Наконец Рхиоу обнаружила, что не может вспомнить больше ни о чем, что могло бы ей понадобиться. Знание нашло себе место в ее мозгу, образы и диаграммы закрепились там, откуда она могла быстро их извлечь. Рхиоу позволила себе расслабиться. Теперь уже можно было и уснуть; а утром обязательно нужно будет хорошо подкрепиться: отправляться в трудное путешествие голодной было бы просто глупостью.

Рхиоу закрыла глаза, оглядывая все диаграммы заклинаний, собранные в ее оперативной памяти: светящийся ландшафт, испещренный словами. Другие заклинания, которыми она пользовалась недавно, лежали на этой ярко освещенной равнине в отдалении и выглядели неотчетливыми, словно слегка затянутыми туманом, – плод работы нескольких месяцев, колышущийся переливающийся ковер. Даже упомянутое Эхефом заклинание-«хобби» тоже было здесь, на самой границе видимости; она узнала его еще во время своего давнего испытания.

Хорошо, что для меня это уже в прошлом. А вот для Арху – еще нет… Бедный малыш! Надеюсь, он выдержит. Так многим из нас это не удается…

Рхиоу вздохнула, чувствуя, что засыпает, и с благодарностью погрузилась в теплые объятия сна.

Тепло окружало ее со всех сторон, но с одной стороны чувствовалось сильнее – как если бы она спала у камина, который ее эххифы иногда растапливали зимой. Шепчущая уже давно умолкла, и теперь Рхиоу ощущала лишь успокаивающее присутствие Молчаливой и ее пронизывающее все мурлыканье.

– Госпожа, – сказала ей Рхиоу, – я боюсь.

– Как и все мы, когда оказываемся перед лицом того, что ждет тебя, – последовал ответ, – или почти все. Моя сестра, рожденная первой, ничего не боялась, – она всегда шла в битву смеясь, как будто возможности поражения не существовало. Может быть, такова была ее натура по воле нашей матушки. Для смертных или тех, кто не умирает, но претерпевает изменение, есть выход: научиться мужеству. Однако для тех из нас, кто был создан в начале времен, боюсь, такой возможности нет: нам остается только делать свою работу, постоянно испытывая страх. Бог, который забудет о пользе специализации и попытается делать вещи, которых делать не умеет, быстро перестанет быть богом и сделается тираном.

– Как случилось с твоей собственной сестрой, госпожа.

– Я не хочу о ней говорить. Мы и так слишком часто видим ее. Тебе вскоре предстоит увидеть ее очень близко.

– Как же мне этого не хочется… – прошептала Рхиоу.

– Миры во вселенной мало обращают внимания на наши желания, – донесся ответ. Как всегда, в голосе Шепчущей звучала шутливая нотка, но на этот раз она была менее заметной, чем всегда. – Впрочем, желание и рожденное им намерение – силы, с которыми должны считаться даже боги. Делай свое дело, дочь моя. Я буду делать свое, и может быть, нам удастся чего-то добиться…

Воцарилось молчание, однако внушающая уверенность близость Вечных Сил, их тепло сохранились. Тусклое сияние заклинаний в уме Рхиоу поблекло, и она уснула.

Утро оказалось ясным и жарким; Рхиоу совсем рано разбудили жалобы одевавшейся Хухи.

– Должно быть, уже не меньше восьмидесяти,[22] – говорила она Йайху. – А проклятый кондиционер в офисе так и не работает! Честное слово, просто позор: компания, ежегодный доход которой не уступает валовому национальному продукту небольшой страны, не может раскошелиться на ремонт такой ерунды! Этот прибор способен только добавлять жары, как будто в августе ее и без того мало!

– Сью, тебе следует оттуда уйти, – сказал Йайх.

Рхиоу поднялась, потянулась и стала тереться о ногу Хухи, которая стояла, прислонившись к кухонному столу.

– Опять он за свое, – пробормотала кошка, направляясь к своей плошке. Этот спор хозяева затевали последнее время не реже, чем раз в месяц. Хуха работала консультантом в одной из крупных компьютерных компаний, офисы которой были разбросаны по всему городу; раньше Хуха была «фрилэнс» – независимым специалистом, как понимала Рхиоу, – и сама выбирала, с кем сотрудничать. Йайх, который явился на кухню, еще не сняв халата, и теперь стоял лицом к Хухе, считал, что жене следует снова стать «фрилэнс», хотя это и означало, что будет меньше уверенности в том, сколько денег они смогут тратить на еду, а иногда и будет ли у них еда вообще.

– Хотела бы я иметь такую возможность, – сказала Хуха, наливая молоко себе в кофе. – Но этот проклятый контракт…

– Сюда, пожалуйста, тоже налей, – громко сказала Рхиоу.

– Ну так не подписывай его в следующий раз.

– Не соблазняй меня!

– Буду соблазнять. Не позволяй им больше себя закабалять. Стань независимой, и пусть они, если хотят пользоваться твоими услугами, платят вдвое больше. А то пусть тебе столько заплатит кто-нибудь еще.

Хуха со вздохом отставила пакет с молоком.

– Не знаю… Я вроде уже привыкла к постоянной зарплате.

– Ну да, я понимаю.

– Прошу прощения! Как насчет молока? – Рхиоу поднялась на задние лапки и стала теребить юбку Хухи. – Ох, милосердная Иау, как жаль, что я не могу заговорить так, чтобы она поняла! Эй! Хуха!

Хуха посмотрела на Рхиоу, наклонилась и погладила ее.

– Еще твоего корма, милочка? Ну конечно. И все-таки я сомневаюсь, Майк. В нашем деле такая конкуренция… и так много неопределенности. Как и у тебя. Мы с тобой можем умереть с голоду. Я знаю кое-кого, кто не поймет нас, если еда совсем закончится.

Хуха выпрямилась и принялась открывать новую банку с кошачьим кормом.

– Нечего сваливать все на меня, – сказала Рхиоу. – Ты должна поступать так, чтобы чувствовать себя счастливой… Ох, боги, только не тунец! Посмотри, Хуха! Вон блюдце! Оно пустое! Молока!

– Ух ты, похоже, она с ума сходит по этой штуке, – сказал Йайх. – Нужно будет купить еще.

– Я загляну в лавку по пути домой.

– Послушай, золотко, тебе все же нужно как следует подумать. Полный рабочий день тебя выматывает, да еще тебе приходится брать работу домой. Тебе не создали тех условий, которые обещали. Сама же говоришь: даже кондиционер фирма не может отремонтировать. Ты не чувствуешь себя счастливой.

Рхиоу вздохнула – она терпеть не могла казаться неблагодарной, – подошла к холодильнику, встала на задние лапки и стала теребить передней ручку, грустно глядя на Хуху.

– Чего тебе? – спросила та.

– Ты убрала молоко, не налив ей, – заметил Йайх.

– И почему это у котов не такие мозги, как у тебя? – мурлыкнула Рхиоу, подошла к хозяину и стала тереться об его ногу. Хуха открыла холодильник и достала молоко. – Ты такой умный эххиф!

– Но тогда ничего не останется тебе для кофе, – сказала Хуха мужу.

– Не важно, отдай ей. Я и так уже опаздываю. Я чего-нибудь перехвачу в офисе.

– Ты не опаздывал бы, если бы встал сразу, как только прозвенел будильник.

Теперь хозяева заговорили на другую из своих излюбленных тем: что не следует нарушать заведенный порядок и выключать надоедливый маленький радиоприемник у постели. Он день и ночь выдавал сводки новостей, но особенно раздражал по утрам, когда начинал передачу визгливым перезвоном. Рхиоу всегда радовалась, когда приемник выключали, но сегодня была довольна тем, что он работал: никакого упоминания о неполадках на Гранд-Сентрал в новостях не было.

– Ах, спасибо! – сказала она Хухе и громко замурлыкала, когда та наклонилась к ее блюдцу.

– Эй, не толкай руку, которая кормит тебя, киска: так молоко зальет весь пол.

– Не беспокойся, в случае чего я приму меры, – ответила Рхиоу и начала лакать.

Хуха и Йайх отправились в спальню, все еще продолжая спорить. На самом деле они не так уж расходились во мнениях; Народ называл такой разговор «фхиа-сау»: спорящие обменивались ласковыми оплеухами, когти не выпускали, а кусали шутя. Такой спор был скорее развлечением, чем попыткой всерьез переубедить партнера.

Они и в самом деле очень похожи на нас, – подумала Рхиоу, допив молоко и принимаясь умываться. – Интересно, удалось бы научить их айлуринскому, если бы было время? Можно повторять одно слово несколько раз, в понятном им контексте, пока они не усвоят…