Постепенно рельеф океанского дна проступал вдалеке все явственней. Наконец на экране обрисовались очертания объекта.
Он походил на гигантский кривобокий цилиндрический бастион, расширяющийся внизу, дабы вместить грузовые отсеки, защищенные ультра-сталью. Это должен был быть самый секретный и неуязвимый космический корабль из всех построенных. Перед запуском грузовой отсек долбили тараном, обстреливали из пушек, и подвергали всем видам агрессии, которые по мнению конструкторов он мог выдержать, чтобы демонстрировать, что он их выдерживает.
Тишина в рубке стала просто невыносимой, когда стало ясно, что именно грузовой отсек был разворочен практически пополам.
— На самом деле он в абсолютной целости и сохранности, — уверенно заявил один из чиновников. — Там такая система, даже если корабль и ломается, контейнеры остаются непроницаемыми.
— Три тысячи восемьсот двадцать пять метров.
Четыре Умных Скафандра для высоченного давления медленно передвигались от спасательного корабля в сторону неясных очертаний чудовищной баржи. Они двигались с неуклюжей грацией, практически невесомые в этом водном мире.
Своей правой головой Зафод уставился на черную бесконечность над ним, и на секунду его разум завыл от ужаса. Он посмотрел на свою левую голову и вздохнул от облегчения — она смотрела Ультра-Крикет по своему видео шлему и все остальное ей было до лампочки.
Позади плелись чиновники из Администрации Целости-Сохранности и гражданской Перестраховки и Утешения. Перед ним брел пустой скафандр, тащивший их инструменты и протаптывающий для них дорогу.
Они прошли через огромную рванную трещину в обшивке Бункера Миллиарда Лет и замельтешили фонариками. Раздробленная техника дрейфовала меж помятых балок. Теперь этот отсек облюбовала семейка прозрачных угрей. Пустой скафандр прошелся по коридору, проверяя герметичность отсеков.
Третья дверь не поддавалась. Они забрались в камеру перехода и долго ждали, пока насос уравнивал кошмарное давление океана с кошмарным давлением воздуха и инертных газов.
Наконец внутренняя дверь открылась и они вступили в темный грузовой сектор Бункера Миллиарда лет.
Им пришлось пройти несколько титановых дверей целости и сохранности, и каждую чиновники открывали кварковыми ключами. Скоро они настолько углубились в толщу титановых перегородок, что трансляция Ультра-крикета стала глохнуть, и Зафоду пришлось переключиться на одну из рок видео-станций, поскольку не было места, куда они не могли бы дотянуться.
Последняя дверь скользнула в сторону и они вышли в большой замогильный зал. Зафод осветил нечаянно фонариком вылупившееся на него вопящее лицо.
Зафод и сам выдал уменьшенную квинту, уронил фонарик и осел на пол, а точнее на труп, лежащий нетронутым в течении шести месяцев и молниеносно ответивший на посягательство со стороны Зафода оглушительным взрывом.
Зафод прикинул что ему теперь делать и после кратких, но лихорадочных внутренних дебатов решил, что потеря сознания будет лучшим курсом.
Он пришел в себя через несколько минут и сделал вид, что он не знает, кто он такой, где он, или как он сюда попал. Но был в этом весьма неубедителен. Тогда он сделал вид, что память неожиданно вернулась к нему и этот шок снова заставил его покинуть сознание. Но пустой скафандр — который нравился Зафоду все меньше и меньше — не спрашивая его согласия, поставил Зафода на ноги и заставил взаимодействовать с окружающим миром.
Среда, подло окружившая Зафода, была тусклой, грязной и неприятной в нескольких отношениях, и самое явное — цветная мозаика из кусочков корабельного навигатора рассеянная по полу, стенам и потолку, а особенно по нижней части Зафода.
Сие столь гадко, что больше мы не будем его описывать в нашем рассказе, ну разве, чтобы указать мельком, что бедняга Зафод блеванул в свой гермошлем.
Засим он поменялся шлемами с пустым скафандрами. К сожалению, смрад спертого корабельного воздуха и зрелище его собственного скафандра праздно бродящего по гниющим останкам, заставило его стошнить и во второй скафандр. И тут уж ничего не поделаешь.
Вот. Все. Больше не будет гадостей. Таких гадостей, во всяком случае.
Обладатель вопящего лица успокоился и теперь бессвязно булькал в канистре с желтой жидкостью — резервуаре аварийного анабиоза.
— Это было сумасшествие, — бубнил он. — Бред сивой кобылы! Я ему говорил — можно попробовать лобстеров на обратном пути, но он сошел с ума. Он стал одержим! Вы когда-нибудь видели, чтоб кто-то так тащился от лобстеров? Я вот не видел. Как по мне, так они слишком резиновые и обременительные для еды и не такие уж вкусные. Я предпочитаю устриц, так я ему и сказал. Зарквон, я ведь ему говорил!
Зафод уставился на это чудо в перьях, бьющиеся в конвульсиях в своем резервуаре.
Человек был подключен ко всяким трубка жизнеобеспечения и его голос булькал из колонок, безумно фонящих по кораблю.
— Тут я облажался, — кричал умалишенный — Я заявил открыто о любви к устрицам, а он сказал, что я просто не пробовал настоящих лобстеров, как он пробовал на земле своих предков. И он это докажет. Какие проблемы? — говорил он — Эти лобстеры стоят долгого пути, не говоря уж о незначительном крюке, который им придется сделать. Еще он клялся, что сможет управиться с кораблем в атмосфере, но это все было сумасшествие.
Тут он сделал эффектную паузу и принялся вращать глазами, как будто у него в голове зазвонил маленький колокольчик.
— Корабль как с цепи сорвался! Я поверить не мог — мы делаем все это, только чтобы я уверился в примате лобстеров. Нет все-таки они переоценены как пища. Вы уж извините, что я так много говорю о лобстерах, я попробую взять себя в руки. Просто они крутились у меня в голове так долго, покуда я плавал в этой канистре. Прикиньте — оказаться запертым в корабле с этим маньяком, жрать подогретые полуфабрикаты, пока он говорит об одних лобстерах, а потом плавать полгода один одинешенек в бочке и думать о них. Я обещаю, больше не говорить о них. Я попытаюсь, честно. Лобстеры, лобстеры, лобстеры, лобстеры — все хватит! Похоже только я выжил. Кроме меня никто не успел добраться до аварийных резервуаров. Я послал SOS, а потом мы вмазались в океан. Катастрофа, не так ли? Полный разгром и все из-за патологической любви к лобстерам. Я достаточно связно изъясняюсь? Мне все еще тяжело об этом говорить.
Он пялился на них невидящим взглядом и разум его опускался на землю, как упавший лист. Он мигнул и посмотрел на них странно — как обезьяна на странную рыбу. Он заскреб скрюченными пальцами по стеклу резервуара. Желтые пузырьки выпорхнули из его носа и рта и запутались в волосах.
— Зарквон в небесах, — замычал он патетично — Меня нашли, я спасен…
— Да, уж. Счастье-то какое, — процедил один из чиновников.
Он склонился к главному компьютеру и запросил отчеты о повреждениях.
— Герметичность отсеков со стержнями в спектре императива не нарушенна.
— Ах, вы собаки дикие! — зарычал Зафод. — Таки эпсилоновые стрежни аориста!..
Стержни аориста использовали в старые добрые времена в генераторах энергии.
Когда охота на источники энергии стала особенно популярной, один смышленый паренек обнаружил, что никто не пытался качать энергию из прошлого. И пребывая в состоянии кислородного опьянения, поскольку такие откровения, как правило, сопровождаются приливом крови к голове, он изобрел способ добычи в ту же ночь. А через год огромные пласты прошлого были усеяны скважинами для генерирования дармовой бесполезной энергии. Были конечно борцы за чистоту прошлого, но их обвинили в весьма непрактичной и дорогостоящей форме сентиментальности. Прошлое предоставляло дешевую, чистую энергию, а что до загрязнения настоящего прошлым, может так оно и было, но все это было в неизмеримых долях и следовало сохранять чувство пропорции.
И только тогда, когда настоящее было по настоящему загажено, по причине этих эгоистов из будущего, пробуривших гадскую уйму скважин, тогда-то все осознали, что все стержни до последнего, а также секрет их изготовления должны быть безоговорочно уничтожены навсегда. Якобы во имя их дедов и внуков, а на самом деле во имя дедов их внуков и внуков их дедов.
