Себ Корон сказал, что Исмэй любила ездить верхом до того случая. Она была общительна и дружелюбна, полна энергии и безрассудно смела... Но все дети перерастают наслаждение раннего детства. Она пыталась сказать это Энни, которая настаивала на своем.

- Если поведение ребенка внезапно изменилось, тому всегда есть причина. Возрастное изменение происходит не так резко и явно. Появление новых впечатлений и переживаний может означать, что новый энтузиазм заменяет старый, но внезапное изменение значит что-то, и предполагается, что семья ребенка должна заметить и найти причину. В вашем случае причина уже была известна.

- Но это не связано... Они сказали, я просто начала лениться...

- Дети не "просто ленятся". Взрослым легче поставить такое клеймо, когда поведение детей им не нравится. Вы любили верховую езду... потом перестали ездить верхом и забыли, как когда-то наслаждались этим. И вы считаете, это не относится к сексуальному насилию?

- Я... полагаю, могло бы, - все тело Исмэй передернулось, как кожа коня, пытающегося скинуть кусающую муху.

- Вы помните, где произошло насилие, в здании или снаружи?

- Все здания были разрушены... по крайней мере частично. Я нашла угол... больше, чем была я, но все равно маленький... там была... солома, и я забралась в нее...

- Как там пахло?

Дыхание снова перехватило... слабое дуновение того запаха... не дыма, другого, пронесся в памяти.

- Конюшней, - сказала она так тихо, что едва слышала сама себя. - Это была конюшня. Пахло домом...

- Возможно, поэтому вы и забрались туда, где вам было не так страшно, вас вел ваш нос. Значит, там, в месте, где вы считали себя в безопасности, вспомните, запахи напрямую связаны с эмоциональными центрами мозга, вы подверглись самому ужасному насилию со стороны того, чью форму ассоциировали с безопасностью. Не удивительно, что потом вы ненавидели чистить стойла.

Снова удивление.

- Я не была просто ленивой, - сказала она, на половину поверив в этом. - Или трусливой, когда лошади двигались вокруг...

- Нет, память говорила вам, что конюшни на самом деле не безопасны, что-то плохое может произойти, если вы окажетесь запертой в углу. Ваш мозг работал отлично, Исмэй, пытаясь обезопасить вас.

Даже когда она услышала это, разум продолжал отрицать.

- Но я должна была...

- Тпру! - Энни подняла руку. - С самого начала, вы могли изменить свой новый опыт не больше, чем примитивный компьютер мог бы изменить программу, которую в него установили. Часть вашего мозга, отвечающая за выживание, очень примитивный компьютер, ей плевать на все остальное, кроме соединения поступивших сигналов с опасностью и пищей. Если бы вы получили надлежащее лечение сразу, с нейроактивными препаратами, самое худшее от нанесенного повреждения можно было бы предотвратить... правда, след остался бы навсегда. Такова жизнь. Поэтому стирание памяти незаконно.

- Вы хотите сказать, что это навсегда?

Если это никогда не закончится, зачем проходить терапию?

- Не совсем. Та работа, что вы делаете сейчас, обдумывая все кусочек за кусочком, уменьшит эффект. Мы все еще можем использовать препараты, чтобы стабилизировать ваше понимание и поставить своего рода заслон между вашим настоящим и прочно укрепившимися связями, пока новые связи не станут сильнее.

- А как на счет кошмаров?

- Они должны уменьшиться, возможно, исчезнут навсегда, хотя очень сильный стресс может вызвать рецидив. То, что повлияло на ваше развитие как личности и офицера, изменится с постоянной практикой.

- Мне не нравится мысль о препаратах, - призналась Исмэй.

- Хорошо. Люди, которые склонны к мысле о препаратах, обычно накачиваются тем, что не работает, и потом вздрагивают от каждого шороха. Вам не надо любить ваши лекарства, просто поверить, что я знаю, когда они вам нужны.

- А без них нельзя?

- Возможно. Медленнее и с большими трудностями, и без определенной уверенности в результате. Как вы думаете, что сделают препараты? Превратят вас в одну из тех людей в мерзких тапочках, которых пичкают наркотиками в психиатрических клиниках на кубах ужасов?

Так как это было именно то, что пришло ей в голову, Исмэй не знала, что сказать. Голова качнулась в слабом кивке.

- Когда вы будете готовы, Исмэй, я расскажу вам, чего ожидать. Но сейчас давайте вернемся к другим связям между тем, что случилось, и тем, чем вы перестали заниматься и наслаждаться.

***

Она перестала наслаждаться лошадьми. Это до сих пор потрясало ее больше, чем кошмары. Исмэй вообще не помнила ничего подобного. Образ, представленный Себом Короном: ребенок, которого с трудом можно было стащить с пони, - казался чужим. Как она могла быть тем ребенком и стать этой женщиной? Но если она верила в его рассказ о насилии, то должна была поверить и про пони. Для Флота это ничего не значило, она была уверена, но в ее семье это само по себе делало ее другой, плохой.

Неужели все дело в запахах, в ее обонятельных рецепторах, упрямо посылавших сигналы, ассоциируя запах конюшни и лошадей со всем ужасом и болью того дня? Это казалось так просто. Почему ее нос не мог ассоциировать то удовольствие, что она получала, если оно было настоящим? Нет, он выбрал именно тот момент для интерпретации запаха обеда, который Исмэй бездумно отправляла в рот. Она много дней не замечала ничего, но сейчас аромат появился, и она поняла, что рот полон тушеного мяса ганаш. Она ненавидела тушеное мясо ганаш, но не могла выплюнуть его, поэтому сглотнула через силу и запила водой.

- Идете играть в мяч, старший лейтенант? - спросил кто-то.

Кто это был? Мысли метались в беспорядке в поисках имени приятной молодой женщины. Барин бы знал. Барин... уже давно не появлялся. Терапия, напомнила себе Исмэй. Возможно, он чувствовал то же, что и она, и не имел настроения играть в игры.

Ей нужен был предлог.

- Нет, спасибо, - сказала она, складывая слова вместе как детали запутанной модели, внимательно следя за тоном, звуком и высотой голоса. Мне надо на тренажеры... может быть в другой раз.

После сражения в спортзале было мало народа. Не только ее расписание оказалось нарушенным. Она обругала себя за рассеянность и забралась на один из тренажеров. Взгляд упал на механизм виртуальной лошади. Исмэй ни разу не работала на нем за всю свою службу во Флоте, даже никогда не думала об этом. Если ей не нравилась настоящая верховая езда, зачем заниматься на симуляторе?

Он не будет пахнуть как настоящий. Мысль невольно проникла в ее голову, и в памяти всплыл образ Люси на каурой кобыле, два грациозных молодых животных, наслаждающихся движением. Боль захлестнула ее... Была ли она... могла ли она быть такой как Люси? Могла ли иметь ту же грацию?

Никогда, никогда... Исмэй налегла на тренажер, крутя ногами педали и чуть ни упала. Поручень безопасности холодом отозвался под ладонями. Она замедлила ход, перейдя на равномерные движения. Прошлое осталось в прошлом. Оно не могло измениться только потому, что она узнала больше или хотела этого.

- Добрый вечер, старший лейтенант.

Лейтенант прошел мимо нее к коню и неуклюже вскарабкался на тренажер. Исмэй могла точно сказать по движению механизма, что он задал начальный режим, медленную рысь по прямой. Но даже при этом он выбивался из ритма, опускаясь уже после движения "крупа".

У нее получилось бы лучше. Даже сейчас у нее получилось бы лучше, и она это знала.

У нее не было причины делать лучше. В жизни, которую она вела, навыки верховой езды никогда не понадобятся. Исмэй напомнила себе о запахе, грязи, унижении... в памяти всплыли образы скорости, красоты и грации. Люси... едва уловимое осознание себя самой.

***

На стене в комнате Энни (она думала об этом помещении именно так, хотя не было причина считать, что это в самом деле была комната Энни) плоский экран изображал неясный, затянутый дымкой пейзаж бледно зеленого и золотого. Ничего похожего на Алтиплано, где горы вздымались к небу, но это была планета. Она почувствовала себя на земле, даже понимая, что это лишь мираж.