Хозяйка мило заулыбалась, принялась уговаривать меня попить чайку со свежими пенками от варенья, но я лишь жалобно улыбнулась и шмыгнула наверх в свою светелку. Было очень жарко. Я сбросила с себя абсолютно всю одежду, жадными глотками, словно это был прекрасный охлажденный пунш, осушила стакан с растворенными в воде таблетками, устроилась в кресле и, почувствовав, что и на этот раз мне удалось обмануть мигрень, потянулась к сумочке и, надев очки, взяла в руки брошюру, которая напомнила мне самиздатовские книжонки нашей молодости. Я глазам своим не поверила, но она и впрямь была озаглавлена: «Онтология Степной Волчицы».
Забыв обо всем на свете, я уже не отрывалась от чтения, пока не проглотила всё единым духом.
ОНТОЛОГИЯ СТЕПНОЙ ВОЛЧИЦЫ
Только для брошенных жен
Жила-была некая женщина по паспорту Александра Степанова, а по душе Степная Волчица. То есть, хотя сосцов у нее было не шесть пар, а волчья шерсть сохранились лишь в интимном уголке, по своей истиной природе она была именно волчицей. Правда, для волчицы она оказалась настолько смышлена и чувствительна, что усвоила множество чисто женских приемов и фокусов. Однако не научилась одному: обращению с мужчиной. Много-много лет она жила с мужчиной под одной крышей, наивно и беззаветно веря, что в этом человечьем мире оба они – одной, волчьей крови и что разлучить их может только смерть. К тому же, они растили двух чудесных детенышей – настоящих волчат, точь-в-точь отец. Стоит ли говорить, что, кроме него (кого всегда почитала своим идолом и безграничным властителем) она не признавала никого другого. Ничей авторитет, кроме мужниного, естественно, не принимался ею в расчет. Даже когда родная мать пыталась втолковать ей, что ее супруг никакой не волк, разве что пес, кобель и собака. Даже после ухода мужа она обижалась и не хотела ничего слышать, что супруг, может быть, не только не волк, не мужчина, а вообще неизвестно кто – баба какая-то, самая последняя дрянь и тряпка. Недаром он сам рассказывал, что ему снилось, что он женщина и что с ним совокупляется мужчина. Даже оргазм испытал, бесстыдник. «Он же отец моих детей, мамочка, – тихо говорила Александра. – Мы же восемнадцать лет прожили вместе, мамочка!» Но мать продолжала ворчать: «И не знали, что он дрянь!..»
Самый модный женский психоаналитик и семейный психотерапевт не смог бы докопаться до корней: была ли волчья сущность Александры Степановой результатом воспитания, самовнушения или душевного нездоровья. Тем более что в детстве девочка не ощущала себя ни волчицей, ни женщиной – просто русалочкой. Конечно, всегда найдутся умники, которые с апломбом объяснят всё на свете, – в том числе, про злосчастных супругов, но наша Степная Волчица, вежливо выслушав их, останется к этим объяснениям абсолютно безразлична. Как известно, и самому искусному дрессировщику не по силам превратить волчицу в женщину.
Таким образом в Александре Степановой уживались две сущности – волчья и женская. Совсем как в тех дешевых триллерах про оборотней, которые, ради куска хлеба, она переводила много лет. Впрочем, в народе давно известно, что в каждой женщине присутствует какой-то зверь – хорошо еще если рыбка или мышка, курочка или козочка, собака или кошка, – а как если змея, ехидна или «Черная Вдова»? Многие женщины не только не испытывают от этого никаких неудобств, но весьма умело пользуются этими своими скрытыми сущностями, достигая с их помощью чисто бытовых преимуществ. Опыт показывает, что по большей части женская и животная сущности отлично ладят друг с другом.
Справедливости ради, надо заметить, что наша Степная Волчица время от времени прилагала немалые усилия, чтобы окончательно и бесповоротно превратиться в женщину. В ход шли парикмахерские, салоны модной одежды, диеты, благовония, журналы со статейками на тему сексологии, а также бассейны. Иногда даже создавалась иллюзия, что эксперимент закончился успешно, и волчица превратилась в женщину. Или по крайней мере в наседку. Волчица выжидала и смотрела на эти потуги с ехидным оскалом. В конце концов косметика, глупые побрякушки, модные тряпки никогда не могли занять в ее жизни сколько-нибудь уважаемого места. То есть в глубине души Александра Степанова оставалась глубоко равнодушна ко всем хитростями и уловкам женского племени. Животный запах, шерсть, пот, слюна, секреции – вот, во что она по-настоящему верила. Кстати, чего никогда не удавалось Александре Степановой, так это обзавестись таким незаменимым элементом гармоничного женского существования – как парой-тройкой женщин-подруг. Тут уж волчице не удавалось отсидеться в засаде – все потенциальные женщины-подруги в ужасе разбегались, едва почуяв в ней патологическую, как бы вечно текущую самку, единственный инстинкт и программный интерес которой сосредоточен на избранном ею самце и своей норе. Какая подруга способна это вынести? Да и к чему волчице подружки – с их смешной бабьей трескотней? Ее непоколебимая вера состояла в том, что единственный, неповторимый божественный супруг, с его уникальным запахом, за которым она была готова бежать на четвереньках, всегда пребудет рядом.
Делало ли это Александру Степанову несчастной? Как мы предполагаем – нисколько. За исключением нескольких моментов, о которых мы, возможно, еще упомянем выше, годы супружеской жизни представлялись ей верхом счастья самки. Конечно, будучи настоящей степной волчицей, она не могла не замечать, что для волка (а может, и для человека) супруг был, как бы это сказать, черств и холоднокровен. Не в меру, а главное, не к месту чувствителен и рационален. Он никогда не выл вместе с нею на луну, не обнюхивал ее и детенышей, не хотел нежиться спина о спину в норе, а случись ей занедужить, вывихнуть лапу или ободрать бок, не выражал готовности таскать в их нору добычу или хотя бы лежать около нее до издыхания. Однако в те далекие времена, когда волчица училась быть девушкой, а затем женщиной, она усвоила одну штуку, оказавшуюся впоследствии чрезвычайно полезной именно в такие моменты – то есть когда, глядя на мужа, ее инстинкт волчицы был готов уступить чисто человеческим сомнениям. Такой штукой стала Поэзия.
Невероятно, но факт – наряду с грубо-животным мироощущением волчицы, в Александре Степановой укоренилось пристрастие к стихосложению, – и над каким-нибудь стишком она была готова выть и плакать так же, как над своим супругом-самцом и детенышами-волчатами. Все женские сомнения и проблемы, которые так или иначе окружали живущую среди людей волчицу, Александра научилась переплавлять в романтические стихи. Воспользовавшись сугубо человеческой уловкой, Степная Волчица обнаружила, что всю пугающую ее человеческую реальность можно как по волшебному мановению превращать в безобидные абстракции – иероглифы, рифмы и метафоры, – то есть там, где, с одной стороны, давала себя знать ее собственная женская несостоятельность, а с другой – колола глаза несостоятельность супруга как мужчины-самца. Научившись в пору юности у людей удивительной магии самообмана при помощи так называемых культуры и искусства, волчица использовала их в трудные моменты жизни (совершенно так же, как обыватель, не понимая электричества, отлично пользуется бытовой техникой). Помимо поэзии, в этот шаманский арсенал входили кинематограф, живопись и музыка. В высшей степени странно для самой Александры Степановой было наблюдать, как Степная Волчица благоговейно и чинно внимает музыке Битлз или заворожено смотрит на экран, где оживают затейливые образы Феллини.
В общем, при всей невероятности такого симбиоза двух разнородных сущностей Александра Степанова и Степная Волчица иногда неделями и месяцами вполне мирно сосуществовали: женщина оставляла свои маниакальные попытки выдрессировать, превратить волчицу в модную дамочку, а волчица равнодушно смотрела на женщину, которой в другие моменты она бы просто перегрызла горло. Так или иначе обе понимали, что каждую минуту находятся на грани самоуничтожения.
