Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Едва Саймон стянул рубаху, как волосатый кулак толстяка метнулся к его челюсти будто пушечное ядро, подброшенное тройным пороховым зарядом. Встретил он, однако, пустоту скользнув вбок, Саймон развернулся и нанес удар по почкам не слишком сильный, но чувствительный. Толстяк охнул. Проказа загоготал.

- Умеешь... хрр... вижу, умеешь. Пожалуй, сгодишься для вечера. Продержишься пару минут... - Потирая спину, толстяк обошел вокруг Саймона, пощупал литые мышцы и одобрительно кивнул. - А может, и дольше. Но только не с Мамонтом. Удар у тебя хорош и кость крепкая, но Косой... хрр... Косой таких пачками в землю клал. Вот Васька Крюк либо там Копчик - это для тебя. С ними, хрр, и потягаешься. Годится, гуртовщик? Да или нет? Отвечай!

- Это не вопрос, - сказал Саймон, натягивая рубашку. - Вопрос в другом: сколько?

- Хрр... Сколько? Положим, два песюка в минуту. - Пашка обидно усмехнулся, и толстяк поспешил поправиться: - Ну, три. А больше получит лишь тот, кто вышибет с ринга Косого! Хочешь попробовать, парень?

- Не откажусь.

С минуту они мерились взглядами, потом Саймон уперся кулаком в капот машины и произнес:

- Мне приглянулись эти колеса. Отдашь за Мамонта? - Хрр... - Лицо толстяка вдруг сделалось серьезным. Он покосился в сторону ворот и, понизив голос, сообщил: - Знаешь, это ведь, хрр, его тачка...

- Она ему больше не понадобится, а ты свое получишь. Ставки-то десять к одному! Если знать, на кого ставить.

- Верно... хрр... - Крохотные глазки впились в Саймона. - Рискуешь, гуртовщик! Сильно рискуешь! Косой - из чемпионов чемпион. Это тебе не бычки в Пустоши!

- Там не одни бычки водились, тапирий блин, - заметил Пашка. - Водились, да перевелись.

Саймон медленно поднял руку - ту, которой опирался о капот. В металле осталась заметная вмятина. Не слишком большая, но и не маленькая - с половину кокосового ореха.

Челюсть толстяка отвисла. Это было забавное зрелище - казалось, раскрылась горловина объемистого кожаного мешка с подвешенным к нему подбородком. Несколько секунд он созерцал вмятину, затем ощупал кулак Сайма и пробурчал:

- Железный он у тебя, что ли? Ну, ладно... хрр... Приходи вечером, в шесть, развесели народец. Будут за тобой трое - Васька Крюк, Копчик и, положим, Семка Клюква. Вышибешь их, тогда берись за Косого. Все-таки десять к одному... хрр...

- Договорились, - Саймон кивнул. - Вечером кого спросить?

- Рафку Обозного. - Толстяк растопырил пятерню на жирной груди. - Меня! Я, хрр, здешний паханито. Главная власть - на арене и в ближайших, хрр, окрестностях. Так что уложишь Мамонта - забирай тачку. А не уложишь... - его взгляд метнулся к пыточной яме, из которой торчали сапоги.

- Не уложу, продашь меня в Разлом, - сказал Саймон.

- Если останется что продавать, - буркнул толстяк и скрылся за воротами.

* * *

К вечеру главная улица Сан-Эстакадо разительно переменилась. Пальмы, дома, речушка и мосты.над ней остались прежними, но шелест листьев и журчание медленных вод были заглушены гомоном, смехом, резкими гудками машин, цокотом копыт, шарканьем тысяч ноги пьяными выкриками. У живодерни, а также под портиками банка и резиденции дона-протектора маячили фигуры в синем, и среди них, судя по обилию серебряных кантов и шнуров, встречались важные чины; по мостовой тарахтели пролетки и с безумной скоростью - не меньше тридцати километров! - проносились автомобили, и хоть движение никто не счел бы оживленным, было их не так уж мало, десятка два. По мостикам фланировали щеголи в облегающих брюках, расшитых жилетах и сапогах до колен, под ручку с дамами в белых платьях, с кружевными зонтиками и веерами из перьев либо тонких расписных бамбуковых пластин. В распахнутые двери лавок и кабаков устремлялся народ, благопристойная сытая публика, какой доселе Саймон тут не видел - ни в Пустоши, ни в Дурасе, ни среди беженцев Харбохи. Простонародья, впрочем, было больше. Эти, смуглые и бородатые, в живописных отрепьях, не шастали по кабакам и не торчали на мостиках, а плотным потоком двигались к амфитеатру, то и дело шарахаясь от экипажей и машин, провожая щеголей улюлюканьем и свистом, отпуская соленые шуточки и прикладываясь к бутылям с пулькой. Рев и гогот стихали только у живодерни, а верней - у ямы; на нее поглядывали мрачно и со страхом, а на смоленских вертухаев - с откровенной ненавистью.

Саймон вместе с Пашкой и Кобелино, все - без оружия, но с дорожными мешками, протолкался к воротам, по пути удостоверившись, что лиловый автомобиль находится в прежней позиции. Вмятина на капоте была заботливо выправлена, а рядом с лимузином дежурили двое крепких парней, то ли охраняя машину, то ли встречая будущего ее владельца. Оглядев верзил, Саймон довольно кивнул, сбавил шаг и, ухватив Кобелино за локоть, поинтересовался:

- Приходилось ездить на такой?

- А как же, хозяин! С самим доном Антонио Монтальваном. Только подушки у него не кожаные, а плюшевые. На плюшевых, понимаешь, бабы скорее млеют, и потому дон Антонио...

Саймон, под одобрительным взглядом Пашки, пнул мулата в бок и приказал кончать с воспоминаниями. Его вполне устраивали кожаные подушки; главное, что были они просторны и широки, и вся их команда, включая оставшихся в придорожной венте, могла разместиться с удобством и без толкотни.

- Этот рычаг зачем? - Он показал на рукоятку справа от руля.

- Скорость менять, хозяин.

- А два других?

- Запуск мотора и тормоз. Ручной...

- Педали? Там, внизу?

- Газ и тормоз. Ножной. Да что ты, хозяин? Обычной тачки не видел?

- Такой рухляди - нет, - отозвался Саймон, поправил лямку мешка и потащил Кобелино к воротам. Рядом с ними появилась новая вывеска: двое бойцов, бровастый брюнет и звероподобный блондин, ломали друг другу кости, сцепившись в смертельной схватке. Брюнет, должно быть, одолевал, что подтверждала надпись: "Железный кулак", гроза Пустоши, против непобедимого чемпиона Эмилио Косого Мамонта. Ставки один к десяти".

- Глянь, брат Рикардо! - Пашка остановился, разинув рот. - Глянь, как тебя размалевали, гниды! Глазки тараканьи, лобешника вовсе нет, зато челюсть-то, челюсть! Кувалда, а не челюсть! Такой, вражье семя, только жеребцов ковать! Косых!

49
{"b":"50337","o":1}