Саймон задумчиво дернул нижнюю губу. В его арсенале было множество способов для добывания денег, от торговли алмазными россыпями в созвездии Кассиопеи до компьютерного грабежа; он мог проникнуть через любую дверь, вскрыть любой замок, разобраться с любым хранилищем и сейфом. Тем более что тут, на Старой Земле, не ожидалось никаких сюрпризов, "калейдоскопов", сводящих с ума, лазеров с автоматическим наведением или форсунок, распыляющих ядовитый газ. Тут все решали примитивней: решетки, запоры, толстые стены и стражи при сундуках с сокровищами.

Не отвечая Пашке, он покинул горбатый мостик и зашагал по тротуару. Улица в этот ранний час была пустынной и безмолвной; лишь ветер шуршал развешанными на пальмах гирляндами да полоскались яркие флаги на тонких высоких шестах. Город замер под жарким солнцем в своем торжественном убранстве, и Саймону припомнилось, что скоро - седьмое ноября. День Высадки, главный и, кажется, единственный праздник ФРБ. Он сопровождался массой развлечений: казнями преступников, схватками между знаменитыми бойцами, традиционным шествием, во время которого, в память о минувшей войне, сжигали чучело срушника, и обязательным погромом лавок и кабаков.

Сейчас в Сан-Эстакадо царил покой. Мирно журчала речка, над ее берегами носились пестрые птицы, мохнатые пальмовые стволы казались колоннами из серо-коричневого гранита, а за их редким строем дремали дома. Частные резиденции были украшены эркерами и башенками, у салунов и лавок гостеприимно раскинулись веранды, но присутственные здания выглядели суровей и строже: ни башенок, ни ве-;ранд, только портики, ведущие к массивным дверям, да ряды узких зарешеченных окон. Этот стиль выдерживался с удивительным постоянством, и лишь по вывескам да клановым начкам можно было догадаться, где тут казарма "штыков", где дворец протектора, а где - живодерня, она же - полицейское управление. Перед последним открывалась небольшая площадь с неизменными воротом и ямой, которая на этот раз не пустовала - из нее торчали чьи-то ноги в рваных caпогах, скрученные у колен проволокой.

- Глянь, брат Рикардо. - Пашка, притормозив, дернул Саймона за рукав. Ни хрена себе! Вот это жлоб! Разъелся, вражье семя!

Между управлением полиции и банком, мрачноватым трехэтажным зданием, выпирала полукруглая стена обширного амфитеатра. Ворота в ней были приоткрыты, и откуда-то издалека доносились тяжкое сопенье, шарканье ног по песку и звуки глухих ударов, словно кузнечным молотом стучали по закутанной в перину наковальне. Справа от ворот стоял новенький автомобиль, а слева, на фанерном щите, висела намалеванная яркими красками картинка: полуголый темноволосый гигант с рельефной мускулатурой, бочкообразным брюхом и кулаками размером с футбольный мяч попирал стопой поверженного соперника. Густые мохнатые брови великана были грозно насуплены, а глаза разбегались по сторонам, будто он в одно и то же время пытался выяснить, что происходит у дверей банка и в пыточной яме.

- Нечисть бровастая, - пробормотал Пашка-Пабло и принялся разбирать надпись внизу плаката. Она извещала, то нынче вечером Эмилио-Емельян Косой Мамонт, боец и чемпион смоленских, готов уложить любого, переломав противнику на выбор ноги, руки либо ребра; а если почтенная публика пожелает, то шею или хребет. Ставки десять к одному, судья на ринге - Рафаэль Обозный, схватка - до победного конца, победитель получает все.

- Все! - с натугой дочитал рыжий и бросил взгляд на Саймона.

Но тот слушал вполуха, разглядывая лимузин у ворот. Большая открытая машина; кузов - темно-лиловый, бронзовый бампер надраен до блеска, сиденья крокодильей кожи, над задним - топливный бак литров на двести, передние прикрыты ветровым стеклом; еще - огромный руль, педали да какие-то рукояти, также обтянутые кожей. От этого транспортного приспособления веяло надежностью и мощью, и Саймон подумал, что на приличной дороге сумеет выжать километров восемьдесят в час.

- Хороши колеса, - сказал Пашка, прищурив зеленый глаз. - В Дурасе таких нет, да и в Сан-Филипе тоже. В Дуре вообще ни одной машины, брат Рикардо, а в Фильке у гниды Мендеса есть фургон с мазутным движком, чтоб туши коровьи по причалам развозить. Но эта-тачка - не для туш. Подходящая, тапирий блин!

- Подходящая, - согласился Саймон, представив, как мчится на лиловом лимузине к океанским берегам, а рядом с ним, на переднем сиденье - Мария. Глаза блестят, темные волосы вьются, губы полураскрыты, а на губах - улыбка. Надо бы платье ей купить, подумал он и резко обернулся, расслышав за спиной чье-то дыхание.

Оно было сиплым, натужным, словно приближавшемуся к ним толстяку не хватало воздуха. Вероятно, лет двадцать назад он выглядел сильным высоким мужчиной, но теперь отвислое брюхо, лохмы до плеч, необозримые ягодицы и волосатые руки-окорока скрадывали рост. Впрочем, несмотря на излишек волос и плоти, двигался он довольно шустро.

- Хрр... Откуда, оборванцы?

Саймон оглядел подошедшего. Лицо его не было ни добрым, ни злым; маленькие глазки, рот и нос терялись среди бесчисленных складок кожи.

- Из Пустоши мы, - буркнул Пашка. - А ты откудова, сало волосатое?

- Оттуда! - Толстяк, не обижаясь, покосился на стены амфитеатра. - Мое заведение! Покупаю и продаю, сужу и принимаю ставки... еще хороню по сходной цене. А вы, значит, из Пустоши. На богатеев-ранчеро не похожи, хрр... совсем не похожи. Гуртовщики, что ли? Из тех, что бычкам хвосты крутят? - Он сощурился, оглядел Саймона и вдруг махнул мясистой лапой в сторону ворот. - Желаете взглянуть, парни? Чемпион как раз... хрр... разминается. Моньку Зекса кончает.

- А что потом? - спросил Саймон, приподнимая бровь.

- Потом? Хрр... Потом ему другие партнеры потребны. Можно - из Пустоши. Можно - из Разлома. Хоть бляхи, хоть чечня из Кавказских Княжеств! Но только по три песюка за схватку. Вот ежели кости переломает, добавлю еще пять. Годится? Хрр?

- Утром не годится. - Саймон выдержал паузу, потом перевел глаза на плакат. - Вот вечером я бы с ним потягался. Ставки десять к одному, говоришь?

- Хрр... Десять к одному. Ты, я вижу, грамотей! Однако здоровый. - Толстяк отбросил волосы, свисавшие на потный лоб, и приказал: - Ну-ка, разденься, бычара! Драться умеешь?