Литмир - Электронная Библиотека

Эмили колебалась. Ей вдруг очень захотелось вывернуться, придумать что-нибудь. Но она никогда в жизни не врала бабушке. Но, может быть, сейчас как раз тот случай, когда лучше «солгать во спасение»?

– В кого? – настаивала Эмма.

После минутного замешательства Эмили глубоко вздохнула и, чувствуя, что она в западне, еле слышно прошептала:

– В Шейна.

– Черт меня побери! – Эмма откинулась на спинку стула и по-прежнему испытующе смотрела на внучку. – Ну и ну… – сказала она, медленно расплываясь в улыбке.

Эмили подскочила на стуле, глаза ее загорелись и широко раскрылись, и она воскликнула:

– Бабушка, пожалуйста, не смотри так! Пожалуйста, не надо!

– А как я смотрю?

– Обрадованно. И заговорщически. Я знаю, что вы с дядей Блэки уже давно мечтали, что в один прекрасный день одна из нас или кто-то из дочерей семьи Харт выйдет замуж за Шейна О'Нила и соединит наши две семьи. Но он не проявляет интереса ни к одной из нас, кроме… – Эмили резко оборвала себя, проглотив конец предложения. Она пожалела, что не может проглотить и свой язык. На этот раз она действительно зашла слишком далеко. Она порывисто встала и подошла к резному буфету красного дерева и наклонилась над серебряной вазой с фруктами. – Пожалуй, я возьму банан, – сказала она, притворяясь беззаботной, как будто ничего не произошло. – А тебе дать, бабуля?

– Нет, спасибо, я не хочу. – Эмма откинула голову и, глядя на стоявшую к ней спиной Эмили, спросила: – Так кроме кого, Эмили?

– Никого, бабушка. – Эмили лихорадочно перебирала в уме, как бы получше выпутаться из неловкого положения, не возбудив еще больше подозрений бабушки. Она неторопливо вернулась к столу, плюхнулась на стул, взяла десертные нож и вилку и, наклонившись над тарелкой, сосредоточенно принялась за банан.

Эмма глядела на нее, понимая, что Эмили избегает ее взгляда и избегает ответа.

– Эмили, я же знаю, что ты чуть не сказала мне, к кому же Шейн питает интерес. Если кто-то знает об этом, так только ты. – Она коротко рассмеялась, стараясь не показать, как важен для нее этот разговор. – Ты всегда была для меня источником информации обо всех членах семьи. Да и не только о них, если уж на то пошло. Так что давай, заканчивай, что не договорила.

Эмили, все еще поглощенная тем, что снимала кожуру с банана, наконец подняла голову.

– Я не собиралась открывать никаких тайн – честное слово. Шейн и не посвящает меня в свои тайны, я понятия не имею о его любовных делах. А не договорила я потому, что собиралась сказать, что он не проявляет интереса ни к одной из нас, кроме как к девушке на одну ночь.

– Эмили, что за вздор ты несешь!

– Извини. – Эмили опустила глаза, а потом снова подняла их на Эмму, скромно глядя сквозь длинные полуопущенные ресницы. – Я тебя шокирую, да?

– В моем возрасте меня не так-то легко шокировать, девочка, – колко ответила Эмма. – Но твоя фраза о Шейне меня довольно сильно удивляет. Она не очень-то доброжелательна. Точнее, весьма недоброжелательна. – Вдруг какая-то мысль пришла Эмме в голову, и она испытующе посмотрела на внучку: – Он когда-нибудь делал такие предложения…

– Нет-нет… конечно, нет, – поспешно перебила Эмили, не давая Эмме закончить фразу. Потом она попыталась слегка переиначить свое первоначальное утверждение: – Мне просто кажется, что для него это так, – бормотала она, ненавидя себя за то, что возводит напраслину на Шейна, самого милого и славного человека в мире. – Я не хотела сказать о нем ничего плохого, бабушка. Честное слово, не хотела. К тому же разве можно винить его за то, что он немного ловелас, если женщины сами так и вешаются ему на шею? Он же не виноват.

– Конечно, нет, – признала Эмма. – Но, возвращаясь к Саре, я надеюсь, что эта ее безответная любовь к нему скоро пройдет. Невыносимо думать, что она несчастлива. Она в самом деле чувствует себя несчастной?

– Не знаю, бабуля, – ответила Эмили, не погрешив против правды. – Мы с ней говорили о Шейне только один раз, уже давно. Я думаю, она потом пожалела, что вообще заговорила со мной о нем. Но я по своим наблюдениям знаю, что она по-прежнему от него без ума. При каждом упоминании о нем она заливается краской. А в его присутствии она страшно смущается и вообще сама не своя. – Эмили встретилась взглядом с Эммой и, глядя ей в глаза прямо и открыто, добавила: – Она никогда никому ничего не скажет о своих чувствах. Сара по характеру очень скрытная и никогда ни с кем не делится.

Это последнее замечание снова заставило Эмму удивиться, но она решила пока не уточнять, что именно Эмили имеет в виду. Видя, что та огорчена, она поспешила успокоить ее:

– Тебе нечего опасаться из-за того, что ты рассказала мне. Не бойся, я не собираюсь говорить с Сарой о Шейне. Я ни за что не хочу ставить ее в неловкое положение. Она придет в себя, и все встанет на свои места – а может быть, уже и встало. – Взгляд Эммы остановился на вазе с весенними гиацинтами в центре стола. Она ненадолго задумалась обо всем, что узнала. А когда подняла голову, сказала Эмили с ласковой улыбкой: – Не хочу, чтобы ты подумала, что я сомневаюсь в твоей наблюдательности и твоих оценках, но иногда ты склонна давать волю своему богатому воображению. Может быть, ты ошибаешься относительно Сары. Вполне возможно, что она уже и думать забыла о Шейне, раз он совсем не проявляет к ней интереса. Видишь ли, она твердо стоит ногами на земле и трезво смотрит на мир.

– Да, бабушка, – ответила Эмили, хотя и не разделяла ее мнения о своей двоюродной сестре. Возможно, ей кажется, что Сара твердо стоит ногами на земле, но голова ее определенно витает в облаках. Эмили закусила губу: еще больше, чем раньше, она пожалела, что вообще заговорила о Саре. С ее стороны было ужасной ошибкой затеять такой разговор со своей всевидящей и все понимающей бабушкой. Беда в том, что она совершает эту ошибку не в первый раз. Эмма всегда играла главную и определяющую роль в ее юной жизни, и отказаться от детской привычки поверять ей все секреты очень трудно, а может быть, даже и невозможно. Но, по крайней мере, Эмили радовало одно – она спохватилась в последний момент и не выдала бабушке правды о Шейне. Бабушка любит его не меньше своих собственных внуков.

Мысль, что она не выдала его, несколько ободрила Эмили: внук Блэки ей нравился и вызывал ее восхищение. «Бедняга Шейн, – подумала она с грустью. – Какое ужасное бремя ему приходится нести!» Подавив вздох, Эмили в конце концов сказала:

– Пожалуй, я больше не хочу, – и отодвинула десертную тарелочку, сделав гримаску.

Эмме хотелось побыстрее завершить обед и заняться делами.

– Чем ты планируешь заняться после обеда? Ты ведь уже закончила все дела в универмаге в Хэрроугейте?

– Да, бабушка. Я закончила инвентаризацию, как ты хотела, и отобрала одежду для распродаж, – подробно объяснила Эмили, испытывая облегчение от того, что Эмма, кажется, выбросила из головы Шейна и Сару Лаудер. – А я пойду к себе в комнату. Когда я приехала, Хильда поручила одной из горничных распаковать мои чемоданы, но я предпочитаю разложить вещи сама.

– Чемоданы? Их что, несколько?

– Десять, бабушка.

– Десять? На уик-энд?

Эмили смущенно кашлянула и улыбнулась бабушке одной из самых своих обаятельных улыбок.

– Не совсем. Я думала пожить у тебя немного. Ты не возражаешь?

– Да нет, почему я должна возражать? – ответила Эмма неспешно, раздумывая, что бы это неожиданное решение Эмили могло означать. – А как же твоя квартира в Хедингли? – спросила она, немного нахмурившись.

– Я хочу отказаться от нее. Я уже давно подумываю об этом. Я решила продать ее – точнее говоря, просить тебя поручить Джонатану сделать это. Как бы то ни было, вчера вечером я упаковала большую часть одежды и других вещей, потому что я убедила себя, что ты на следующей неделе отправишь меня в Париж. Но раз я туда не еду, я могла бы пока пожить здесь, в Пеннистоун-ройял. Буду развлекать тебя, бабушка. Тебе не будет так одиноко.

«А мне и не одиноко», – подумала Эмма про себя, но вслух сказала:

18
{"b":"501","o":1}