– Я знаю свое дело, Мелоун, а ты – свое. И лучше всего не смешивать их друг с другом.

– С меня довольно твоего нахальства! – разозлился Левша. – Руки у тебя что надо, но если ты будешь мне грубить, я возьму револьвер и всажу тебе в задницу хорошую порцию свинца!

Сэксон улыбнулся, допивая виски. Левша Мелоун многого не понимал в его поведении и прежде всего прогулок на рассвете в лес неподалеку от Блувотера.

А спустя три дня в город прибыл Боб Уизерелл.

Есть нечто необъяснимо притягательное в мошеннике, обладающем привлекательной внешностью, смазливой физиономией, силой и энергией. Хотя Боб Уизерелл не пользовался такой известностью, как его брат Пасьянс, его популярности способствовали дерзкий, вызывающий взгляд, гордо вскинутая голова и походка молодого жеребца, возглавляющего табун.

Боб Уизерелл явился в Блувотер в сопровождении обычной компании. Функции первого помощника, как всегда, исполнял Бутс, сверкающий лошадиными зубами в постоянной ухмылке. По пути они заглянули в кузницу Уайли Райана, который рассказал им о Джоне Сэксоне, работающем в «Катящихся костях».

– Побитый пес хорошо знает хозяйскую руку, – усмехнулся Уизерелл и вышел на улицу.

Когда он с пятью спутниками вошел в салун, Джона Сэксона нигде не было видно.

– Я слышал, у вас тут завелся недурной вышибала, – сказал он Левше Мелоуну. – Хорошо бы на него взглянуть.

– Он не показывается, если в нем нет надобности, – ответил Мелоун.

– Надобность мы устроим, – пообещал Уизерелл. Выхватив револьвер, он тремя выстрелами быстро разбил три бутылки на полке за стойкой.

Повернувшись, Мелоун посмотрел на стекающую на пол жидкость, затем снова устремил взгляд на шестерых посетителей.

– Думаю, Джон сейчас выйдет, – объявил он.

В этот момент в бар вошел Сэксон и, не сводя глаз с Уизерелла, обратился к Мелоуну:

– Кажется, я слышал шум.

– Уизерелл стал стрелять и разбил на полке несколько бутылок, – объяснил Левша. – Я хочу, чтобы ты вышвырнул его и заставил уплатить.

– Сколько он должен? – осведомился Сэксон.

– Десять долларов, – быстро подсчитал Левша, весьма щедрый к самому себе.

Уизерелл и его приятели от души расхохотались. Боб с удивлением посмотрел на лицо Джона, бледное снизу и дочерна загорелое сверху.

– Выкладывай десять долларов, Уизерелл и убирайся отсюда, – велел ему Сэксон.

– Вот тебе пять, – отозвался Уизерелл, хлестнув Джона по щеке пятью пальцами, – а вот остальные пять. – И он повторил ту же процедуру с другой щекой.

Сэксон схватил Боба за руку, повернул лицом к стене и с силой толкнул в угол. Вытащив из жилетного кармана оглушенного Уизерелла скромную пачку долларов, он бросил ее на стойку.

– Возьми оттуда сколько нужно, Мелоун.

– Вышвырни его! – приказал Левша, дрожа от гнева и радости. Видя ошеломленные лица спутников Уизерелла, он испугался, что дело обойдется без стрельбы. А ему хотелось понюхать пороху.

– Вышвырну, когда он немного передохнет, – отозвался Джон.

Уизерелл шагнул из угла. От удара пострадала в основном его гордость.

– Убирайся из салуна, – повторил Сэксон, – пока я тебя не выкинул.

– Да я тебя на куски разорву, ты… – Не найдя подходящего эпитета, Уизерелл расхохотался и посмотрел на друзей. Однако они не смеялись, а молча переводили взгляд с него на вышибалу.

Внезапно Уизерелл понял, что его люди в нем сомневаются. Они видели, как его поставили в угол, словно нашкодившего мальчишку, но им следовало помнить, что он не борец, а специалист в иной области.

– Ну-ка, – крикнул он Сэксону, – спляши для меня еще разок. – И, не унижая себя спешкой, взялся за револьвер.

В следующую секунду Уизерелл увидел перед собой дуло кольта, который Сэксон держал чуть выше бедpa на расстоянии локтя перед собой. Быстрота, с которой ему удалось выхватить оружие из-под куртки, о многом говорила и бандиту, и хозяину бара, присевшему за стойкой и алчно поблескивающему глазами в предвкушении схватки.

– Лучше поглядим, как ты танцуешь, Уизерелл, – возразил Джон. – Теперь револьвер у меня, а ты подрыгай ногами.

– Будь ты проклят! – прошипел тот.

– Вижу, тебе не хочется танцевать, – вздохнул Сэксон. – Тогда медленно вытаскивай свой револьвер и опусти его дулом вниз. В этой игре у нас будут равные шансы.

Боб повиновался. Джон жадно пожирал его глазами, чувствуя, как его губы кривятся в подобии улыбки. Созерцая готовящееся жертвоприношение, он испытывал нечто вроде любви к своему врагу.

– Пусть кто-нибудь скажет: «Начинайте!», – бросил он, также опуская оружие.

Но никто не произнес ни слова. Молчание становилось тягостным. С лицом Уизерелла начали твориться странные вещи. Его глаза прищурились, словно он уже целился в противника, потом внезапно широко открылись.

Прячущийся за стойкой Левша Мелоун выругался вполголоса.

– Я подам сигнал, Боб, – неожиданно предложил Бутс. – Я всегда ненавидел твою грязную душонку. Если ты прикончишь этого парня, можешь потом свести счеты со мной. – И вдруг громко крикнул: – Начинайте!

Два выстрела прозвучали почти одновременно, но все-таки не вполне в унисон, потому что Сэксону незачем было поднимать револьвер так высоко, как Уизереллу, – он мог попадать в цель независимо от того, в каком положении находится его рука. Пуля бандита просвистела мимо щеки Джона, который, едва шевельнув дулом, всадил свою пулю промеж глаз противника.

Уизерелл рухнул лицом вниз. Его оружие со стуком упало на пол. Он лежал неподвижно, согнув ногу в изготовленном на заказ сапоге, которому больше было не суждено попасть в стремя.

Все это казалось невероятным. Джону Сэксону хотелось смеяться. Он смог сдержаться и ограничиться улыбкой, но в каждом его вздохе чувствовались радость и удовлетворение. Джон ощущал вкус победы и наслаждался им.

Когда один человек убивает другого, он обычно испытывает страх и потрясение, чувство вины, ощущение быстроты, с которой смертный может покинуть этот мир. Возможно, Сэксону предстояло все это испытать спустя три месяца, но сейчас его сердце окаменело. Ему казалось, будто в его теле поселилась новая душа.

Потом Джон вспомнил – без всякого испуга, а, напротив, с новым приливом радости – о пятерых членах банды, застывших у стены.

– Господи! – произнес кто-то из них. – Кажется, Боба прикончили!

Он повернулся к ним. Они молча смотрели на него. Один стоял разинув рот. Другой протянул руку, словно протестуя против гибели своего вожака.

– Ну, ребята, кто следующий? – осведомился Сэксон.

Ответа не последовало.

– Тогда убирайтесь! – прогремел Джон, чувствуя, как его охватывает слепой гнев. Ему хотелось выпустить еще несколько пуль из своего кольта. Разве можно было сравнить кроликов и белок с человеческой плотью? Трусость этих людей вызывала у него ощущение стыда. Ведь им ничего не стоило пристрелить его на месте!

Тем не менее они повернулись и покорно вышли из салуна. У стены остался только Бутс, по-прежнему скаля в улыбке лошадиные зубы.

– Я такой маленький, что в счет не иду, – засуетился он, видя, что его заметили. – Выпьешь со мной, Сэксон?

– Пошел вон! – свирепо рявкнул Джон.

– Ладно, – усмехнулся Расселл. – Я помню голос хозяина. – И вышел быстрыми мелкими шажками, словно женщина в туфлях на высоких каблуках.

Придя в салун, шериф посмотрел на Сэксона и увидел на его лице улыбку.

– Ты доволен, верно? – поинтересовался он.

Джон мог бы ограничиться неопределенным отрицанием, но правда вертелась у него на языке.

– Да, – ответил он. – Я доволен. С радостью отправил бы тебя следом за Уизереллом, потому что ты такой же хвастун и забияка, и если ты попытаешься вытащить револьвер, я это сделаю.

О шерифе говорили, что круче его в Блувотере никого не найти и что больше всего ему нравятся пули – даже те, которые всаживают в него самого. Однако так считали только до тех пор, пока пятьдесят любопытных, набившихся в салун «Катящиеся кости», не услышали, как Джон Сэксон пообещал Филу Уокеру отправить его следом за Уизереллом, если он попытается вытащить револьвер.