Игнорируя изощренные, язвительные ругательства Второго, Андр распахнул двери в обоих концах барака, чтобы хоть немного освежить пропитанный многодневной вонью воздух. Затем опустился в кресло, натужно застонавшее под его тяжестью, и расслабил мышцы, вслушиваясь в мешанину вздохов, всхлипов, многоголосого болезненного храпа и скрипа нар, привычными к сумраку глазами разглядывая изможденные, необратимо запущенные тела этих бывших людей, загнанных в радиофицированные клетки до скончания времен.

Андр сидел так с полчаса, прокручивая в памяти события дня, анализируя, выискивая просчеты, прогнозируя, как вдруг настороженным взглядом поймал движение в одной из клеток. Прихватив из угла шест, Андр подошел.

На нарах сидел крупный жилистый мужчина. Запрокинув голову, он ритмично покачивался, как будто под неслышную музыку. Лежавшие на коленях узловатые пальцы странно шевелились, словно жили непонятной, далекой жизнью. Из закрытых глаз по заросшим седой щетиной скулам катились слезы. Он спал.

Проткнув шест сквозь дверную решетку, Андр ткнул работника в костлявую грудь. После третьего тычка мужчина открыл глаза, потерянно огляделся. Увидав Андра, шагнул к двери, взялся огромными разбитыми ладонями за прутья.

– Парень! – позвал он сипло. – А, парень!.. Где это я?

Обвиснув на решетке, он терся о прутья тощими щеками. С лица постепенно сходило выражение осмысленного удивления, вытесняемого тупой апатией.

– Спать, – сказал Андр негромко. – Иди-ка ты спать.

Потоптавшись, работник вздохнул и поплелся к нарам. Выждав, Андр вернулся к ветхому креслу – коротать душную ночь.

Двойник уснул, связь между ними ослабла, и Андрей почувствовал себя освобожденным. Кряхтя, он поднял с дивана свое погрузневшее тело и потащил было его на кухню, но мысль о еде вызвала в желудке спазмы. С трудом подавив тошноту, Андрей с полдороги повернул, забрался в ванну, пустил чуть теплую воду и обмяк, негромко постанывая. Он чувствовал себя больным и загнанным, в глазах – резь, ноздри еще терзал запах гниющего горелого мяса… будто вернувшись домой, Андрей прихватил с собой частицу того страшного мира.

Не могу, шептал Андрей одними губами. Нет, не могу! Надо что-то придумать, я никогда не свыкнусь с этим кошмаром. Черти бы забрали Андра, он будто нарочно!.. Эта вонь – боже мой! – избавиться хотя бы от нее. Достаточно с меня зрения – более, чем достаточно!..

Он долго водил по телу душем, будто пытаясь тугими струями отделаться от вони, въевшейся в мозг. Отходил, остывал, успокаивался, пока вдруг с изумлением не осознал, что первой и главной его реакцией на столкновение с жуткой реальностью параллельного мира была обида. Именно обида – на то, что его – холеного, рафинированного, исключительного – с размаху ткнули физиономией в дерьмо. Он-то готовил себя к опасности, к боли и крови, но не к этому обыденному, равнодушному зверству… Андрея вдруг обожгло стыдом: готов ты рисковать, как же! Забыл свои метания в Андра и обратно, когда тот исполнял свой жуткий танец в паре с полусумасшедшим стариком под дулами ружей? А как старательно ты убеждал себя в необязательности своего присутствия: Андр, мол, и сам справится, это риск бесполезный, неоправданный… Сукин кот! Тьфу!..

Морщась и мотая головой, Андрей выбрался из ванной и вернулся в гостиную. Долго бродил босиком по паласу, лаская нежным ворсом измученные за день ступни и попивая прямо из бутылки ледяной тоник. Наконец повалился в кресло, машинально включил магнитофон и задумался.

А ведь его впечатления за день не исчерпывались тем, что ему поставляли заимствованные у Андра органы чувств. Существовало еще нечто – неясное, неопределенное, будто он, Андрей, улавливал те сигналы, которые для Андра оставались за порогом сознательного восприятия. А сейчас Андр спит, мелькнула мысль. Его сознание спит, но не рецепторы!

Не колеблясь, с привычной уже легкостью Андрей отключился от своего тела, переливаясь в спящее сознание Андра, и принялся осторожно прощупывать поступавшие в мозг сигналы, отбрасывая знакомое и привычное, выбирая странное, тревожащее. И, отыскав это, сконцентрировался на нем. Полностью.

Ощущение было жутковатым. Андрей будто передвигался в какой-то неоднородной субстанции, то заряженной – и тогда он передвигался сквозь нее с легкостью мысли, а то вдруг снова он погружался в вязкое мерцание и неумолчный гул, из переплетения которых иногда возникали мгновенные сцены, звучали обрывки фраз. Он пытался задержаться, вникнуть, но накатывала чувственная волна, тяжелая и радужная, и накрывала все собой. Смысл терялся, и Андрея относило в сторону, будто здесь существовали течения, подчинявшиеся запутанным, непостижимым законам…

И вдруг этот странный мир покорежило, смяло, разорвало в клочья и закружило в чудовищном смерче. Андрей услышал, всем существом ощутил, властный зов и неохотно подчинился.

«Ну и где тебя носило?» – спросил Андр недовольно.

«Сойди с пьедестала, парень! – немедленно окрысился Андрей. – Пока не скинули».

«Опять ты за свое! – покривился Андр. – Мы же договорились».

«Ладно, зачем звал?»

Когда они оставались наедине, то есть когда глаза у обоих были закрыты, у Андрея появлялось стойкое ощущение, будто они находятся друг против друга в сумрачной просторной комнате… или скорее тоннеле, потому что он видел только боковые стены, а другие две терялись в зыбком тумане. И с каждым днем обстановка странного помещения и жесткий облик собеседника проступали все четче.

«Я ведь просил меня подстраховать, – сдержанно сказал Андр. – В конце концов, сейчас это не опасно».

«Чего ты хочешь? – вспыхнув, потребовал Андрей. – Ну говори, я слушаю!»

«Спать».

«Сейчас я тебе спою».

«Лучше посторожи».

«По-твоему, мне больше делать нечего?»

«По-моему, нечего».

«А по-моему, ты много на себя берешь. Между прочим, я ведь „слышу“ не только тебя».

«На здоровье! Только причем здесь наша цель?»

«Бедняга! – с сожалением сказал Андрей. – Тебя испортила среда, ты разучился мыслить широко. Ну подумай, мы ведь направляемся за сведениями, верно? А кто нам мешает добывать их прямо из мозгов?»

«Из мозгов однодневок?»

«Да ничего они не забыли! Просто не могут вспомнить. Во сне они нормальны, но, просыпаясь, утрачивают прошлое – как сон. Каждое утро они умирают, день за днем…»

«Как трогательно!»

«Вот те на! А разве тебе их не жаль?»

«Этот режим вырос на их глупости и трусости. Им некого винить, кроме себя».

«Так ты не любишь людей? – заинтересовался Андрей. – За что же ты дерешься?»

«Любят достойных, – сказал Андр. – Ладно, если настаиваешь, попробуем оба пути. Только будь уж так любезен, соратник Андрей, занимайся своими исследованиями не в ущерб основному».

«Осталось выяснить, что здесь основное, – проворчал Андрей удовлетворенно. – Ладно уж, спи! Подстрахую».

Фигура двойника растворилась в сумраке тоннеля, и Андрей остался один. Отдадим боевику должное, подумал Андрей, он разговаривал со мной мягче, чем я заслуживал. Поежившись, Андрей открыл глаза-окна, и обстановку, стены, все помещение смыло бледным внешним светом.

Андрей вступил во владение телом, временно оставленным двойником.

Когда-то это огромное здание служило, наверно, музеем либо дворцом, хотя теперь поверить в такое было бы трудно. От того безоблачного времени в нем сохранилось лишь несколько изувеченных статуй в салатовых подтеках жвачных плевков да с полдюжины картин под самым потолком, простреленных и закопченных. В центральном корпусе сейчас размещался Питомник, опекаемый женским монастырем, который занимал боковые крылья того же здания. В главном же зале бывшего дворца – громадном, величественном, со сводчатым мозаичным потолком и балконами в несколько этажей – устроили монастырскую трапезную и время от времени проводили грандиозные приемы-вечеринки, на которые каждый раз съезжались практически все свободные от дежурства Служители округа.