Куст что-то не приближался. В наплывающем тумане окружающее переставало быть реальным. Белые полосы окутывали, заволакивали куст все сильнее и сильнее, вот уже видна только одна самая высокая ветка. Нет, до куста не дойти. Сворачивать к шоссе надо сейчас. Семен достал карту и стал прикидывать, сколько он прошел за последний час. Речка уже давно стала маленьким ручейком. Иногда казалось, что это просто застывшая лужица воды среди болота, подернутая ряской и тиной, но шага через два снова слышалось тихое журчание: вода перекатывалась в низинку, и на ее черной лакированной поверхности беспокойно метался одинокий листок. Наверно, с того куста? Большой, больше его ладони с растопыренными пальцами. Темно-зеленый, глянцевитый, зубчатый, с острыми надрезами по краям, с толстыми вздутыми жилками. «Лене, как ботанику, будет интересно. Покажу лист ей, — решил Семен, — будет хоть повод поговорить. А то ходит, нос задирает». Семен не любил заносчивых девушек, робел перед ними. Но с Леной тут что-то было не так. Может быть, Семен в глубине души чувствовал ее превосходство? Профессор на неделю приехал из Ленинграда. Узнал, что здесь москвичи, подключился. А Лена и рада, болтает с ним, сыплет латинские термины. Пусть и определяет листочек.

Семен решительно зашагал через болото к шоссе. Смеркалось. Было тихо, так тихо, что его собственные чавкающие шаги по болоту казались Семену оглушительными.

Семен вернулся с болота уставший. В доме, который был снят для гидрогеологического отряда, никого не было. Семен развернул большую карту исследуемого района и стал наносить сегодняшний маршрут. Поднимая голову от карты, он взглядом натыкался на хозяйские фотографии, засунутые в коричневую рамку под стекло.

Сколько раз Семен пытался в беспорядке этих фотографий разных лет найти последовательность, фамильное сходство, установить родословную семьи большого дома с мезонином. Начинать надо было со слегка порыжевшей карточки, приклеенной на толстый зеленоватый картон с золотыми вензелями. Бравый мужчина с черными усами опирался локтем на резную тумбу, рядом молодая женщина в длинном платье, рукава с буфами, бесчисленные пуговицы и банты. Сзади них нарисованная на холсте мраморная лестница, вся увитая розами. На заднем плане лубочный замок. Лица натянутые. Потом та же чета, не такая торжественная, сидит с двумя мальчиками со старательно прилизанными вихрами, с маленькой девочкой на коленях у отца. Белый кружевной воротник закрывает всю тоненькую фигурку.

Дальше те же мальчики, но уже подростки, в полосатых футболках, широких трусах, крайний справа — с мячом в руках. Тридцатые годы? Девочка с челкой белая блуза, пионерский галстук — среди таких же девчонок у моря. Яркое солнце — на фотографии видны резкие черные тени Лагерь «Артек»? Потом новая пара: он в морской форме и она в нарядном платье стараются быть серьезными, но радость струится из глаз и губы вот-вот раскроются и засмеются. Хорошо, что фотограф понял их и не дал застыть в неподвижности, схватил на лету ясное, светлое счастье. Вот целый ряд расплывчатых любительских снимков: дом, старик с палкой, так же топорщатся его уже седые усы. Бабушка с внучкой или правнучкой сидит на стуле под деревом. Отчетливо видны лишь цветочки на платке. Много маленьких фотографий военных лет. Серые шинели, в глазах напряженность, но не та мирная напряженность — надо сидеть спокойно, пока фотограф считает секунды, — а внутренняя напряженность, собранность времени. В движении, в походке, в жестах, в разговоре эта напряженность не была бы так заметна, а здесь она застыла навечно на молодых суровых лицах незнакомых солдат.

Семен старательно разглядывает фотографии, может быть, более старательно, чем карту, на которую наносит маршрут. И взгляд его снова и снова останавливается на одном снимке. Профиль молодой девушки. Фотография так резко отлична от других, что выпадает из общего плана. Слегка склоненная голова с тугой косой, спокойный печальный взгляд больших черных глаз. Левая часть снимка закрыта другими фотографиями. Семен поднялся и слегка их отодвинул под стеклом — показался ворот платья, заколотый замысловатой брошкой. Кого бы спросить, чья эта фотография? Седого старика с палкой или его внучку, что приезжает каждый выходной. Нет, смешно, и зачем? Фотография довоенная — это точно.

В комнату вошла Мария Степановна. Семен быстро сел на стул и стал чертить. Все же его озадачил вопрос Марии Степановны:

— Тебе нравится девушка?

— Лена?

— Ну нет, это известно всем, я говорю про фотографию.

— Да. Вы тоже находите в ней что-то нестандартное?

— Мне все время казалось, что я ее где-то встречала. Но где? Когда? И эту брошку, которая теперь стала видна, я знаю: на ней синие колокольчики и изумрудные листья переплетены тонкими золотыми стеблями.

— Девушка нездешняя, и это не ее родня, — ответил Семен.

— Да, скорее всего Шерлок Холмс мог бы сказать, взглянув на снимок, где она жила и зачем здесь ее карточка. А заодно, где я ее встречала. Ну как, до конца прошел болото? Нашел исток реки?

— Я не Шерлок Холмс — спрошу у хозяина… На болото пойду еще раз. Туман помешал. Мария Степановна, я нашел на болоте очень большой лист, такой зубчатый…

— Лист? Ну, это специальность Лены. Предлог поговорить.

И Мария Степановна пошла в свой «кабинет» — маленькую комнатку, отгороженную от горницы тонкой перегородкой с голубой ситцевой занавеской вместо двери.

Семен промолчал. После реплики Марии Степановны ему едва не расхотелось показывать лист Лене.

— Вот он. Мне он казался дальше. Почему я до него не дошел тогда?

Вокруг куста почва была крепкой. Небольшой сухой лужок. Одуванчики, маленькие воздушные шарики, готовые взлететь. Крохотная березка. Сам куст был даже не куст. По размерам — дерево. С могучими толстыми ветвями. Зубчатые крупные листья. Толстые жилки на них покрыты пушком.

— Я никогда не видала такое растение. Оно нездешнее. В этом нет сомнения. Похоже, будто из субтропиков. Для этого не нужно и ботаником быть. Кто же его посадил? Откуда взял? Хорошо бы увидеть цветы с этого растения…

— Дома — девушка нездешняя. На болоте куст нездешний.

Лена была так поглощена кустом, что не слыхала слов Семена. А шли сюда — болтали. Куда только делась ее заносчивость, как только увидела лист, что принес Семен! Семен был обижен. Хоть бы спасибо сказала, что тащился с нею сюда…

Но Лена вовсе и не замечала его надутого вида.

— Это надо показать профессору… Что за девушка нездешняя?

— Не девушка, а фотография. На ней девушка. Черноволосая, южная, Мария Степановна ее встречала, но не помнит где. А знаешь, если два явления в одном месте не имеют причинных связей с окружающим, они должны быть взаимосвязаны. — Семен любил рассуждать. — Значит, девушка посадила куст…

— Что ж по-твоему, если у меня в комнате стоит, скажем, телескоп и я приведу туда… козу, они взаимосвязаны, потому что неуместны в комнате?

— Конечно. Любой скажет, что там живет человек с… ну скажем, с богатой фантазией.

Лена не заметила шпильки Семена.

— Послезавтра профессор уезжает… А завтра он предложил мне поехать с ним на дальнее болото. Я его и приведу сюда…

Утро было ясное, и ничто не предвещало дождя. Лишь где-то далеко собирались и вновь расползались белые кучи облаков. На мягких сиденьях профессорской машины было уютно, пока ехали по шоссе. Луга, небольшой лесок, отдельные деревья проплывали, двигались, сменяли друг друга. Далеко у горизонта крутилась силосная башня — то казалась она справа от дороги, то слева, Вот шоссе потонуло в зеленом поле пшеницы, тронутой желтым налетом, пшеница цвела. Дальше разросшиеся ветлы создали пестрый коридор из светлых бело-зеленых листьев и теней. И опять широкие луга и кустарники.