– Ты что несешь, идиот? – разозлился дон Эмилиано.

Слегка вздернув голову, Халиска несколько недружелюбно посмотрел на него.

Доротея тоже глянула на жениха и улыбнулась. Ей нравилось, что человек, которому она собиралась доверить свое сердце, мог отпустить крепкое словцо. Ничто так не радует женщину, как сознание того, что ее возлюбленный – настоящий мужчина.

– Я говорю, – медленно начал жандарм, – о той ночи, которую дон Эмилиано наверняка не забыл. – Халиска выражался прямо, но, как истинный мексиканец, все же проявил некоторую дипломатичность. – О той самой ночи, когда были украдены лошади сеньора Лерраса, – добавил он.

И хотя дон Эмилиано не носил кинжала, его рука непроизвольно потянулась к поясу. Несмотря на то что его волосы были почти такими же светлыми, как у Доротеи, он был настоящим мексиканцем.

– На что ты намекаешь, пес? – грозно выкрикнул он.

– Успокойся, Эмилиано, – обратился к нему дон Томас.

Лопес, подавив гнев, с тревогой посмотрел на даму сердца.

Доротея повернула к нему очаровательное личико и улыбнулась. Трудно было сказать, догадалась ли она, что ее жених оказался совершенно беспомощным в руках бандитов, или сама мысль о страданиях – даже если они выпали на долю возлюбленного – доставляла ей удовольствие.

Дон Эмилиано пожал плечами, но тут же пожалел о своей забывчивости – спину еще сильно саднило.

А жандарм между тем продолжал:

– Бандит, который побывал здесь, и есть тот самый гринго по прозвищу Эль-Кид.

– Не может быть! – воскликнул дон Томас.

– Это точно был он, – настаивал жандарм.

– Откуда вам это известно?

С трудом сдерживая гнев, дон Эмилиано шагнул вперед.

– Мне это известно, сеньор, – заявил жандарм, – потому, что я уже давно охочусь за ним.

– И как давно?

– С тех самых пор, как у меня появилось вот это. – Жандарм коснулся пальцами двух белых рубцов на лице, походивших на заглавные буквы.

– Все это прекрасно, – промолвил дон Томас, – но бездоказательно.

– То, что проделал этот гринго, не под силу никому другому.

– Объясните, – потребовал Леррас.

– Сеньор, вам будет не слишком приятно это слышать.

– Тем не менее я хочу знать все.

Жандарм покосился на дона Эмилиано, потом спросил:

– Сколько стоит жизнь пеона?

– Несколько песо. А что?

– Тогда судите сами, сеньор, что это должен быть за человек, чтобы подвергать себя смертельной опасности из-за какого-то пеона – пусть даже запоротого чуть ли не до смерти?

– Это верно, – согласился дон Томас, принимаясь снова поглаживать острую седую бородку.

– После того как Хулио Меркадо высекли, но он еще был жив, этот гринго переправился через реку, нелегально проник на территорию Мексики и… – Халиска запнулся.

– Продолжай! – сквозь зубы процедил дон Эмилиано.

– Спасибо, Эмилиано, – ласково поблагодарила его Доротея.

– Ну так вот, – продолжал жандарм, – хоть вы и сами знаете всю историю, я еще раз перескажу ее. Он освободил пеона. Потом вместе с ним пробрался к охраняемому дому и спальне дона Эмилиано. Там оглушил охранника под окном – бедный парень все еще находится между жизнью и смертью. Затем похитил дона Эмилиано, чем подверг его жизнь смертельной опасности. Потом не спеша выбрал лучших лошадей вашего превосходительства, а перед тем как удрать, едва не расправился с доном Эмилиано.

– Это правда, – произнесла Доротея.

Дон Эмилиано ожег невесту взглядом, но увидел, что она ему улыбается.

– И все же, – настаивал дон Томас, – разве это доказывает, что преступником был именно Эль-Кид?

– Он из тех, кто совершает бескорыстные поступки, – пояснил жандарм.

– Ну, на это способен не только он, – улыбаясь, возразил Леррас.

– Сеньор, он смог разбудить в пеоне чувство собственного достоинства – и не просто в пеоне, а в запоротом почти до смерти!

– Что правда, то правда. Но это мог сделать и кто-нибудь другой.

– Сеньор, – продолжал гнуть свое жандарм, – но ведь под конец он, подвергая свою жизнь опасности, зная, что его разыскивает толпа вооруженных людей, и не подумал поторопиться, выбирая самого лучшего коня из ваших конюшен!

– Ах! – воскликнула Доротея.

– Успокойся! – одернул ее отец.

– Сеньор жандарм, – обратилась к Халиске девушка, – скажите, а этот человек, Эль-Кид, он действительно так хорошо разбирается в лошадях?

– Сеньорита, он отлично разбирается в двух вещах: лошадях и… – Зажав рот рукой, жандарм оборвал себя и виновато посмотрел на дона Томаса.

– Так в чем же еще? – настаивала Доротея.

– Извините, сеньорита, – произнес жандарм. – Он отлично разбирается в лошадях.

Девушка повернулась к отцу.

– А этот Халиска не лишен чувства такта, – заметила она.

– Не понимаю, о чем ты, – отозвался дон Томас.

– Ну конечно, не понимаешь, – усмехнулась дочь, – однако… – Тут она рассмеялась и посмотрела на дона Эмилиано.

– А ты знаешь, в чем еще, дорогой мой Эмилиано?

Глянув на нее, он сдавленно ответил:

– Надеюсь, что нет.

– И все же ты знаешь! – весело смеясь, заявила Доротея. Она вообще была очень веселой девушкой.

– Так вы полагаете, – вновь заговорил дон Томас, – что на белом свете существует только один человек, способный на подобную дерзость? Только один бесстрашный дьявол, который разбирается в лошадях, как в своих пяти пальцах?

– В лошадях и во многом другом, – повторил жандарм. – Готов присягнуть, что здесь побывал Эль-Кид.

Я слышал, как его описывал дон Эмилиано. Дон Эмилиано, можно вас спросить?

– Спрашивай, черт тебя побери!

– Давайте, давайте! – подбодрил жандарма Леррас.

– Когда вы увидели его, – начал Халиска, – он показался вам крупным мужчиной?

– Да, – ответил Лопес.

– С могучими плечами?

– Да.

– И тем не менее по тому, как он двигался, можно было определить, что он без труда взберется на дерево?

– Да, – снова подтвердил дон Эмилиано. – Он двигался легко, как кошка… Да, очень похоже на кошку.

– На нем была маска?

– Да.

– И поэтому вы не смогли как следует разглядеть его?

– Да.

– А цвет его волос?

– Черный.

– А цвет его глаз? Они, случайно, не были синими?

Тут Лопес впервые за все время сорвался.

– Да, синие, синие, синие! – закричал он. – Боже праведный! Этот человек прав! Это действительно был Эль-Кид!

– Ой! – воскликнула Доротея. – Как бы мне хотелось увидеть его!

– Доротея! – снова одернул ее отец.

– В цепях и с петлей на шее, – закончила девушка.

– Но что из всего этого следует? – оттягивая ворот рубашки, чтобы стало легче дышать, спросил дон Эмилиано.

– А вот что. Когда Эль-Кид уезжал, то поклялся, что, если мать Хулио тронут хотя бы пальцем, он спустится с гор и свершит возмездие…

– Да, это его слова. Но откуда вам они известны? Я говорил об этом только одному человеку, – полюбопытствовал Лопес.

– Сеньор, слухами земля полнится, – парировал жандарм.

– Ладно, не важно. Это правда, – нетерпеливо заключил дон Томас. – Но что нам это даст?

– Очень многое, сеньор, – облизал губы кончиком языка Бенито Халиска.

– Не тяните! – поторопил его Леррас.

– Ведь мать этого Меркадо так и не тронули? – поинтересовался жандарм.

– Она старая женщина, – вмешался дон Эмилиано, – и не несет ответственности за то, что ее сын спятил.

– А если ее, предположим, бросить в тюрьму? Слегка выпороть – только для вида – и посадить за решетку? – предложил Халиска.

– И что? – не понял дон Томас. – Не думаете же вы, что этот гринго Эль-Кид, каким бы дураком он ни был, будет настолько безрассуден, что примчится ей на выручку?

– Сеньор, он всегда ведет себя безрассудно, когда дело касается его слова, – объяснил жандарм. – А в данном случае Эль-Кид дал обещание.

– Он никогда этого не сделает, – покачав головой, возразил Леррас.

– А вдруг сделает? Или все же не сделает? – пробормотала девушка.