Где же они, эти подпольные деятели из Вашингтона, которые не побоялись поставить на сомнительную карту полмиллиона долларов, но оказались слишком робкими, чтобы играть в отбытую? Посланец их убит, их марионетку объявили на весь свет психопатом и убийцей. Чего они теперь дожидаются и кто они?

Эти вопросы приводили Конверса в бешенство, и потому он упорно старался отвлечься от них. Так можно зайти в тупик. Ему необходимо выяснить причины случившегося и прежде всего найти защиту, а для этого нужна ясная голова. И хватит действовать вслепую. Пора найти переговорный пункт и связаться с Рене. Рене поверит ему и окажет нужную помощь. Невыносимо думать, что старый друг откажет ему в этом.

Человек в штатском молча подошел к окну гостиничного номера, отлично понимая, что от него ждут не здравого решения проблемы, а чуда, чудес же в тех делах, которым он посвятил всю жизнь, не бывает. Питер Стоун был по всем меркам ископаемым, изгоем, который уже все повидал, а из-за того, что ему пришлось наблюдать в последние годы, он просто развалился на куски. Алкоголь пришел на смену былой дерзости, превратив его в какого-то профессионала-мутанта: одна его часть все еще гордилась былыми подвигами другую же выворачивало наизнанку при мысли о бессмысленных потерях, загубленных жизнях, ложно понимаемых задачах, когда моральные принципы запросто выбрасывались в мусорный ящик всеобщей безответственности.

И все же когда-то он был асом своей профессии – такое не забывается. Потом все пошло прахом, и он честно признал очевидный факт – он просто убивает себя коньяком и жалостью к своей особе. В таком случае лучше выйти из игры. Но к тому времени он уже успел нажить себе врагов среди своих прежних боссов в верхушке ЦРУ – он не выступал публично, но в частных беседах не упускал случая объяснить им, кто они такие и чего стоят на самом деле. К счастью, протрезвев, он обнаружил, что у его бывших хозяев, в свою очередь, имеются враги в Вашингтоне, которые не имеют ни малейшего отношения к внешним врагам или соперничающим разведывательным службам, – обыкновенные мужчины и женщины, состоящие на государственной службе, которые хотели знать, что же это, черт побери, творится с их страной и что это Лэнгли вытворяет за их спиной. Он выжил – он и сейчас занят тем, чтобы жить дальше. Вот о чем он размышлял, пока два других человека в комнате считали – ему это было совершенно ясно, – будто он размышляет над стоящей перед ним проблемой.

А никакой проблемы не было. Дело закрыто, его можно обвести черной траурной рамкой. Но они как молоды – Господи, до чего же они, черт бы их побрал, молоды! – и им ужасно трудно примириться с этим фактом. Ему припомнилось, очень смутно, то время, когда подобные выводы приводили в ужас и его. Было это почти сорок лет назад – сейчас ему около шестидесяти, – и он слишком часто выслушивал подобные заключения, чтобы предаваться горестным сожалениям. Сожаления – или горечь – присутствовали и сейчас, но бесчисленное повторение притупило остроту чувств. Трезвая оценка – вот что самое главное. Стоун повернулся к ним.

– Мы не можем сделать ровным счетом ни-че-го, – начал он тихо, но решительно. Армейский капитан и морской лейтенант явно огорчились. Питер Стоун продолжал: – Я провел двадцать три года в этих лабиринтах и утверждаю: мы абсолютно ничего не можем сделать. Его следует отпустить в свободное плавание, предоставить самому себе.

– Потому что мы не можем позволить себе этого? – ядовито спросил морской офицер. – Именно это вы говорили, когда в Женеве был убит Холлидей. “Мы не можем себе позволить!”

– А мы и не можем. Нас перехитрили.

– Но ведь там – человек, – продолжал настаивать лейтенант. – Мы послали его…

– А они его раскусили, – не дал ему закончить человек в штатском. Голос его звучал спокойно, в глазах затаилась печаль. – Лучше списать его как мертвого. И изобрести что-нибудь новенькое.

– Почему? – спросил армейский капитан. – Почему его нужно списывать?

– Как мы теперь видим, слишком многое находится под их полным контролем. Они держат его где-нибудь под замком или, по крайней мере, знают, где он находится. В подходящий момент его убьют, тут же, как из шляпы фокусника, появится труп убийцы-маньяка, и все вздохнут с облегчением. Таков обычный сценарий.

– Самая циничная трактовка убийства, какую мне приходилось когда-либо слышать!

– Послушайте, лейтенант, – сказал Стоун, отходя от окна, – вы просили меня присоединиться к вам, говорили, что я обязан сделать это, что вам нужно иметь в этой комнате хоть одного опытного человека. А опыт прежде всего говорит: бывают моменты, когда нужно признать и принять свое поражение. Это не значит, что все кончено, просто в этом раунде нам задали порядочную трепку. И если хотите знать мое мнение, нас все еще здорово лупят.

– А может быть… – неуверенно начал армейский капитан, – может быть, нам все-таки обратиться в ЦРУ, рассказать им о том, что мы знаем, – что нам кажется, мы знаем, – и что мы уже сделали? Это может спасти жизнь Конверсу.

– Нет уж, извините, – возразил ему бывший сотрудник ЦРУ. – Им нужна его голова, и они ее получат. Они бы не подняли этой шумихи, если он не был облеплен со всех сторон ярлыками со словом “мертв”. Именно так это и происходит в подобных случаях.

– Что это за мир, в котором вы живете? – риторически спросил моряк, качая головой.

– Я больше не живу в нем, лейтенант, и вы это прекрасно знаете. Думаю, именно поэтому вы и обратились ко мне. Я в свое время сделал то, что вы двое – или сколько вас там еще? – делаете сейчас. Я раскачал лодку, но только после того, как два месяца накачивался коньяком, и десять лет перед этим накачивался коньяком, и десять лет перед этим накапливал отвращение. Вы решили идти в ЦРУ? Валяйте, но без меня. Никто стоимостью хотя бы в четвертак не захочет иметь со мною дела.

– Ни в военную, ни в морскую разведку мы обращаться не можем, – продолжал армейский офицер. – С этим мы все согласны. Там – люди Делавейна, они нас просто перестреляют.

– Не смею возражать, капитан. Надеюсь, настоящим пулям вы поверите.