:

– Хорошо, я благодарю вас, профессор.

Кто-то быстро вошел. Запыхавшийся голос доложил:

– Мы получили ответ из Ашхабада, комиссар! Документы этого человека поддельные, в службе регистрации иностранцев Туркмении не записан никакой Хайнц Крит. Совершенно неизвестен!

Итак, они быстро управились; Юбер надеялся, что это, продлится дольше. До него вновь донесся голос Монтелеоне:

– Я бы хотел с вами поговорить, комиссар, один на один.

Григорьев, должно быть, переваривал информацию. Ему понадобилось десять секунд, прежде чем ответить:

– Иду. Юрий, займись этой гадиной!

Шум отодвигающегося стула, удаляющиеся шаги, звук закрывающейся двери... Включился верхний свет. Юбер на секунду закрыл глаза. Когда он их открыл, рядом со злым видом стоял Абдарханов.

– Грязный шпион!

Удар кулака попал Юберу прямо в лицо. Ему показалось, вылетели все зубы. Но это было только начало. Абдарханов бил методично, жестоко. Не зря в жилах этого парня была монгольская кровь. В нем проснулась жестокость воинов Чингисхана.

Со скованными за спиной руками Юбер ничего не мог сделать для своей защиты. Он старался только устоять. Он знал, что если упадет, тот продолжит бить ногами, а кулаки причиняют меньшую боль, чем ботинки.

Устав, Абдарханов остановился.

– На кого ты работаешь? Кто тебя послал сюда?

Начались вопросы. Юбер знал эту музыку. Он будет слушать вопросы, всегда одни и те же, много-много дней.