Когда вернулись, Шрек вплотную занялся «Хаммером». Утрамбовал все барахло внутрь салона и назад, в подобие маленького кузова. Неупакованным осталось только самое необходимое, чтобы переспать ночь. Под конец занялись оружием, его ничем заваливать нельзя. Гранатометные трубы Шрек привязал на крышу по бокам, а пулемет поставил на специальное крепление, где зеркало заднего вида с левого боку перед пассажирским креслом, и где он сам намеривался восседать. По утру оставалось только свернуть маскировочный тент и палатку, а личные рюкзаки прицепить спереди. Вид у машины стал несколько пиратско-мешочный и опереточно-грозный. Затем всей гурьбой пошли в столовку опять топтаться в очереди. В этот раз нудное топтание скрасилось отменным ужином – перед выходом явно сварганили нечто специальное, дополнив ужин куском барбекю (говядины в сладком томатном соусе, жаренной над углями на решетке ). В этой щедрости чувствовались предстоящие сплошные сухпайковые дни. Среди сотен жующих рыл разных рангов закрытая военная информация, например точные сроки, храниться не может в принципе. Очень скоро Ванька узнал, что выход состоится завтра в шесть-пятнадцать вечера. Значит следующую ночь спать не придется, а выпадет ли шанс вздремнуть днем остается большим вопросом. Скорее всего не выпадет. Поэтому надо хоть сегодня выспаться по максимуму. Почему для выхода выбрано такое время, весьма неудобное во всех отношениях, Иван так и не понял. Единственной версией оставалось сокрытие маршрута колоны в первый походный день, точнее ночь, потом вроде пойдут нормально, светлым днем.
После ужина Шрек собрал своих подчиненных на коллективную головомойку по какому-то неведомому поводу. После головомойки прибежал Роджер, солдат-водитель, и попросил Айвана присоединиться к их общему мероприятию, где командиры давали последний инструктаж. Инструктаж оказался весьма специфическим, некоторые общие правила, например поведение на остановках, отношения с местными жителями и правила оправления естественных надобностей, оказались весьма полезными, но большую часть напутствий Ваня так и не понял. Абракадабра, типа «джи-эй-восемь дать приоритет на ай-два, а потом всем шестым тягачам выходить только под си-эс-пять», для стороннего уха была немногим более понятна, чем вавилонская клинопись, но военные уверенно качали головами с серьезным видом полного согласия с этими номерно-аббревиатурными заклинаниями.
Наконец разошлись по палаткам, а вскоре громкоговоритель продудел горном отбой. Лагерь замер, через тонкий палаточный нейлон слышно было лишь покашливание часового, да звон проволоки, за которую похоже тот периодически цеплялся своей винтовкой. Возле палатки что-то негромко застрекотало. Похоже на сверчка, но не сверчок. Наверное какое-нибудь неведомое насекомое. Вскоре тепленький Кувейтский вечер сменился весьма прохладненькой пустынной ночью. Ване стало зябко лежать на спальнике, холодок заставил залезть внутрь. Сон не шел. Наверное сказалась вчерашняя пьянка, усилившая своим похмельем тревожность перед предстоящим мероприятием. Оно конечно занятно быть пассажиром и зрителем на войне, но черт, пули то зрителя от участника не отличают. Прав был Шрек – его, цивильного, так пожалуй на мушку первого постараются взять. Подобные мысли душевного покоя не добавляли. Вот Шреку хоть бы хны – дрыхнет, как под наркозом. А Роджер вертится, видать тоже не спится. Сколько же лет ему? Наверное девятнадцать, ну двадцать, не больше. Пацан еще в принципе.
Роджер сопя стал осторожно вылезать из палатки. Видать он очень боялся наступить на морду дрыхнущего Шрека, который изобрел свой собственный способ «укладки личного состава» – головой к выходу, мол если что, то выскакивать будет быстрее. Наконец Роджер вылез, негромко грюкнул пустым ящиком, а потом щелкнул зажигалкой, видать сел под тентом покурить. Уже много лет как некурящему Ване внезапно очень захотелось сигарету. Также старясь не шуметь, он полез вслед за Роджером. Тот безмолвно протянул пачку и опять чиркнул зажигалкой. Ее слабенький свет озарил другой пустой ящик и неведомого стрекотуна на нем. Такого Ваньке еще в жизни видеть на приходилось – на ящике сидела маленькая, с палец величиной, плоская ящерица, удивленно уставившаяся на огонек громадными черными глазами. Лапки у ящерицы были тоже странные – вместо привычных коготков они заканчивались какими-то бляшками, да и по виду больше всего напоминали миниатюрную человечью пятерню. Ящерица высунула язык и протерла им свои глазищи, как очки салфеткой. Ванька хмыкнул – никогда не подумаешь, что есть в мире поющие по ночам ящерицы с ножками-ладошками, облизывающие свои глаза! С непривычки после первой затяжки закружилась голова, аборигена пришлось согнать с ящика и усесться самому.
Ни слова не говоря, Роджер затушил бычок и полез обратно. Ваня оказался в одиночестве. Сигаретный дым, весьма противный после долгой завязки, внезапно вызвал дежавю советского периода – в голове почему-то закружились официозные заклинания на русском языке «свято выполнить интернациональный долг». Хотя «свято» пожалуй не из той оперы. Из присяги это на верность Вооруженным Силам Советского Союза. Нет Союза, нету и верности ему – давным-давно кончилась в виду исчезновения объекта обожания. А интернациональный долг… Какой, в задницу, еще долг. Никто никому ничего не должен – сам согласился. Вот Ирак воюем, за свободу вроде. Только иракцев спросить забыли, этим-то точно нужна эта свобода, как собаке пятая лапа… Или как афганцам социалистический строй. Римляне мы. Нагнали легионов усмирять дерзящих Сенату и Цезарю. Опять же патриции в волнении, а плебеи в гневе за Септембер-Иллэвэн. Хотя к Ираку 11-е Сентября не клеится, но индульгенцию вроде дает. Ладно, ну их, эти философии – спать надо. Ванька забрался в палатку, твердо решив заснуть. Вместо дрянных мыслей он будет просто считать звездочки на воображаемом черном небе. Старый полицейский прием сработал, и уже через минуту пришел сон.
Утро началось классически по-военному. Репродуктор отгорнил побудку, личный состав побежал делать зарядку. Бежать с личным составом совсем не хотелось. Пользуясь всеобщей занятостью укреплением собственных организмов, Ваня схватил туалетные принадлежности и поспешил в умывальник. Вода оказалась ломяще холодной, а ведь вчера после обеда была противно горячей. Эх, невозможно впрок выбриться. Хотя зарости щетиной на войне не самое страшное, но все равно неприятно. Зубы то почистить возможность точно будет – воды припасли достаточно.
