— Ну, Бастер, Блэкки, юная леди. Что за внушительное собрание титанов права! Вы меня пугаете.

Бастер хихикнул, я же поднялся с места и произнес:

— Доброе утро, ваша честь. Мы собрались здесь, чтобы назначить судебное заседание по делу Остина Пейли.

— Конечно, — недовольно фыркнул судья, как будто я перебил его. — Ну, обе стороны готовы?

— Обвинение готово, — решительно произнес я.

— Ну, ваша честь, я не успеваю, нельзя ли помедленней? — произнес Бастер, растягивая слова. — Какое дело мы будем разбирать? Их, по-моему, несколько.

Судья Хернандес ненавидел, когда что-то усложняли.

— Конечно, — кивнул он и уставился на своего координатора, Бониту. Та положила перед ним стопку бумаг. Судья насупился и оттолкнул ее руку. Бонита обиженно хмыкнула. Судья Хернандес, конечно, не прилагал силы, чтобы воспитать грубых, неуважительных подчиненных.

— Да, здесь три дела, — сказал он. — Нет, четыре. — Он прочел вслух номера обвинительных актов. — Что вы скажете по каждому из них?

— Обвинение готово разбирать дело номер 4221, — сказал я и снова сел.

Это то, где жертвой был Кевин Поллард, которое мы с Бекки решили разбирать первым.

— Защита не готова по этому делу, — возразил Бастер, качая своей массивной головой. — Защита готова разбирать дела номер 4222 и 4223. Для остальных нам понадобится дополнительное время для уточнения деталей.

Он назвал самые проигрышные дела, свидетелями в которых были девочки, они с точностью не могли опознать преступника. Я оставил их напоследок, только для уточнения приговора. В четвертом деле фигурировал десятилетний Томми. В запасе были и другие дела, но я еще не подготовил по ним обвинение. Я собирался сначала выставить самое выигрышное дело. У Бастера, естественно, были другие планы. Если бы он вынудил меня пойти у него на поводу, то Остина признали бы невиновным и дальнейшее обвинение было бы под вопросом.

— Обвинение? — спросил судья.

— Не готово по делу номер 4222 и 4223, — упрямо ответил я.

— Не готово? — Судья нахмурился.

— Нет, ваша честь, эти дела еще не завершены, — подтвердил я. — Мы готовы к первому делу в реестре, и обвинение просит скорейшего судебного заседания. Обвиняемый не заключен под стражу, и число преступлений ясно указывает на его опасность. Обвинение просит немедленного судебного разбирательства.

Подтекст моего высказывания был иным: «Не я раздуваю пламя, позволив преступнику разгуливать на свободе, а вы, господин Хернандес. Надеюсь, репортеры поняли это».

Судья заметил подножку. Он задумался.

— Как я могу принудить защиту разбирать дело, к которому адвокат не готов? — спросил он меня, указав рукой на Бастера, который подобострастно закивал в знак признательности. — Почему вы не готовы к остальным делам? — обратился он ко мне.

— Обвинение готово разбирать дело номер 4221, первое дело, — стоял я на своем. — А что касается замечания вашей чести по поводу защиты, то лучший способ заставить ее заняться дело — это назначить дату разбирательства.

Никто не мог заставить меня разбирать дело, к которому я не был готов. А я мог, если решил исключить все дела, кроме того, которое наметил. Такое исключение по усмотрению обвинения давало мне право возвратиться к этим делам позднее. У защиты не было такого права отказаться от суда по причине неподготовленности к нему. Случалось, что судья игнорировал мнение защиты.

Мы все знали об этом. Нас с Бастером занимали не правовые тонкости. Каждый добивался своего. Судья Хернандес трусил. Как и большинство судей, он хотел сделать то, что, по его мнению, было правильным и в то же время необходимым, надеясь, что эти два требования совпадут. Судья Хернандес был известен тем, что, колеблясь, часто поддавался не давлению закона, а напору законника, который заставлял пойти ему навстречу.

Судья старался избегать таких безвыходных ситуаций.

Человек вспыльчивый и неразборчивый, он подталкивал конфликтующие стороны к компромиссу. Ситуации, требовавшие от него решения, а не компромисса, раздражали его.

Я опасался, что, загнанный в тупик, судья примет сторону старого друга, который вкупе со своим клиентом обладал большим политическим весом, чем любой человек в округе.

— Если все, чего хочет обвинение, — это немедленное разбирательство, — с готовностью вставил Бастер, — мы предлагаем сразу разобрать два дела: второе и третье. Так мы решим одновременно две проблемы.

— Спасибо за предложение, мистер Хармони, — сказал я, обращаясь к нему. Бастер пожал плечами, он хотел как лучше. — Но я уверен, что судья Хернандес и сам способен решить, в каком порядке разбирать дела…

— Это совсем не плохая идея, — медленно произнес судья:

Меня кто-то потянул за рукав. Я совсем забыл про Бекки. Когда я, разгневанный, обернулся, чтобы отбрить того, кто посмел помешать мне в такой критический момент, она протянула мне два листка бумаги: мотивы отказа, с уже вписанными номерами дел, где свидетелями проходили девочки.

Я взглянул на Бастера. Сперва мне показалось, что мной манипулируют. Но Бекки была права. Надо было на что-то решаться.

— Ваша честь, обвинение представляет мотивы отказа от разбирательства дел номер 4222 и 4223. Надеемся, у нас больше не будет необходимости отнимать у судьи время.

— Мистер Хармони, — обратился судья.

Бастер развел руками, любезно признавая поражение.

— Я не буду возражать против отмены половины обвинений против моего клиента, ваша честь.

— Договорились, — решительно сказал судья. — Я назначу судебное разбирательство первого дела через, скажем, тридцать дней. Четвертого октября. Вы будете готовы к этому времени?

— К тому времени я подготовлю защиту, — заверил Бастер.

Судья поднялся, к нему вернулся привычный ворчливый тон.

— Вам лучше быть готовыми. Обеим сторонам. Иначе я обвиню вас в неуважении к суду.

Но прежде чем уйти, судья изобразил с помощью большого и указательного пальцев пистолет и направил его на Бастера. Тот ответил тем же. Он покачал головой, добрый старый друг судьи.

Начало октября меня вполне устраивало. До выборов остался месяц, а суд продлится не дольше недели, и то вряд ли. Нельзя позволить изменить дату разбирательства.

— Поздравляю, Блэкки, — подошел ко мне Бастер Хармони. — Вытащил из-под меня сразу два дела. Постарел я для таких игр. — Его улыбка адресовалась не мне. — Или мне нужен молодой помощник.

Бекки ответила улыбкой, как будто он ей польстил.

— Это предложение о работе, мистер Хармони? Но я довольна своей службой.

— Еще бы! Прокурор всегда на виду, так, Блэкки? Может, поэтому ты вернулся? Пойдем, Остин, надо уходить, пока нас не арестовали.

Остин пожал плечами, как бы извиняясь, будто его поймали при побеге.

— Буду с нетерпением ждать суда, — бросил нам Бастер.

— Он не врет? — спросила Бекки.

— Еще до твоего появления на свет его считали настоящим зверем в суде.

Бекки улыбнулась в ответ, на этот раз искренне.

— О, прекрасно, — сказала она.

Через две недели мы с Бекки закончили инструктировать Кевина. Он мог давать показания любому из нас, в подробностях. Иногда мы не вдумывались в то, что это были за подробности, пока не принимались их обсуждать. Когда мы слушали его рассказ, мы воспринимали факты отстраненно, вне зависимости от того, что мы посмеивались над его словами, похлопывали его по спине, хвалили за искренность; про себя мы вели подсчет, пока он говорил. Вот у нас появился еще один факт для обвинения. Теперь еще один. Хорошо, это лишь усилит приговор. Но позже, когда его не было с нами, когда мы сидели в тишине ресторана или в машине, мы постепенно осознавали весь ужас услышанного, понимали, что значат для него эти воспоминания. Именно в тот момент реальность открывалась нам.

— Думаю, я смог бы заставить его плакать, — сказал я. — Просто притормозив между вопросами. Дав ему время задуматься над ними.

Бекки кивнула. Мы замолчали.