Лену удалось немного вздремнуть, спать теперь не хотелось. Он сидел, прислонившись к какому-то тюку, и глядел на темную гладь реки.

Мимо, осторожно передвигаясь между ящиками, медленно прошел Хостеттер. Лен почувствовал запах его сигары. Хостеттер остановился:

– Тебе уже лучше?

– Мне тошно, – не скрывая раздражения, ответил Лен.

Хостеттер понял, что это значит, и кивнул:

– Теперь ты понимаешь, что я чувствовал в ночь, когда был убит Соумс.

– Убийцы, трусы, ублюдки! – Лен ругался до тех пор, пока голос его не сорвался и к горлу не подступил комок. – Ты бы видел, как они стояли на дороге, – продолжал он уже спокойнее, – а потом Бардит выстрелил в Майка. Он убил его, словно какого-нибудь паразита в углу чулана.

– Да, – медленно произнес Хостеттер, – мы могли бы забрать тебя раньше, если бы ты не пошел к Далинскому.

– Неужели вы не могли помочь ему?

– Как? У нас нет армии, а если бы она и была, все равно никакого толку. Жизнь этих людей, их мировоззрение может изменить только некая всемогущая сверхъестественная сила. Наши же силы невелики, ты видел их вчера, да к большему мы и не стремимся.

– Майк умер ни за что, так ничего и не сделав.

– Не думаю, – возразил Хостеттер, – но чтобы победить, понадобится не один Далинский, а много, много таких, как он.

– И Бардитов тоже.

– Да. Однажды все изменится к лучшему.

– Этого придется ждать слишком долго.

– И тем не менее, будет так. А затем всех Далинских объявят великомученниками, павшими за идею. Знаешь, Лен, эти люди, так ожесточенно отстаивающие свои убеждения, в чем-то правы. Они довольны и по-своему счастливы. Никто из нас не в праве приказывать им перевернуть жизнь вверх дном.

– И поэтому ты стоял в стороне?

Раздражение послышалось в голосе Хостеттера:

– Мне кажется, что ты до сих пор не уяснил: ведь мы не завоеватели. Мы можем только защищаться, не пытаясь перекроить всю страну, тем более, что она сопротивляется.

– Как ты можешь говорить, что они правы? Эти невежественные болваны, подобные Бардиту, и двуличные ничтожества, подобные судье.

– Они честные люди, Лен. Да, они по-своему честны. И тот, и другой благородно отстаивали сегодня утром свои позиции. Они искренне убеждены в своей правоте. Со времен сотворения мира никто – ни ребенок, укравший леденец, ни диктатор, истребляющий свой народ, – не совершил ни одного поступка, не будучи полностью уверенным в своей правоте и справедливости содеянного. Твой порыв называется рационалистическим, подобные вещи вредили человечеству больше, чем все пороки, вместе взятые.

– Может быть, Бардит – с этим я готов согласиться. Но только не судья. Он прекрасно разбирается в ситуации.

– Да в том-то и дело, что не всегда. Прозрение приходит поздно, иногда слишком поздно. Подумай сам, Лен: убегая из дома, ты в чем-нибудь сомневался? Говорил ли ты себе: «Я собираюсь ступить на стезю Дьявола и сделать родителей несчастными?»

Лен опустил глаза и долго молча смотрел на воду. Наконец он сказал:

– Как они там? Здоровы?

– Я слышал, что у них все хорошо.

– А бабушка?

– Умерла год назад, в декабре.

– Да, она была очень старой.

Странное чувство охватило Лена при мысли о бабушке, словно безвозвратно ушла частичка его самого. И вдруг он с болезненной ясностью увидел ее, залитую солнечным светом на ступеньке их дома, не сводящую глаз с полыхающих осенним пламенем деревьев, услышал ее слова о красном платье, которое она носила много лет назад, когда мир был другим.

– Отцу никогда не удавалось заставить ее молчать.

Хостеттер молча кивнул:

– И моя бабушка была точно такой же.

Вновь молчание. Лен сидел, глядя на воду, прошлое тяжким грузом навалилось на него, и он уже не хотел в Барторстаун. Ему хотелось домой.

– У твоего брата все прекрасно, и уже двое детишек, – сказал Хостеттер.

– Я рад.

– Пайперс Ран совсем не изменился.

– Нет, я уверен, что это не так. О, замолчи!

Хостеттер улыбнулся:

– У меня есть преимущество: я возвращаюсь домой.

– Значит, ты все-таки не из Пенсильвании.

– Мои предки жили там, я же родом из Барторстауна.

Внезапно Лен разозлился:

– Послушай, ты ведь знал о нашем бегстве из Пай-перс Рана и наверняка знал, где мы находились все это время.

– Да, знал и наблюдал за вами, наверное, поэтому меня не покидало чувство вины.

– Но почему, почему вы заставили нас так долго ждать? Ты же с самого начала знал, что мы хотим!

– Помнишь Соумса?

– Никогда его не забуду.

– Он доверился мальчишке.

– Но ведь… – тут Лен вспомнил, как Исо однажды обругал Хостеттера, и осекся на полуслове.

– Все эти годы, когда одного слова Барторстаун достаточно, чтобы вздернуть на виселице, мы строго подчиняемся законам Барторстауна. Соумс нарушил его. Я нарушаю его сейчас, но имею на то особое разрешение. И поверь мне, это – событие века. Я целую неделю до хрипоты спорил с Шермэном.

– Шермэн, – перебил его Лен, встрепенувшись. – Шермэн хочет знать, что нового слышно от Бэйера…

– Что за чертовщину ты несешь? – Хостеттер был явно ошарашен.

– Я слышал это имя по радио. Той ночью я нарочно оставил дверь в конюшню открытой, коровы ушли, и мы с Исо побежали их искать вниз к ручью. Исо слишком нервничал и уронил радио, затем случайно размоталась металлическая нитка и послышались голоса о том, что Шермэн хочет знать… И еще о какой-то реке. Вот потому-то мы и направились вниз по течению, к Огайо.

– А-а, то самое радио, с которого все началось? Я чуть не сошел с ума, когда обнаружил, что его похитили, – Хостеттер поежился. – Крис… Когда я думаю о том, насколько он был близок к тому, чтобы выдать меня, прямо мороз по коже. Твой народ изгнал бы меня навсегда.

– Я никогда ни в чем не винил вас и пытался убедить Исо, что все не так просто, как ему кажется.

– Да, ты можешь сказать фермерам спасибо, потому что если бы не события прошедшего дня, я не посмел бы даже заикнуться о вас Шермэну. Я сказал, что не хочу вашей смерти, что это будет мучить меня всю жизнь. В конце концов он согласился, но запомни, Лен, когда в следующий раз кто-нибудь даст тебе хороший совет, не стоит им пренебрегать.

Лен почесал шею в том месте, где ее расцарапала веревка, и ответил:

– Да, сэр. И огромное вам спсибо. Я никогда не забуду, как вы спасли меня от смерти.

– Не стоит благодарности. Скажи это не мне и не Шермэну, а тысячам людей, чье будущее будет зависеть как раз от твоего «никогда не забуду».

– Вы боитесь полностью довериться мне, – медленно произнес Лен.

– Дело не только в этом.

– А в чем же?

– Мы направляемся в Барторстаун.

Лен нахмурился, пытаясь сосредоточиться и понять, на что намекает Хостеттер.

– Но ведь я давно мечтал попасть туда, с этого все и началось…

Хостеттер сдвинул свою широкополую шляпу на затылок, стало видно его лицо, освещенное лунным светом. Он не сводил с Лена усталых глаз:

– Мы направляемся в Барторстаун. Ты выдумал себе фантастический город. Однако скоро ты попадешь в настоящий Барторстаун, и я сомневаюсь, что он будет походить на плод твоего воображения. Вряд ли ты полюбишь его. Поэтому я повторяю тебе вновь: забудь о том, что ты обязан мне чем-то.

– Послушайте, но ведь в Барторстауне можно учиться. Можно читать, обо всем разговаривать, наконец, мыслить по-настоящему.

Хостеттер кивнул.

– В таком случае, мне там понравится, – Лен задумчиво разглядывал смутные очертания берегов, сонную, темную воду.

– Мне никогда не захочется вернуться сюда. Никогда в жизни.

– Да, я думаю, ты быстро привыкнешь. У меня будет много неприятностей с Шермэном из-за Эмити. О ней ведь речь не шла, но не было другого выхода.

– Да уж, он удивится.

– Представь, она искала Исо, а затем помогла ему скрыться и неожиданно заявила, что не может вернуться домой, к родителям.

– Почему? На это есть причина?