Отпуск подходил к концу, и Саша решил напоследок порыбачить. Алина, конечно, упросила взять с собой и ее. Но наутро Наталья будить дочь не разрешила.

— И тебе ехать не надо бы, — заявила она, стараясь говорить строго. Что-то небо на западе странноватое.

— В море не ездят, а ходят, — хриплым с утра голосом сказал Александр. Перед Алиной будешь оправдываться сама.

И ушел.

Подгоняемый прохладным утренним бризом — «холодом», — он легко выгреб за незримую линию, соединяющую Большую и Малую Колокольни. Забросил удочки с круглыми свинцовыми шариками-грузилами и закурил. Потом выплюнул сигарету: рыба клевала не переставая, и Саша едва успевал обновлять наживку. В короткие секунды передышки он бросал взгляд на запад. Там все было нормально — на фоне мутноватого неба отчетливо вырисовывались вершины Зубчатой горы. Вон Будда, иступленно молящийся утреннему солнцу, вон лихо нахлобученная на сосны и кедры каменная Шляпа. Потом Саша на какое-то время отвлекся, заполняя дно лодки окунями и редкими омулями, и, когда снова посмотрел на небо, испугался.

Над Приморским хребтом клубились снежно-белые облака. От них тянулись вниз и росли с непостижимой быстротой длинные нити, перечеркивая небо и горы вертикальными штрихами. Александр торопливо выхватил удочки, разгреб ногами рыбу и уперся в поперечину. И яростно замахал веслами.

Ковбойка на спине сразу взмокла, глаза слепило солнце и заливал пот. «Успею, успею», — выдыхал он с каждым гребком, стараясь пореже оглядываться. Берег приближался слишком медленно, но все-таки приближался, и, когда до него осталось каких-нибудь сто метров, в напряженную Сашину спину ударил первый порыв береговика. Взметнулась белая водяная пыль, на потемневшей глади озера появились «корзинки» — широкие полосы ряби.

Саша все еще греб — ритмично, мощно, азартно («Подумаешь, горный ветер! Выгребу!»), но уже били о борта тяжелые упругие волны, уже яростно-белой пеной взялась ухабистая поверхность воды, и лопасти весел увязали в тугом ветре. И Александр понял, что выгрести не удастся. Лодку сносило, он ясно видел это по Малой Колокольне. Мысли были короткие и сумбурные: «Пересекать Байкал у меня нет ни времени, ни желания, да и Наташка с ума сойдет. Жалко лодку и улов, но делать нечего. Вплавь я, конечно, быстро доберусь до берега: у головы парусность меньше, чем у высокой и тяжелой лодки». Саша быстро стащил с себя рубаху и штаны и приподнялся в лодке. И замер на мгновение, пораженный и восхищенный видом бушующей воды.

… Не метровые тяжелые волны теснили его, а неоглядная стая гигантских взбесившихся лебедей. Распахнув бело-снежные широчайшие крылья, они гневно бились грудью о лодку, едва не переворачивая ее. Длинные шеи с шипением и клекотом перехлестывали через борт, секли обнаженное Сашино тело. В тысячах глаз красными, голубыми и зелеными бликами сверкало яростное солнце. Это были не спасительные лебеди Хоридэя, а настоящие убийцы…

И тут, уже вдохнув перед прыжком воздух, Саша увидел, что высота волн не везде одинакова. Немного в стороне они были пологие, а дальше даже простиралась длинная проплешина. «Ветровая тень!» — мелькнуло в голове, и все тело наполнилось звенящим предчувствием удачи.

Саша почти упал на сиденье, ловя руками скачущие весла; правая нога, скользнув по рыбам, неловко подвернулась, тупая боль прошла через тазобедренный сустав, будто его выламывали. Отчаянно работая веслами, Птахин развернул лодку наискосок к ветру, оглянулся, ища глазами проплешину, и медленно двинулся к ней. А когда порывы береговика вдруг ослабли, он плюнул в волны соленой кровью и торжествующе заорал.

Грести было по-прежнему тяжело, но эта обычная работа рыбака не требовала душевного напряжения, и мысли Саши вошли в нормальное русло. Алинка обрадуется рыбе, будет долго перебирать и сортировать ее. Наталья немного подуется, но быстро успокоится, стоит ее поцеловать. В Москву надо бы съездить — в ИЗМИРАНе побывать и книжек прикупить. Да, книги, книги, сколько их пропустил, пока болтался здесь! Но отпуск, считай, уже кончился, впереди — лазеры и счетные машины…

… А против береговика он все-таки выгреб!

Наталья Птахина еще раз сравнила два снимка и со вздохом отложила их в сторону. Пригорюнилась, подперев ладонью круглый подбородок, и загляделась в окно. В густо-голубом небе с белыми прожилками облаков сияло солнышко и довольно ощутимо грело сквозь двойное оконное стекло. Светлые пятна лежали на столе, на бумагах, освещали платиновые волосы Наташи и чудом уцелевшую рубиновую гроздь рябины за окном. И только тускло-зеленые узкие листья, покрытые городской пылью, солнце не в силах было оживить.

Птахина проводила взглядом стайку воробьев и снова уткнулась в снимки. Кто же путает? Программист ли, пробивший в перфокарте лишнюю дырочку, новая ли машина, не до конца отлаженная, или девчонки в управлении, истомленные ясными вечерами, ставят на фотографиях не те даты? Впрочем, бабье лето ни при чем. Несоответствия между смоделированным полем волн на озере и фотографиями Байкала со спутника наблюдались и весной, и летом. В мае еще работала старая испытанная машина, а летом девчонки резвились на Байкале…

В чем же дело? Почему прогнозная и реальная фотографии время от времени так не похожи? Может быть, береговые эффекты?.. Но не до такой же степени!

Наталья посмотрела на часы и быстро встала: приближалось время обеда, а Алина любила, чтобы за столом сидели все трое. Изрядно помятая в давке иркутского троллейбуса, Наталья еле отдышалась перед своей квартирой. Дверь отворила Алина:

— А я уже уроки сделала!

— Вот и молодец. Папа пришел?

— Он на кухне.

Наташа разделась и заглянула к мужу:

— Привет.

— Привет, — не отрываясь от кастрюли с борщом, буркнул Саша. — Ты где ходишь? Дочь и муж изнывают от голода…

— Я уже мою руки.

Когда семья собралась в кухне, на столе дымились полные эмалированные чашки, горкой лежал свежий хлеб, купленный в магазинчике у вокзала, аппетитно пахла квашеная черемша. Отдельно на тарелке лежал кусок мяса: Птахиных недавно навестил Ефим и привез свежей сохатины.

Застучали деревянные ложки.

— А ты чего, как барыня, сидишь?

— Аппетита нет.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Просто у меня опять сбой с фотографиями, второй за этот месяц.

— Алинка! — прикрикнул на дочь Александр. — А ну, кончай быстрее — в школу опоздаешь. Так что за сбой? — повернул он к жене скуластое лицо.

— Я же рассказывала: примерно раз в две недели не могу составить прогноз волнения. Машинные и спутниковые снимки не вяжутся.

— Программа для ЭВМ все еще моя?

— Твоя. Дополненная, конечно.

— Тогда наплюй на спутник: он врет… Алинка, не вылизывай тарелку! Что за манеры, ей-богу… Возьми ломтик хлеба.

Александр, прихрамывая, собрал тарелки и принялся разливать чай. Наташа посмотрела на его ногу:

— Ты почему хромаешь?

— Пустяки. Это после того катания на лодке. Расскажи-ка яснее про сбои.

— Я просто не знаю, что подумать. Вначале все шло хорошо: закладываем в машину твою программу и получаем поле волн в цифрах или схемой. Но мне больше нравятся модели в виде фотографий, их удобно сравнивать со снимками, сделанными со спутника. Программу уже так усовершенствовали, что кадры почти идентичны. Только вот береговые эффекты машина не учитывает, это мы делаем сами. Но не может же рельеф дна так резко меняться за одни сутки! Сегодня сходимость идеальная, завтра — никуда не годится, а послезавтра опять все хорошо. Мистика какая-то!

— Может, кто-то где-то путает?

— Может быть, — пожала Наталья плечиками. — Вот ты, математик, лазерщик, член общества «Знание», придумай что-нибудь, а?