“– В Берлин я прилетела по делам, я – консультант одной из нью-йоркских фирм…

– Mevrouw Converse, ofJuffrouw Charpenticr, zo als we…” [144]

Нет, это совершеннейшее безумие – он сошел с ума. Слышать это… Слышать и видеть! Конверс повернулся и посмотрел на стену. Телевизионный экран! Это она, Валери! Она – на экране!

“– Все, что вы скажете, фройляйн Карпентье, будет переведено совершенно точно, уверяю вас…

– Zo als Juffrouw Charpentier Zajuist zei… – забубнил третий голос по-голландски.

– Я несколько лет не виделась со своим бывшим мужем года три или четыре, если не ошибаюсь. Мы, собственно, уже давно чужие люди. Могу только сказать, что вместе со всей страной я испытываю настоящий шок…

– Juffrouw Charpentier, de vroegere Mevrouw Converse…

– Он всегда был неуравновешенным человеком, подверженным частым и глубоким депрессиям, но я и представить себе не могла, что это зайдет так далеко.

– Hij moet mentaal gestoord Zijn…

– Мы не поддерживаем никаких связей, и я удивляюсь, как вы узнали, что я прилетела в Берлин. Но я рада представившейся мне возможности разогнать тучи, как у нас принято выражаться, и сказать…

– Mevrouw Converse gelooft…

– Несмотря на страшные события, над которыми я ни в коей мере не властна, мне очень приятно находиться в вашем чудесном городе. Вернее – в половине его, но лучшей половине. Кроме того, я слышала, что “Бристоль-Кемпински”… простите, простите, это уже, кажется, паблисити, и мне, видимо, не следует…

– Это наше достижение, фройляйн Карпентье. У нас это вполне разрешено. Считаете ли вы, что вам грозит опасность?

– Mevrouw Converse, vollt u zich tiedreigd?

– Нет, нет, с чего бы? Мы уже много лет не имеем ничего общего”.

Господи! Вэл приехала, чтобы отыскать его! Она посылает ему условный сигнал – нет, сигналы! Она же говорит по-немецки лучше любого переводчика! Они встречаются друг с другом каждый месяц; шесть недель назад они завтракали вместе в Бостоне! Все, что она сказала, – ложь, и в этой лжи – закодированное послание. Их код! И он означает только одно – приди!