Литмир - Электронная Библиотека
A
A

7) Марта 17. Два брата жили в пустыне и, сильно между собою подружившись, дали обет никогда не оставлять друг друга, не точию в жизни, но и по смерти.

Но вдруг один из них «нача ратоваться от беса». Бес навел на него такую неодолимую скуку, что обуеваемый «не возмог стерпеть» и сказал брату своему: «Отпусти меня в людное место; я не могу здесь терпеть – хочу жить, как все, и веселиться».

Благоразумный брат употребил все усилия уговорить несчастного, чтоб он возобладал над страстью и не губил стольких лет прожитой в чистоте жизни, но тот никак не мог совладать с собою и стоял на своем, что ему надо уйти веселиться.

– Но как же мне быть в таком случае? – спросил благоразумный брат: – Ведь вот ты помнишь, я дал обет никогда с тобою не расставаться!.. Как же мне быть теперь, когда ты стремишься к распутству, в которое я себя допустить не желаю?

– А уж мне до этого теперь никакой заботы нет, – отвечал страстью уязвленный брат. – Поступай, как знаешь, но я ни для чего остановиться не могу: я как сказал, так и пойду искать утешительной жизни, а ты оставайся в пустыне, но впрочем, – добавил он, – если ты хочешь при мне быть, то пожалуй иди со мною в город и повеселимся вместе. А может быть мне там и недолго понравится, и я скоро очувствуюсь – тогда, может быть, я и возвращусь с тобою опять сюда же.

Благоразумный брат подумал: что за несчастие с человеком содеялось? Совсем омрачен он, и можно ли отпустить его одного в таком омрачении? Один он непременно попадет в компанию распутников, сродную нынешнему его одержимому настроению, и он к ним так прилепится, что погибнет невозвратно, а надо лучше не выпускать его из глаз и ждать в нем перемены от времени.

– Да, – рассудил благоразумный, – пусть лучше я сам приближусь к соблазну, но не оставлю человека совсем ослабевшего. Нет, не покину его, – пойду с ним и буду ждать, когда ум и чувства его опять придут в светлое состояние.

Встал благоразумный брат и пошел в город вместе с страстным братом.

Идти им было трудно, ибо путь был не мал, а страстный «бежа скоро», и как пришел в город, – сейчас же «скочи в ограждение садовное», откуда неслися «плесканья и песни» и виделись женские лица и плещи. А благоразумный брат сел на пыльной дорожке пред этим «ограждением», набрал горстями земляной пыли, зарыдал и стал насыпать себе пыль на голову.

Люди, проходя, спрашивали его: о чем он плачет? А он им отвечал по правде: «Любимый брат мой, долго живший чистою жизнью, вошел вот туда, в садовное ограждение». Люди над ним смеялись, говорили: «Что же тебе? Иди и ты туда же и повеселись там вместе со всеми с нами». И сами туда же входили, а благоразумный брат все сидел в пыли и все плакал.

Так прошла целая ночь, а брат, «вскочивший в ограждение», все еще не выходил оттуда, пока на небе засветился новый день, и тогда вывалила из «ограждения» большая толпа мужчин и все шумели и ссорились, и в их-то беспорядочном обществе находился страстный брат, с бледным лицом, помятыми волосами и угасшим взором. И чуть только страстный брат вышел, – благоразумный брат вскочил и бросился к нему с радостью и заговорил:

– Для чего ты так долго там оставался! насилу я тебя дождался! Хорошо, что ты наконец вышел: конечно, ты видишь теперь, как это гадко, и может тебя погубить. Пойдем скорее отсюда назад в нашу пустыню!

– Ax, отстань ты пожалуйста! – отвечал страстный брат. – Это совсем не так гадко, как ты воображаешь. Мне там, напротив, очень понравилось, и я ни за что теперь не пойду в пустыню, а ты, если хочешь, уходи. Я тебе не препятствую.

Как благоразумный брат ни уговаривал страстного – все оказалось безуспешно: страстному так понравилось в «ограждении садовнем», что он совсем пришел в исступление и уже не боялся ни суда божия, ни вечных мук, и ни за что не хотел возвращаться с благоразумным в пустыню. Он слушал благоразумного молча, а сам в себе только и помышлял о том, чтобы как-нибудь поскорее скоротать день, а потом опять попасть в ограждение, об удовольствиях которого он чем больше думал, тем большую к ним чувствовал несытость.

Видя такое страшное исступление несчастного, благоразумный брат перестал его и уговаривать идти в пустыню, но опять стал вопрошать самого себя: можно ли ему оставить друга и брата в таком неистовстве? и, обдумав дело с разных сторон, благоразумный брат увидал, что тот без него тут и погибнет в беспутстве, и решил сам с ним оставаться, пока над тем пройдет это «обладание».

Но чтобы жить в городе и при том еще веселиться в «ограждении», надо было иметь деньги, а у пустынных братьев запасных денег не было, и вот они стали оба наниматься на работы. И оба работали во всю силу, как благоразумный, так и страстный, а вечером страстный брат забирал себе и свой заработок, и заработок своего благоразумного брата и ночью все это истрачивал на свои удовольствия в «ограждении». Благоразумный же брат не жалел этого и о деньгах своих со страстным не спорил; но он жалел его, что тот так нравственно пал и всякий день все глубже и глубже погружается в смрадное болото порока, о котором благоразумный брат сам не имел никакого познания и изумлялся силе греха, так страшно возобладавшего над братом. Но при всем этом он верил, что любовь его как-нибудь спасет одержимого, и когда страстный входил в «ограждение», благоразумный садился при дорожке против этого «ограждения», насыпал себе на голову дорожной пыли и горестно плакал. Страстный это видел, но не останавливался и скорой стопою уходил внутрь «ограждения».

Так каждую ночь – один гулял, а другой оплакивал его безумие.

Днем братья между собою уже не говорили, а становились на работу молча и уходили молча, и благоразумный брат никогда более не укорял страстного. И это, наконец, так тронуло страстника, что тот однажды бросился благоразумному в ноги и воскликнул:

– Брат мой любимый! Ты уязвил своим терпением душу мою! Возьми меня в свою власть и сделай со мною, что хочешь! Я не хочу оставаться таким, каким сделался, но не могу собой править.

Тогда благоразумный брат сейчас же поступил, как почитал за лучшее: он взял страстного прямо от ворот «ограждения», где с тем произошел спасительный перелом, и увел его из города в пустыню и «тако приобрел себе брата своего».

Видев же безумную страстность несчастного, благоразумный брат и в пустыне не оставил его на жертву его собственной воле, а заключил его в тесную пещерку, где тот через малое время много преуспел и скончался.

8) Апреля 15. Два монаха, живя вместе, вдруг оба наскучили одиночеством и пошли в город. Там они сейчас же взяли себе двух женщин и устроились так, чтобы жить с этими подружиями, а обеты свои оставили. Но скоро они увидали, что жить с женщинами совсем нe гак легко, как они ожидали, а что это довольно хлопотливо, что женщины требуют себе того и другого, и по добру хороших внушении не слушаются, а надо их много усовещмать и понуждать к покорности, а через то от совместного сожительства с ними получается не столько удовольствия и радостей, сколько беспрестанных досаждений. Монахи нашли, что им не совладать с семейным житьем, и опять сговорились друг с другом покинуть взятых женщин и убегала от них назад в монастырь и там рассказали про все, что с ними было во время их блуждения, и принесли покаяние. Старшие их приняли и посадили в затвор и оставили каяться, а когда минуло время их наказания, то пришли на них посмотреть и увидели, что заключение оказало на них совершенно различное влияние: один согрешивший монах весь исхудал и истомился, а другой, напротив, был телом бодр и лицом весел. Спросили исхудавшего: «что тебе бысть?» Он отвечал: «Кость моя прильне к гортани, егда вспоминаю, чту сотворих». Тогда спросили о том же бодрого, а тот отвечал: «Я все радуюсь, от какой беды меня Господь спас».

Старцы обсудили оба ответа и нашли, что «оба брата пришли равно в хорошее понятие».

9) Мая1. Два брата, живучи в ските, занимались искусным рукоделием и один раз, наготовив работ, пошли оба в город, чтобы продать свои произведения. Тут они, как только вступили в городские ворота, сейчас же и разошлись в разные стороны; один пошел в улицу, которая шла от ворот направо, а другой – в улицу, которая шла влево. И весь день они друг друга не видели. Когда же настало уговоренное время, чтоб им сойтись в условленном месте и идти назад в скит, брат, пошедший влево, сказал другому, пошедшему вправо:

2
{"b":"49454","o":1}