Мне не передать даже, как я тогда обрадовался. Я был не один! И рядом со мной находилось не порождение снежных глубин, неведанное и холодное, как могила, а обыкновенный мальчишка. Конечно, я его не видел в темноте, но я слышал его хлюпанье (похоже, я заехал ему ногой по носу), его дыхание, чувствовал тепло его тела, остроту его локтей и коленок. Вот только почему-то этих локтей и коленок было очень уж много – мой нос тоже лишь чудом не пострадал, – да и пыхтел парень явно за двоих. И тут все прояснилось.

– Извини! – послышался еще один голос. Очень похожий на первый, но все же другой, потому что первый гнусаво проворчал:

– Распинались тут! Вы мне нос разбили, гады!

– Это кто гад?! – возмутился было второй, но быстро «остыл», поскольку тоже, видать (а точнее – слыхать), обрадовался, что он тут не один. – А кто тут еще есть?

– Я есть, – подал я голос.

– Кто – ты?

– Я, Ромка. Похоже, я заблудился. – Не знаю почему, но признаться в этом мне было тогда не стыдно.

– Да и я тоже – похоже, – хмыкнул второй.

Первый еще похлюпал носом, повозился, вытирая, видимо (опять же, скорее – слышимо), кровь и прогнусил:

– Я тоже заблудился. Вот, хорошо эту пещеру нашел… Сколько из нее ходов?

Я пошарил возле себя по стенкам. Кроме той дыры, откуда я вылез (если честно – вывалился), других ходов рядом не было.

– У меня один, – сказал я.

– Тоже! – подал голос второй.

– И у меня один, – сказал первый. – И что, нигде нет выхода?

Мы со вторым одновременно замычали. Нет, дескать.

– Что будем делать? – кто это спросил, было непонятно. Да и не все ли равно, если подумали об этом все разом.

– Я вперед полезу, – сказал первый. – А то вы мне снова по носу заедете… Надо же – оба сразу! Не железный, нос-то!

– Ну, извини, – повинился теперь и я. – Мы ж не видели!

– Не видели… – буркнул первый и завозился, забираясь в отверстие хода. – Лезьте за мной!

– Стой, – потянул я его за штанину. – Я читал, что в лабиринтах, чтобы не заблудиться, надо одной рукой все время вести по стене, не отрываясь.

– Чего же сам не вел? – глухо послышалось из хода.

– Я же не знал, что заблужусь. А когда понял, все сразу из головы вылетело.

– Знать, не многому вылетать пришлось, если сразу! – хихикнул второй.

– Ладно, остряк, – бросил я в темноту. – У меня хоть что-то вылетало!.. – Продолжать почему-то не хотелось, и я полез в ход вслед за первым.

Удивительно, но сразу за поворотом, впереди забрезжил свет. Да что там забрезжил – впереди вовсю сияло солнце. Первый уже что-то радостно вопил у самого выхода. Надо же, ходик-то был всего ничего – метров пять! Ладно я – может, я до этого хода еще и не добирался, – но первый-то пацан как мог в нем заблудиться?

Но мысль эта как мелькнула, так и пропала без следа, едва я высунулся наружу – на столь желанную свободу. Все страхи улетели разом – дунул свежий ветерок, и нету их!

– Вау!!! – завопил я, поднимаясь на ноги. Вот терпеть не могу это словечко, а почему-то вырвалось именно оно.

– Чоу-чок!!! – еще более нелепо выразился вылезший следом второй. Впрочем, он и выглядел не менее нелепо… Да и первый…

Мы стояли возле входа в ход (красиво сказано!) и пялились – другого слова не подобрать – друг на друга, ну уж никак не лучше того самого барана из поговорки. Да посмотреть и было на что! Ладно я – обычная красно-синяя курточка, шапочка вязаная, черные джинсы (в черных в гимназию разрешали ходить), сапоги зимние. Все обычное, я ж из школы шел, не с дискотеки (туда я, правда, не ходил еще ни разу). А вот мальчишка, которого я называл про себя вторым, заявился сюда не с дискотеки даже, а подумалось мне, со слета каких-нибудь панков, или того хуже… Во-первых, обувь. Почему-то на нее я первым делом обратил внимание. Это походило сразу и на древнеримские сандалии (это в марте-то месяце!) и на меховые унты (вот это уже к сезону ближе), причем – сразу, одновременно! Как и почему мне так казалось, я понять не мог, но казалось вот! К тому же, эти унтовидные сандалии блестели, как новенькие монетки. То есть, из металла они, что ли, были у него? Я плюнул на его обувку (разумеется, не слюной, а остатками здравых мыслей) и перевел взгляд выше… Хорошо, что здравые мысли я перед этим потратил. Потому что они бы наверняка на меня обиделись за подобное издевательство! Мальчишка был в шортах и майке (так это, во всяком случае, выглядело), но и как бы в тулупе тоже. Вроде тулуп, а вроде майка с трусами. Вот так. Причем, все зеленое, но оно же и золотистое, и даже практически красное, только синего цвета. И, разумеется, блестит, как самовар! Тогда я просто посмотрел парню в лицо. Лицо мне понравилось, даже здравые мысли, испуганно оглядываясь, стали потихонечку возвращаться по домам. И лицо это показалось мне знакомым. Очень знакомым! Только вот стрижка его сбивала мои напуганные мысли с толку, и вспомнить они пацана так и не смогли. Та еще стрижечка украшала макушку паренька! Вернее, полмакушки. Спереди. А сзади – блестел голый череп! Ну, не кость, конечно, а кожа на черепушке. Правда, цвет у волос был естественным, ничего не скажу. Ультрафиолетовым. Во всяком случае, я определил этот цвет именно так. И он не менялся и не блестел. И на том спасибо!

Второй же парень (тот, который первый) меня – и особенно мои встревоженные мысли – очень своим внешним видом порадовал. Ничего на нем непонятного и неуловимого для разума не было. А были на нем черные валенки, черные же брюки, темно-серое, угрюмое пальтишко и черная шапка-ушанка набекрень, изрядно потрепанная. Весь такой темный герой из фильма про плохих парней. Только вот красный галстук, выбившийся из-под воротника пальто, картину портил. Не из той он был оперы. Так и захотелось эту алую несуразицу снова под пальто ему запрятать. А лицо у пацана было славное. И тоже до боли знакомое! Кстати, похожи бы они со вторым мальчишкой были здорово, кабы причесались одинаково (второму пришлось бы для этого чуток отрастить волос сзади) и пришли к единому мнению насчет цвета волос. У первого он, надо отметить, был обычным, темно-русым, как, впрочем, и у меня. Но вот торчали волосы из-под шапки не очень красиво. Длинноваты были волосики, на мой взгляд.

– Да, ребята, – выдохнул наконец второй. – Откуда же вы сбежали?

– По-моему, это ты сбежал, – опередил меня первый. – Из цирка. Да и ты, – посмотрел он на меня и добавил почему-то шепотом: – Из Америки…

Второй возмущенно надулся и собрался уже что-то выпалить – вряд ли для нас с первым хвалебное, но мне уже стал надоедать этот театр абсурда (что это такое, я не очень-то знал, но мама часто употребляла это выражение, когда ей что-нибудь не нравилось), да и называть своих новых знакомых числительными мне тоже надоело. Поэтому я поднял руку и решительно сказал:

– Так, пацаны! Хватит лаяться! Кто откуда сбежал – его личное дело. Как вас зовут-то? Меня – Ромка. – И я протянул руку.

– Роман, – пожал ее первый.

– Ром, – удивленно хмыкнул второй и шлепнул по моей ладошке своею. Затем сделал то же с ладонью первого.

– Так мы еще и эти… Как их? Тёзки! – сказал я, и только тут до меня дошло, на кого похожи эти странные парни. Да на меня самого! Подстричь перв… Романа, то есть, нарастить волос Рому и перекрасить – и будут вылитые я! Ну, почти вылитые. У Романа нос чуть более широкий и уши слегка топорщатся, а у Рома нос как раз тонкий и само лицо вытянутое. Правда, у Романа нос еще широким кажется, потому что распух. Здорово мы ему с Ромом все-таки заехали! А пацан молодец, не заревел. Больно-то было, небось, еще как!

И тут я глянул на часы. И ахнул! Половина четвертого! Это сколько же я в ходиках лазал? Полтора часа?! Ужас! Мама придет полпятого, а мне еще нужно пробежаться по магазинам – купить к ее приходу того-сего на праздничный ужин. Я хоть и именинник сегодня, но мама попросила, иначе ей не успеть, не садиться же за стол за полночь!