– Не думаю – ведь и Энтони приедет. Точнее, уже приехал.

– Приехал? Он здесь, у тебя, в этом доме? – теперь была очередь Эмили удивляться.

– Нет, он остановился у твоего дяди Рэндольфа в Мидлэме. И пробудет там всю следующую неделю. – Лукавые огоньки зажглись в глазах Эммы, и она не удержалась от соблазна поддразнить внучку: – Очевидно, все-таки есть кое-что, чего ты не знаешь, Эмили. Наш молодой граф остановился у Хартов, потому что он ухаживает за Салли. С очень серьезными намерениями. – Она не смогла удержаться от смеха, увидев выражение лица Эмили.

Та же была настолько ошеломлена этой новостью, что у нее буквально отвисла челюсть. Но не прошло и секунды, как она пришла в себя и ответила:

– Бьюсь об заклад, тетя Эдвина тоже еще не знает. Иначе она уже давным-давно добилась бы разрыва между ним и Салли. И она еще попытается это сделать.

– Она ничего не сможет сделать, – категорично сказала Эмма, и лицо ее приняло жесткое выражение. – Энтони давно уже совершеннолетний. Ему, слава Богу, уже тридцать три. Он не должен спрашивать разрешения у мамочки, да и вообще ни у кого. Вчера вечером я так ему и сказала. Я благословляю его. Откровенно говоря, я рада, что он хочет жениться на Салли. Она хорошая девушка, и очень славная. И по-моему, они подходят друг другу.

– Я тоже думаю, что Салли – очень славный человечек. Но я к ней пристрастна. Как, впрочем, и ты – и даже еще больше, потому что она так похожа на твою мать. Эдвина тоже будет пристрастна, но в другом смысле. – Эмили замолчала на секунду, подумав, как прореагирует на эту новость ее тетушка – наверняка очень бурно, – и воскликнула возбужденно: – О Господи, хотела бы я посмотреть на лицо тети Эдвины, когда она узнает, что он влюблен в Салли Харт! Она будет в ярости, бабушка! Она всегда изображает из себя великосветскую даму. А Салли – ведь ее от рабочего класса отделяет всего одно поколение.

– А кто тогда, по-твоему, Эдвина?

– Графиня. – Эмили хихикнула с некоторым злорадством. – И отпрыск семейства Фарли до самых кончиков ногтей. Она здорово изменилась с тех пор, как узнала, что ее отец – сэр Эдвин Фарли, и не кто-нибудь, а королевский адвокат! С тех пор она стала еще большим снобом, чем раньше. Ты зря рассказала ей правду об истории своей жизни и о старике Эдвине.

– Пожалуй, ты права.

Эмма повернула голову и посмотрела в окно, сосредоточенно думая о своем старшем внуке, Энтони Стэндише, сыне ее собственного первенца, Эдвины. Он был единственным сыном Эдвины от ее брака с графом Дунвейл, в нем была вся ее жизнь. Поскольку Эмма и Эдвина в течение многих лет не поддерживали никаких отношений, Эмма практически не знала Энтони, пока ему не исполнилось восемнадцать. Это было в 1951 году, когда ее брат Уинстон устроил примирение между ней и ее дочерью. «Правда, это, скорее, похоже не на примирение, а на вооруженный нейтралитет», – думала Эмма про себя. Но, по крайней мере, мы с мальчиком сразу почувствовали симпатию друг к другу, и, слава Богу, с тех пор сохраняем хорошие отношения.

Она была очень привязана к Энтони. Несмотря на сдержанную манеру держаться, он обладал большой внутренней силой, ясным умом и твердой волей, которые Эмма сразу же распознала и которым в душе порадовалась. После смерти отца он унаследовал его титул и земли в Ирландии. Энтони большей частью жил в Клонлуфлине, своем поместье в графстве Корк, но каждый раз, бывая в Англии, он не забывал навестить ее. Во время одного из таких своих приездов в Йоркшир, полгода назад, он и встретился снова, после долгого перерыва, с Салли, внучкой Уинстона, своей двоюродной сестрой. По словам Энтони, они полюбили друг друга с первого взгляда. «Это было как удар молнии, бабушка, – смущенно сказал он вчера вечером, посвящая ее в свою тайну. – И как только я закончу оформление развода с Мин, я собираюсь жениться на Салли». Эмма, которую это известие обрадовало до глубины души, не скрывала от него своей радости и обещала ему полную поддержку.

Чуть повернувшись, Эмма взглянула на Эмили и сказала:

– На твоем месте я бы не очень тревожилась за Энтони. Он вполне может за себя постоять. Я посоветовала ему не скрывать больше своих отношений с Салли – от своей матери, разумеется, – и на крестинах вести себя естественно. Пусть уж все узнают об этом раз и навсегда.

– Эдвина может устроить сцену. И очень некрасивую, – с опаской сказала Эмили, закатывая глаза к небу.

– Если она понимает, что для нее хорошо и что – плохо, то не устроит, – ответила Эмма с убийственным спокойствием. – Теперь поговорим о другом, Эмили. Ты сказала, что Джим просил у тебя совета. О чем?

– О подарке для Полы. Он купил нитку жемчуга, но не был уверен, что ей понравится. Но жемчуг просто восхитительный, и я сказала ему, что Пола будет в восторге.

– Хорошо. – Эмма посмотрела на часы. Она ощущала какое-то внутреннее беспокойство. – Я быстренько выпью еще чашечку кофе и, пожалуй, пойду к себе наверх, посижу над своими бумагами до прихода Полы.

– Я принесу тебе кофе. – Эмили вскочила, взяла чашку и пошла к буфету. Вернувшись, она сказала: – Во вторник, когда я была в Лондоне, я ужинала с Т. Б. Он передает тебе привет.

На лице Эммы появилась ласковая улыбка. Она всегда хорошо относилась к Тони Баркстоуну, первому мужу Элизабет, отцу Эмили и Александра. На протяжении многих лет они оставались добрыми друзьями. Тепло улыбаясь она спросила:

– Как он?

– В хорошей форме. Как всегда, мил и, кажется, счастлив. Нет, пожалуй, лучше будет сказать – обрел покой. А может быть, еще лучше – он в согласии с самим собой и принимает все таким, как есть. Да, это точнее всего: принимает все, как есть. – И Эмили тяжело вздохнула.

Вздох получился немного картинным, подумала Эмма. Но ведь Эмили действительно весьма романтическая девушка. Эмма знает, что она очень долго лелеяла надежду на родительское воссоединение. Что, на взгляд Эммы, было весьма маловероятно. Все еще глядя на Эмили, Эмма недоуменно подняла брови и повторила:

– Принимает все, как есть… Довольно неожиданные слова применительно к жизни твоего отца. Тебе не кажется?

– Да нет. Я действительно думаю, что он принимает то, что есть – свою новую семью в первую очередь. Но я не думаю, что он был по-настоящему счастлив с тех пор, как расстался с мамой. Откровенно говоря, бабушка, я думаю, он все еще любит ее. – Она сказала это очень многозначительно, пристально глядя Эмме в глаза, словно доверяя важную тайну.

– Чепуха!

– Нет, я точно знаю, что он ее страстно любил. Он однажды сам мне сказал. Я думаю, он все еще ее любит.

– Ну, это уж слишком, Эмили. Они же разведены уже бог знает сколько лет!

– Все равно, вполне может быть, что в эмоциональном отношении он так и не освободился от своей зависимости от нее. – Эмили склонила свою светлую головку на плечо и сморщила носик. – Безответная любовь и все такое. Ну, бабушка, не смотри на меня так скептически. Неужели ты не веришь, что такое возможно?

– Возможно. Но вряд ли разумно. Я абсолютно уверена, что у твоего отца достаточно здравого смысла, чтобы не вздыхать по Элизабет. Он давным-давно ее раскусил.

– Хотела бы надеяться, что ты права. Я уверена, что любить кого-то, кому ты безразличен, – это очень грустно, не говоря уж о том, что больно. В конечном счете, очень неразумно, как ты сама только что сказала. – На мгновение лицо Эмили приняло отсутствующее выражение, огромные зеленые глаза затуманились, и она сказала едва слышно: – Если бы только Сара поняла это…

Хотя она сказала это совсем тихо, Эмма услышала ее. Она со стуком поставила чашку на блюдце и, нахмурившись, в изумлении воззрилась на Эмили:

– Наша Сара? Она любит кого-то, кто не любит ее?

– О, черт! Бабушка, мне не следовало упоминать о Саре. Это вообще не мое дело, – бормотала Эмили, краснея и досадуя на себя. – Пожалуйста, не говори ей ничего, ладно? Ей будет очень неприятно.

– Не волнуйся, не скажу. Разве я когда-нибудь это делала? Так в кого же она влюблена? Ты же на это намекала? Не виляй!