Толпа зевак сгрудилась у дверей. Вытаращив от удивления глаза, люди разглядывали, во что превратился дом. Его передняя стена была так изрешечена пулями, что вся прихожая оказалась залита солнечным светом, проникавшим сюда через бесчисленные отверстия. Раздался громкий треск, и все невольно вздрогнули. Но это всего лишь упал здоровенный кусок штукатурки, непонятно каким чудом еще державшийся на потолке.

Кое-кто из зевак, перепугавшись не на шутку, так и не осмелился войти внутрь даже со всеми вместе, а остался ждать на крыльце. Они испуганно озирались по сторонам. Эхо недавнего боя еще отдавалось в ушах, а в воздухе по-прежнему остро пахло порохом. Весь дом Билли Шея, от пола до потолка, казалось, был пропитан этим запахом.

– Эй, есть кто-нибудь живой? – крикнул шериф.

– Что, неужто сам не видишь? – с хищной усмешкой отозвался Алек Три Карты.

Уолтерс двинулся к нему.

За ним гурьбой пошли и некоторые из вошедших, хотя каждый из них при этом лелеял в душе надежду, что не он будет тем человеком, на которого шериф возложит заботу о раненом, если ему придет такая охота. Пусть уж это будет кто-то другой, думали они. Этот «другой», добрая душа, тоже часто бывал героем легенд и рассказов, только вот отличался при этом куда более покладистым нравом, чем «они».

Ни один из зевак так и не выразил ни малейшего желания помочь раненому Алеку. Наконец вперед протиснулась Джорджия. Помявшись немного, она присела на корточки и заглянула в его сузившиеся от боли глаза. Они слезились, и Алек все время моргал. Крошечные его глазки напоминали сверкающие бусинки.

Бандит напомнил девушке птицу, отчего ей стало не по себе. Его огромный нос походил на гигантский клюв, величину которого еще больше подчеркивали косой, резко срезанный лоб и такой же подбородок. Казалось, все лицо Алека состояло из этого гигантского носа, плавно перетекающего в шею, а оттуда – в плечи. Изо рта торчали два сильно выступающих вперед зуба. Как это часто бывает, они были неестественно белыми. Из-за этого лицо его анфас казалось крысиным, хотя в профиль напоминало голову попугая. Рот у Алека был всегда полуоткрыт, из-за этого людям порой мерещилось, будто он, окончательно превратившись в птицу, вот-вот шутливо клюнет кого-нибудь в щеку. На фоне желтоватой, как пергамент, кожи, ярко сверкали крошечные, беспокойные глаза. Его узкий лоб над кустистыми бровями был изборожден глубокими морщинами, свидетельствующими о терзающей его обладателя зависти, боли, жадности или алчности. Тело бандита было столь же непривлекательно – истощенное, костлявое, сгорбленное, с впалой грудью, все какое-то искривленное и изломанное. И единственное, на чем взгляд просто-таки отдыхал, были его удивительные руки – длинные, тонкие, с почти прозрачной кожей, на диво грациозные. С первого взгляда было понятно, что им не приходилось страдать ни от непогоды, ни от тяжелой работы и что чаще всего их облегали перчатки, конечно, за исключением тех случаев, когда хозяин пускал их в ход. Эти нервные, породистые руки были истинным счастьем Алека Три Карты, потому что он с одинаковой легкостью и изяществом управлялся с картами, костями, пистолетом и тяжелым ножом. Это было тем более странно, если учесть, что обладатель этих уникальных рук являл собой истинную пародию на человека. Казалось, сколько ни ищи, не найдешь в нем ни единой благородной черты, но никому и в голову бы не пришло оспаривать его храбрость, так что в округе он все-таки пользовался некоторым уважением.

– Очень плохо? – просто спросила Джорджия.

Вместо ответа, Алек только взглянул на нее и выпустил кольцо синеватого дыма. Впрочем, Три Карты никогда не отличался хорошими манерами.

– Вам, наверное, нужен доктор? Позвать доктора Данна? Он живет через дорогу отсюда, – предложила Джорджия.

Три Карты сделал знак, что хочет что-то сказать, и, наконец, проговорил:

– Да я не позволю этой клистирной трубке подать мне стакан вина, не то что трогать мою ногу! К тому же она сломана. Нет уж, отыщите мне дока Уилтона, не то я никого к себе не подпущу!

Джорджия оглянулась на толпившихся вокруг зевак и достаточно быстро отыскала взглядом забавного молодого человека. Кожа юноши-ковбоя казалась выдубленной палящим солнцем, а нос выдавал человека строгого, однако честного и порядочного.

– Сэмми, будь хорошим мальчиком, – попросила она, – сбегай отыщи доктора Уилтона!

Лицо Сэмми мигом омрачилось. Судя по всему, юноша простодушно упивался зрелищем разгрома, оставшегося после схватки. Но Джорджия не принадлежала к числу тех девушек, которые безропотно примут отказ. Испустив тяжелый вздох, Сэмми отправился на поиски доктора, а Джорджия в это время с милой улыбкой убедила четверых мужчин перенести Алека в примыкающую к прихожей маленькую комнатку, бережно поддерживая его сломанную ногу. Уложив раненого на стол, она осторожно подсунула подушку под его голову. Потом отобрала у одного из зевак стакан с виски, потребовала, чтобы Алек из него сделал большой глоток, и заботливо отерла выступившую у него на лбу от боли испарину. Затем Джорджия расстегнула ему ворот рубашки и с неожиданной ловкостью скрутила для него еще одну цигарку.

– Ну, ты в порядке! – удивленно протянул Три Карты. При этом его птичьи глаза на мгновение прояснились и перестали моргать. В них появился жесткий блеск, отчего он еще больше стал похож на хищную птицу.

– Вам удобно? Впрочем, что я спрашиваю? Конечно удобно!

Три Карты прикрыл глаза, предпочитая не отвечать. Впрочем, девушке показалось, что из его груди вырвался смешок. Наконец, откровенно хмыкнув, он проговорил:

– Держу пари, вы не поверите, но этот парень даже ни разу не спустил курок!

Джорджия невольно бросила взгляд в дальний конец комнаты, где на полу сверкали осколки разбитого стекла. Окно было выбито.

– Вы не Кида, случайно, имеете в виду? – спросила она.

– Кто, я? – опять ухмыльнулся Три Карты, но потом лицо его вдруг смягчилось – видимо, он вспомнил, как добра к нему эта девушка, и проворчал: – Да, именно о нем я и говорю!

Джорджия попыталась себе представить, как все это было, но не смогла сосредоточиться. Она готова была подумать, что все это привиделось ей во сне, если бы не страшный разгром в доме – результат того, что в него проник Кид. Девушка еще не забыла, как бандиты один за другим с ужасающим грохотом вылетали наружу, будто их выбрасывало взрывной волной. Казалось, здесь разом взорвали сразу несколько шашек динамита.

– Но если он не стрелял, то что же тут было? – удивилась Джорджия.

– Кулаки, – пожал плечами Три Карты и, видимо, считая, что этого объяснения вполне достаточно, удовлетворенно покачал головой. – Ну и парень! Полный блеск, чтоб я сдох! – Он снова хихикнул, казалось, забыв о боли в сломанной ноге, и продолжил: – Представляете, вдруг оказался в соседней комнате. Что ж, тут гордиться нечем – я сломя голову кинулся в погреб. Но окошко там слишком узенькое. В него и змея не проскользнет…

– Так, значит, Кид отправился за вами в погреб? – попыталась уточнить девушка.

Ей все хотелось представить полную картину того, что разыгралась здесь совсем недавно. Потому будто сама увидела, как перепуганный Алек кидается в погреб в поисках убежища, а за ним, неумолимо, словно смерть, следует Малыш Кид.

– Ха! Все, что ему было надо, это открыть настежь дверь наверху да малость подождать! – гаркнул Три Карты, по-прежнему восхищаясь хитроумными действиями врага. – Кто-то из наших заорал, что он собирается скинуть вниз канистру с маслом и горящую спичку вслед за ней. Тут мы все как последние идиоты ломанулись вниз, да так, что чуть было не вынесли на плечах дверь. И что же? Оказалось, что его вообще там не было! Тогда мы стремглав кинулись наверх. Не знаю, как остальным парням, а мне все казалось, что этот негодяй Кид вот-вот покажется в дверях и начнет палить!

Джорджия с трудом перевела дыхание. Ей почудилось, что у нее на голове зашевелились волосы, всей кожей она ощутила леденящее дыхание ужаса, охватившее тогда всех в доме.