Он постучал по лбу указательным пальцем.

– Возможно, – вздохнул Юбер, не желая больше ему противоречить.

Он пытался собраться с мыслями, понимая, что в скором времени ему придется отвечать на вопросы. Надо быстро решить, что он скажет и о чем умолчит.

Данченко неожиданно рявкнул:

– Теперь, гнида, шутки в сторону. Ты не выйдешь отсюда живым, но прежде ты все расскажешь... Если понадобится, мы разрежем тебя на куски, но ты заговоришь...

Юбер предложил:

– Сделайте мне укол «сыворотки истины».

Данченко усмехнулся:

– Дурак! Ты не понял, что я хочу тебя помучить...

Юбер молча покачал головой, затем твердо сказал:

– Мы такие же. Если вы попадете к нам...

Если Данченко действительно считал его сумасшедшим, безрассудным, надо укрепить его в этом мнении. Данченко был умен, но ограничен тщеславием. Надо на этом сыграть. Юбер небрежно добавил:

– Со мной вы теряете время. Я выдержу любую пытку, но и вы ничего не добьетесь.

Он решил сыграть на корысти и продолжал:

– Я вам не враг, Данченко. Я ничего не имею ни против вашей страны, ни против вашего режима. Из моего предыдущего визита в вашу страну я извлек кое-какой урок, и я вижу положение здесь не таким, каким представляет его западная пропаганда. Я никогда не был фанатиком, и я работаю не по убеждению, а за деньги. Мне все равно, от кого их получать. Вы достаточно умны, чтобы понять...

Данченко обмяк, но Юбер считал, что еще рано ликовать. Он только подал идею... нужно немного подождать, чтобы она проложила дорогу... В этой профессии не бывает легких побед...

Юбер не удивился, когда Данченко отрывисто приказал:

– Уведите его! И можете с ним не церемониться, он парень крепкий. Что бы он ни говорил, до обеда меня не беспокоить.

Охранники набросились на него вдвоем, затем пришли еще двое.

Сейчас им занималась уже четвертая команда, и Юберу это надоело.

В пятом часу утра Данченко распорядился не беспокоить его до обеда. Долго находясь в подвале, Юбер потерял счет времени.

Его уже по меньшей мере четыре раза выворачивало наизнанку на цементном полу. Желудок давно уже пуст. Он был так основательно избит, что не мог сказать точно, какое место причиняло ему больше страданий. Все тело превратилось в один сплошной синяк.

Жаль, что он не терял сознания... Он сам удивлялся, что мог выдержать такие муки и оставаться в сознании.

Его палачи уже устали наклоняться и теперь били его сапогами стоя.

Он решил, что с него довольно и что его капитуляция не вызовет подозрений.

Он завопил:

– Оставьте меня! Я больше не могу! Довольно! Позовите Данченко. Передайте ему, что я сделаю все, что он захочет. Все! Прекратите!

Неожиданно у него потемнело в глазах. Наконец он потерял сознание.

Он очнулся в кабинете Данченко. Его усадили в кресло, возле которого рычала собака.

Кроме Данченко в кабинете находился еще один человек. По его виду Юбер сразу понял, что он крупный начальник.

Он не ошибся: перед ним стоял сероглазый, подтянутый Алехонян.

Данченко сказал:

– Нам передали, что ты желаешь говорить. Мы слушаем тебя.

У Юбера был жалкий вид, опухшее фиолетовое лицо в ссадинах, плохо отмытое от крови и рвоты...

Данченко добавил:

– Расскажи, как тебе удалось выдать себя за доктора Менцеля. Расскажи подробно.

Юбер почувствовал западню. Данченко просто хотел удостовериться в его искренности. Несомненно, он был подробно посвящен в курс дела.

Он хотел чистую правду? Он ее получит. Юбер ничего не утаит, кроме двух вещей: роли, которую Тито, оставшийся в Триесте, сыграл в этом деле, и его собственного настоящего имени. Ничто не могло бы заставить его раскрыть это.

– Меня зовут Гарри Брайн, – начал он, – и я числюсь в ЦРУ под номером ноль... ноль шестьдесят четыре...

Его рассказ, время от времени прерываемый Данченко, который хотел уточнить то или иное темное место, продолжался в течение двух часов. Ему удалось обойти молчанием роль, сыгранную Тито, что было не просто... Через определенные, почти равные промежутки времени он просил пить, и ему подавали водки.

Только в конце беседы он обнаружил, что его записывали на магнитофон.

Алехонян до сих пор еще не произнес ни единого слова. Когда он начал говорить, Юбера насторожил его тон.

– Сведения, которые вы нам сообщили, соответствуют тем, которые мы уже имели. Лично я верю в вашу искренность. После полученного вами урока вы поняли, что ничего не выиграете, если будете изображать из себя героя. Такие, как вы, не страдают излишней сентиментальностью. У вас нет предрассудков, так как именно это качество необходимо для нашей профессии. У вас нет идеалов, и вы ничего не боитесь, поэтому слово «преданность» не имеет для вас того смысла, что для большинства смертных. Впрочем, другие слова для вас тоже лишены смысла. Например, слово «предательство»... Вы согласны со мной?

Юбер утвердительно кивнул.

Алехонян продолжал:

– Я предлагаю вам выбор между двумя различными решениями. Вы можете быть нам полезны, конечно, при определенных условиях. Первое решение – пустить вам пулю в лоб.

Он сделал паузу.

– Второе решение... Я поручаю вам задание в Соединенных Штатах, которое вы должны очень быстро выполнить и вернуться сюда, где мы рассмотрим возможность дальнейшего использования вас...

Он посмотрел на Данченко и улыбнулся жесткой улыбкой:

– Что вы об этом думаете, товарищ Гарри Брайн?

Юбер с трудом ответил:

– Я хочу жить... и я сделаю все, чтобы сохранить жизнь...

Данченко рассмеялся.

Алехонян продолжал:

– Прежде чем посвятить вас в подробности этого задания, я хочу уточнить его детали, чтобы не было недоразумений...

Юберу казалось, что во всей этой истории есть что-то необычное.

Эти люди не были простаками, и если они посылали его в США, то, значит, они заручились гарантиями, которые вынудят его исполнить их приказ и вернуться.

– Поскольку вы согласны, то я должен вас предупредить, что перед отъездом вы пройдете специальную подготовку. Вам сделают инъекцию яда, еще не известного у вас. В вашем распоряжении будет один месяц: вы выполните задание и вернетесь, чтобы получить противоядие... В первую же неделю вы почувствуете действие этого медленного яда. Со временем симптомы будут обостряться, так что у вас отпадет всякое желание схитрить или сбежать.

Он умолк, закурил сигарету, сделал несколько затяжек и подмигнул:

– Вы по-прежнему согласны?

У Юбера перехватило дыхание. Они не оставят ему никакого шанса, кроме того, чтобы вернуться и умереть в их стране. Пересохшими губами Юбер пробормотал:

– У меня нет выбора.

Алехонян прогремел:

– Я тоже так считаю. Значит, вы согласны?

Юбер подтвердил свое согласие, думая о том, что он попал в худшую из переделок...

– То, о чем мы вас попросим, нелегкое дело, но вам оно по силам. Мне хотелось бы подчеркнуть, что после вашего возвращения мы попытаемся раскрыть ту роль, которую вы сыграете в этом деле, так что вы будете отмечены...

Юбер не мог больше этого выносить. Его голова раскалывалась. Он поклялся, что, если ему удастся выйти из этой передряги живым, он станет монахом и проведет остаток жизни, выращивая цветы или сахарную свеклу. Ему не терпелось покончить с этим разговором, и он спросил охрипшим голосом:

– Что я должен буду сделать?

Алехонян выдержал паузу и сказал:

– Убить настоящего Менцеля.

С дрожью в коленях Арнольд Клоуз вышел на темную улицу и, сунув руки в карманы, направился в административный блок.

Было два часа ночи. Десять минут назад его разбудил сотрудник ФБР и приказал немедленно явиться в здание государственной безопасности, где его ждали...

Грязная история! Тот факт, что сотрудник ушел, не дожидаясь его, ни о чем не говорил. Сбежать из Центра ночью было практически невозможно. Кроме того, побег был бы признанием виновности, в то время как ему, возможно, еще удастся выпутаться... В чем его могут подозревать? Вероятно, его частые отлучки в Санта-Фе привлекли к себе внимание. Он говорил об этом Лионелю, предлагая сменить место встреч. Потом он подумал, что ищейки из ФБР могли обыскать его комнату в его отсутствие, но в комнате нет ничего, что могло бы его скомпрометировать...