– Действуйте!

Но технический состав пожалел летчиков.

– Идите спать, товарищи, ведь вам придется завтра летать. Мы сами все сделаем, – заявили нам техники, инженеры и специалисты аэродромного обслуживания.

Проснулись рано, чуть стало светать. Первым четверку истребителей на боевое задание повел сам командир полка, наш «батя», как мы за глаза называли между собой Осипова.

Я не попал в эту группу.

Возвратились летчики благополучно.

Вскоре была сформирована вторая группа под командованием комиссара эскадрильи капитана Ильина. В состав восьмерки вошел и мой «ишачок».

В прошлые годы мы и в Кировабаде, и в части провели много учебных воздушных боев, пытались энергично маневрировать, учились зайти в хвост «противнику», взять его на прицел и сфотографировать. Уже тогда были у нас на некоторых самолетах контрольные приборы – фотокинопулеметы.

После проведенных учебных боев изучали фотографии, делали соответствующие выводы: мог ли тот или иной летчик сбить самолет противника. Эти учебные бои привили определенные навыки и мы верили в силу своего оружия.

Однако учебный воздушный бой – это одна сторона дела, а вот какую тактику применяет противник в настоящем бога, мы пока еще не знали.

Сейчас мы летели парами. Я был ведомым у капитана Ильина. Полет с земли выглядел очень эффектно. Дело в том, что в нашей группе часть самолетов, которые мы получили после московского парада в 1940 году, были окрашены в яркий, огненно-красный цвет с белыми звездами на крыльях. На этих парадных самолетах летели ведущие в парах, а мы, ведомые, были на обыкновенных самолетах темно-зеленого цвета.

Должно быть, одним своим видом мы поразили воображение немцев: восьмерка «мессершмиттов», появившихся над рекой Миус, сразу к нам не подошла. Возможно, это было и хорошо. Немцы, наверное, думали, что на ярко-красных советских истребителях появились воздушные асы и поэтому не атаковали нашу группу.

А мы еще по-настоящему не знали, с чего начинать. Летели некоторое время на параллельных курс» вдоль линии фронта. Но, как видно, немцы посоветовались между собой по радио и решили прощупать нас в деле.

Пара «мессершмиттов» отошла от группы и ринулась на наш боевой порядок. Мы ничего не поняли. Только вдруг, будто по команде, все одновременно завертелись Как учили соседи, мы стремились прикрывать хвост один другому.

Вижу, мимо пронеслась пара «мессершмиттов» за ней вторая. Развернулся в сторону солнца, смотрю самолеты клубком отходят от линии фронта и вся эта карусель движется в направлении Ростова. И наши, и фашистские самолеты оказались над Азовским морем Завязался какой-то неорганизованный воздушный бои. Наши самолеты пристраивались в полете друг к другу. Стремились лететь попарно.

Когда возвратились на аэродром, рапорт капитана Ильина был краток:

– Встретили восьмерку «мессершмиттов», вели воздушный бой. Все самолеты вернулись в исправности.

Потом собрались обсуждать итоги боя. Долго мы спорили, но так и не могли ничего сказать вразумительного ни о тактике противника, ни о своей тоже.

Пошли к соседям и наперебой начали «обмениваться опытом».

– Спокойнее, не торопитесь, – услышали мы первые слова бывалых летчиков – Не петушитесь. Прежде всего давайте уточним обстановку.

Мы переглянулись.

– В стороне от нас была восьмерка истребителей противника, а потом пара «мессершмиттов» атаковала…

– Вот это и плохо, – заметил кто-то из соседей. – Противника надо постоянно видеть и не ждать его нападения, а самому стремительно атаковать.

– Все это выглядит очень просто, но когда в воздухе завертится карусель, сам черт не поймет, что и как, – пробасил Федоров.

– Черт-то может и не понять, а ты, голубчик, обязан перехитрить противника, иначе он тебя собьет.

– Не легкое это дело, нужен опыт, а у нас его нет, – вздохнул Шаталов.

– Легко только прибаутки да анекдоты в землянке рассказывать, – заметил командир эскадрильи капитан Картузов. – А опыт мы уже начали приобретать. Верно я говорю, комиссар?

– Безусловно так, – кивнул головой Ильин, – но первый бой мы провели все же плохо. По сути, только защищались.

– По уставу действовали, – вставил Алвахашвили.

– При чем тут устав! Уперлись друг другу в хвост и давай каруселить, – вспылил Картузов. – Устав тоже надо уметь выполнять.

– Для первого раза сработал защитный рефлекс, – смягчил реплику командира эскадрильи Ильин. – неплохо сработал – немцы так и не смогли прорваться, не сумели добиться свободы маневра. Но мы взлетаем в воздух не для того, чтобы только защищаться. На врага надо активно нападать и сбивать его.

– Дайте и мне сказать пару слов, – протиснулся в круг высокий капитан из соседнего полка.

– Пожалуйста, просим!

– Опыт показал, что ведомый и ведущий должны вести непрерывный поиск. При этом, самолеты их не должны лететь по прямой. Летчики обязаны периодически менять курс, то есть маневрировать. Ведомый как бы описывает кривую: то он идет справа, то слева, то летит над ведущим, то снижается под него.

Это делается для того, чтобы постоянно просматривать воздушную полусферу со всех секторов…

Со стороны Ростова послышался гул самолетов. Мы, задрав головы, смотрим в небо, но ничего не видим. Капитан прервал беседу и тоже прислушивается.

– Наши возвращаются с полета, – уверенно сообщает капитан.

Гул приближался, но уже слышится с юго-востока. Высоко в небе появляется восемь точек. Да, капитан не ошибся – летят «яки». Вдруг они резко пикируют и идут уже на бреющем полете. При подходе к аэродрому выпускают шасси и, не делая никаких кругов, с ходу садятся на летное поле.

– А зачем они делают такой маневр? – спрашивает соседа Картузов. – Ведь это очень сложная и опасная штука.

– Да, это верно, особенно если лететь на И-16. Левой рукой надо пилотировать самолет на малой высоте, а правой одновременно выпускать шасси, – согласился капитан.

– Маневр, конечно, трудный и небезопасный, – продолжает он. – Но что поделаешь? Выходя из боя, надо скрытно оторваться от противника, а потом на малой высоте уйти в сторону, не дать ему возможности обнаружить наш аэродром.

– А как вы уходите в боевой полет?

– Тоже на бреющем полете. Высоту набираем, когда улетим подальше от своего аэродрома. Соседи ушли, но спор никак не утихал.

– Ты же меня потерял! – упрекал лейтенант Балашов своего ведомого Козлова.

– Я тебя не терял, ты сам пристроился к самолету из другой пары!

– Хватит, – вмешался командир полка, до этого молча наблюдавший нашу дискуссию. – Слушая вас, никакой мудрец не разберется что к чему. Докладывайте по порядку. Учтите: единственно ваша заслуга в том, что из первого боя вернулись без потерь и даже без пробоин. Осипов спокойно выслушал наши соображения и в заключение сказал:

– Отныне будем летать так, как учит боевой опыт наших товарищей. Однако нам надо учесть, что мы летаем на И-16, а не на «яках».

Мы выслушали практические предложения майора Осипова и разошлись по эскадрильям.

У вагона-теплушки Картузов поднял руку – это означало «Внимание!». Утихли голоса, все повернулись к своему командиру.

– Младший лейтенант Алвахашвили!

– Я вас слушаю, товарищ капитан.

– Будете летать у меня ведомым.

Алвахашвили даже растерялся на какой-то миг, потом отчеканил:

– Вас понял: летать ведомым у командира эскадрильи капитана Картузова!

Картузов посмотрел на летчика долгим, изучающим взглядом, как будто хотел проникнуть в самую душу этого пылкого юноши, потом подошел к Николаю, улыбнулся и, молча, пожал ему руку.

Мы были поражены. Еще бы. Ведь совсем недавно горячий по натуре Алвахашвили за глаза не раз отпускал колкие словечки в адрес комэска, которого он считал черствым человеком. И вдруг – такое доверие!

Николай растерялся, изумленными глазами глядел на Картузова.

– Я уверен, что Коля хорошо будет прикрывать меня в бою, и не подведет в трудную минуту, – сказал Картузов.