Появились Артур и, Гвенвифар, и медленно двинулись вперед, возглавив процессию. Они были великолепны — король в блистательном белом одеянии и королева в изящном платье из белого шелка и драгоценных украшениях. Огромные двери распахнулись, и Артур с Гвенвифар вошли в зал; за ними на правах сестры короля последовала Моргейна с мужем и пасынками, Акколоном и Увейном; затем — тетка короля, Моргауза, со своими домашними; за ней шел Ланселет и его родня. Затем и прочие рыцари двинулись к своим местам за Круглым Столом. Несколько лет назад какой-то искусный мастер написал золотой и темно-красной красками на спинке каждого кресла имя того соратника, что обычно сидел здесь. И теперь, войдя в зал, Моргауза заметила, что на сиденье, расположенном рядом с местом самого короля — оно было предназначено для королевского наследника и все эти годы пустовало, — появилось имя Галахада. Но она заметила это лишь краем глаза — а потом ей стало не до того. На троны, где обычно восседали Артур и Гвенвифар, кто-то набросил два белых знамени, подобных тем шутовским знаменам, под которыми сегодня во время турнира происходила потешная битва, — и на этих знаменах были намалеваны грубые, но выразительные рисунки. На одном из знамен был нарисован рыцарь, стоящий на головах двух коронованых особ, и особы эти до ужаса походили на Артура и Гвенвифар. Вторая же картинка была столь непристойной, что заставила покраснеть даже Моргаузу, никогда не страдавшую излишней стыдливостью. Там была изображена нагая темноволосая женщина в объятиях огромного рогатого дьявола; они занимались чем-то отвратительным, а вокруг толпились нагие люди.

— Иисус и Мария, помилуй нас! — пронзительно вскрикнула Гвенвифар.

Артур застыл, словно вкопанный, затем повернулся к слугам и громовым голосом вопросил:

— Откуда здесь взялось это… это… — Он так и не смог подобрать подходящего слова, а потому просто махнул рукой в сторону знамен.

— Сэр… — заикаясь, пролепетал дворецкий, — когда мы закончили украшать зал, ничего подобного здесь не было. Все было как велено — даже цветы перед троном королевы…

— Кто последний заходил сюда? — гневно вопросил Артур. Из толпы гостей, прихрамывая, вышел Кэй.

— Мой лорд и мой брат, последним здесь был я. Я зашел, дабы убедиться, что все в порядке, и Богом клянусь — в тот момент зал был полностью готов к тому, чтобы с честью принять моего короля и его госпожу. И если я только разыщу того мерзкого пса, который прокрался сюда и повесил эту дрянь, я ему голову оторву!

И руки Кэя дернулись, словно ему не терпелось свернуть виновнику шею.

— Позаботьтесь о своей госпоже! — отрывисто приказал Артур. Но дамы, дрожа, застыли на месте, а Гвенвифар начала оседать — ей сделалось дурно. Моргейна поддержала ее и негромко, но резко скомандовала:

— Гвен, не смей доставлять им такого удовольствия! Ты же королева, — какое тебе дело до всякой идиотской мазни? Сейчас же возьми себя в руки!

Гвенвифар расплакалась.

— Как они… как они могли… за что кто-то так меня возненавидел?

— Еще ни одному человеку не удалось прожить жизнь, не восстановив против себя пару идиотов, — сказала Моргейна и помогла Гвенвифар дойти до трона. Но троны все еще были накрыты этими омерзительными полотнищами, и Гвенвифар отпрянула, словно случайно прикоснулась к какой-то дряни. Моргейна сбросила полотнище на пол. На столе были расставлены кубки; Моргейна жестом приказала одной из дам Гвенвифар наполнить кубок вином и подала его королеве.

— Не бери в голову, Гвен. Насколько я понимаю, вон та гадость была предназначена для меня, — сказала она. — Дураки и вправду шепчутся, будто я спала с бесами — так что ж мне теперь, обращать на них внимание?

— Заберите отсюда эту мерзость и сожгите, — велел Артур. — И принесите ладан, чтобы удалить зловоние зла.

Слуги поспешно бросились выполнять приказ короля.

— Мы найдем того, кто это сделал, — сказал Кэй. — Я уверен, это кто-то из слуг захотел сделать мне гадость — я ведь так гордился нынешним убранством зала! — и вернулся сюда, когда я их распустил. Эй, вы там — несите вино и эль! Выпьем за посрамление той вонючей гниды, которая попыталась испортить нам праздник. Неужто мы это допустим? Ну, давайте же! Пьем за короля Артура и его леди!

Присутствующие слегка оживились, а когда Артур и Гвенвифар поклонились гостям — зал заполнился радостными возгласами. Все расселись по своим местам, и Артур сказал:

— А теперь ведите ко мне всех, кто взывает о правосудии. Первым привели некоего человека с тяжбой о меже — Моргаузе его жалоба показалась дурацкой. Затем последовал какой-то землевладелец, жаловавшийся, что его вассал убил оленя на его землях.

Моргауза сидела рядом с Гвенвифар. Она наклонилась к королеве и шепотом поинтересовалась:

— А зачем Артур сам возится с этими делами? С ними мог бы справиться любой его бейлиф, и королю не пришлось бы тратить время на такие пустяки.

— Я тоже когда-то так думала, — так же тихо отозвалась Гвенвифар. — Но раз в год, на Пятидесятницу, Артур нарочно сам разбирает пару таких дел, чтоб простой люд не думал, что король заботится лишь о знати да своих соратниках.

Моргауза подумала и решила, что это мудро. Король разобрал еще пару-тройку незатейливых прошений, и гостей начали обносить мясными блюдами. Жонглеры и акробаты принялись потешать пирующих, а фокусник извлекал из самых необычных мест небольших птичек и яйца. Гвенвифар вроде бы успокоилась. Моргаузе было интересно — поймают ли когда-нибудь автора рисунков? Тот из них, что изображал Моргейну в виде шлюхи, уже был достаточно скверен. Но второй, похоже, был еще паршивее — на нем Ланселет попирал короля и королеву. Похоже, сегодня стряслось что-то еще помимо публичного унижения поборника королевы. Правда, потом Ланселет так великодушно отнесся к молодому Гвидиону, — то есть Мордреду, — что это впечатление должно было сгладиться, тем более что противники явно больше не держали друг на друга зла. Но хотя и король и соратники любили Ланселета, очевидно, кто-то не мог смириться с очевидной благосклонностью королевы к своему поборнику.

— А что будет дальше? — спросила Моргауза у Гвенвифар. Из-за пределов зала донеслось пение рогов. Гвенвифар улыбнулась; что бы там ни готовилось, предстоящее событие явно было ей по сердцу.

Двери зала распахнулись. Снова пропели рога — грубые рога саксов. В зал Круглого Стола вошли три великана-сакса — меха и кожа, золотые гривны и браслеты, золотые венцы на головах, мечи на поясе и рогатые шлемы в руках. За каждым следовала свита.

— Мой лорд Артур! — воскликнул один из саксов. — Я — Адельрик, владыка Кента и Англии, а это — мои братья-короли. Мы пришли, чтобы узнать, какую дань мы можем предложить тебе, христианнейший из королей, и навеки заключить договор с тобой и твоим двором!

— Лот, наверно, сейчас в гробу переворачивается, — заметила Моргауза. — А вот Вивиана порадовалась бы.

Но Моргейна не ответила.

Епископ Патриций поднялся со своего места и подошел к саксонским королям, чтоб поприветствовать их, затем обратился к Артуру:

— Мой лорд, их приход — большая радость для меня, ибо он позволяет положить конец войнам. Умоляю тебя — прими этих королей под свою руку и заключи с ними союз в знак того, что все христианские короли должны быть братьями.

Лицо Моргейны залила мертвенная бледность. Она попыталась было подняться и что-то сказать, но Уриенс сурово глянул на нее, и Моргейна без сил опустилась обратно.

— А я еще помню те времена, когда епископы даже отказывались посылать своих людей, чтоб крестить этих варваров, — добродушно заметила Моргауза. — Лот рассказывал, будто они клялись не мириться с саксами даже в царствии небесном и потому и не посылали к ним миссонеров — считали, что так будет только лучше, если все саксы в конце концов попадут в ад. Но с тех пор уж минуло тридцать лет!

— Еще с тех самых пор, как я взошел на трон, я всем сердцем мечтал положить конец войнам, терзающим эту землю. Теперь же мы много лет живем в мире, лорд епископ. И ныне я приглашаю вас, благородные сэры, к моему двору и моему столу.