Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Звездолет подлетал к цели.

Своеобразный новогодний подарок преподнес науке итальянский астроном Пиацци. В ночь на 1 января 1801 года он открыл первую из малых планет Цереру, оказавшуюся впоследствии самой крупной. Ее диаметр - семьсот семьдесят километров, а масса составляет одну восьмитысячную массы Земли. Планета очень ярка, и это заставляет думать, что она состоит из хорошо отражающих свет минералов, а возможно, и металлов. Церера движется по почти правильной круговой орбите, и ее скорость движения составляет около двадцати километров в секунду.

Белопольский принял решение опуститься на Цереру по тому же плану, который был осуществлен при посадке "СССР-КС3" на Венеру, - зайти на орбиту позади планеты и догонять ее. При этом маневре должно было окончательно выясниться, во всем ли послушен Второву звездолет и насколько точно он выполняет мысленные приказы. Если подход к Церере удастся, то можно будет надеяться на благополучное "приземление".

Даже с помощью прекрасно оборудованного пульта управления "СССР-КС3" подобный маневр требовал большого труда и исключительной точности. А здесь придется не самому управлять, а каждый раз действовать через Второва, так объясняя ему нужный, угол поворота, чтобы молодой инженер мог, отчетливо представив его в воображении, мысленно повернуть звездолет и без малейшей ошибки.

У Константина Евгеньевича невольно возникали сомнения. В точности работы механизмов корабля он не сомневался, несколько раз он видел, как они реагируют на "приказы". Но вот четкость мысли Второва?..

"Если бы я сам, непосредственно, мог принимать решения и приводить их в исполнение", - думал он.

Но это было невозможно.

Он понимал, что все они рискуют жизнью. Если от удара о поверхность Цереры треснет корпус корабля, смерть будет мгновенна, - на Церере нет атмосферы.

Но жребий был брошен месяц назад на борту "СССР-КС3", и ничего не оставалось, как испытать на практике "орлом" или "решкой" он ляжет. "Орел" жизнь и спасение звездолета, "решка" - смерть и разбитый корабль.

Белопольский поделился с Коржевским своими мыслями. Биолог ответил коротко: "Я это знаю". Со Второвым никто не говорил на подобные темы, - Его спокойствие и уверенность в себе были важнее всего. Белопольский думал, что Второв не сознает величины опасности, но он ошибался.

Геннадий Андреевич испытал всю тяжесть первых дней совместного с Мельниковым полета на "фаэтонце". Он давно понял, что за непринужденной легкостью посадки "СССР-КСЗ" на Арсену, а затем на Венеру стоят труд, искусство и смертельная опасность. Урок падения на Венеру не прошел даром. Он понял, что космос не шутит. И он хорошо знал, на что идут они трое и чем рискуют. На Венере он был еще новичком, многого не понимающим и на многое смотрящим несколько легкомысленно: теперь он превратился в звездоплавателя. Десять незабываемых дней - и от прежнего Второва ничего не осталось. Он прошел школу пустого пространства.

И, отчетливо сознавая, что именно от него, в конечном счете, зависят жизнь товарищей и спасение корабля, Второв собрал свои нервы в тугой клубок, готовясь как автомат исполнять все, что прикажет ему Белопольский. У него не было ни страха, ни сомнений. Он говорил себе: "Я должен!"

И он и Коржевский были уверены в своем командире, в его знаниях и опытности.

Экипаж кольцевого корабля был готов к труднейшему маневру, и все, казалось, говорило в пользу благополучного конца.

Все!.. Кроме одного, самого главного, самого решающего... Но они даже не подозревали, как близка была грозная и неотвратимая опасность.

Фатальная ошибка была совершена месяц назад, совершена совместно Мельниковым и Белопольским.

Можно ли было обвинить их в этом? Человек - это только человек, не более. Он не машина и подвержен ошибкам. На решения, принимаемые людьми, влияют предшествующие факты и впечатления. Мельников и Белопольский были "загипнотизированы" могуществом фаэтонской техники. И они упустили из виду, что фаэтонцы тоже не более как люди. Их техника - это техника людей, другой не бывает в природе, и ее мощь не беспредельна.

Об этом они забыли.

На Земле "фаэтонский гипноз" не был так силен. Там не знали всех подробностей десятидневной эпопеи Мельникова и Второва. И сразу заметили опасность.

Но было уже поздно и ничего нельзя было исправить.

На сообщение Мельникова Камов ответил короткой радиограммой, которая, будь она известна Белопольскому, заставила бы его немедленно повернуть назад: "Откуда вам известно, что запасы энергии на "фаэтонце" достаточны для подобного полета? Камов".

В самом деле, откуда? Как могли они не подумать об этом решающем обстоятельстве?

Мельников готов был рвать на себе волосы от отчаяния. Кольцевой звездолет мчался со скоростью ста двадцати километров в секунду. Ни один корабль, существующий на Земле, не может догнать его. И невозможно послать радиограмму.

Не вернуть! Ошибка неисправима! Оставалось надеяться на то, что опасения ложны, и... на счастье!

Весьма слабое утешение, но другого не было...

А экипаж кольцевого звездолета, ничего не подозревая и нисколько не сомневаясь в том, что энергии хватит, стремился к Церере, откуда не было возврата.

Опасения Белопольского оказались необоснованными. Второв уверенно и четко маневрировал кораблем. Вероятно, сами фаэтонцы не могли бы лучше отдавать приказания своему звездолету. Молодой инженер полностью овладел искусством воображения, его мысленные образы были отчетливы, как никогда раньше.

И "фаэтонец" послушно совершил нужный поворот и вышел на орбиту планеты, позади нее. Догнать Цереру было уже не трудно. Корабль замедлил скорость.

И вот сквозь прозрачные стенки перед ними панорама крупнейшего из астероидов.

Бесплодная голая равнина, изрезанная трещинами, с редкими цепями острых пиков. С высоты линии горизонта казалась еще очень далекой. Когда корабль спустится, она приблизится.

- Я опасался, что характер поверхности такой же, как на Арсене, - сказал Белопольский. - Хорошо, что это не так. Ну, Геннадий Андреевич, приступайте. Посадите звездолет на "землю".

Второв вернулся в "рубку управления". Продолжавшееся торможение корабля создавало достаточную силу тяжести, и он мог сесть в кресло.

"Когда мы падали на Венеру, - вспомнил он, - звездолет самостоятельно повернул от нее. А теперь он этого не делает. А ведь Церера близка. Как странно - механизмы корабля "понимают", что это не падение, а сознательный маневр и ждут команды".

"Фаэтонец" действительно "ждал". Он все медленнее приближался к планете, временами усиливая торможение. Не оно ли показывало автоматам, что, на этот раз, близость крупного тела не опасна, что все происходит по воле человека?..

Второв закрыл глаза, так было легче сосредоточиться, и представил себе: кольцевой звездолет медленно и осторожно опускается на поверхность Цереры...

Он был уверен, что все правильно и что "фаэтонец", так же, как раньше, четко выполнит его приказ.

Так и случилось. Когда он открыл глаза и посмотрел сквозь прозрачные стенки, то увидел, что его распоряжение выполняется. Звездолет опускался. До поверхности планеты было не больше двух километров.

И вдруг... прямо перед ним, на грани пульта, вспыхнул ярко-зеленый треугольник. Исчез, вспыхнул снова и погас. И одновременно с ним погасли огоньки, мерцавшие в глубине грани. А сама грань стала тусклой, точно покрылась серым налетом.

Звездолет ощутимо рванулся вниз. Церера стремительно надвинулась.

Падение?!.

На мгновение вспыхнули снова огоньки на пульте. Мелькнул зеленый треугольник. И резкий рывок сбросил Второва с кресла на стенку.

Он понял, что двигатели корабля задержали падение.

Это повторилось еще раз.

В чем же дело? Почему корабль так странно ведет себя? Второв не понял этого, он думал, что виноват сам, что скомандовал не так, как было нужно.

И Белопольский с Коржевским, напряженно следившие в соседнем помещении за приближением Цереры, не поняли, что это последние судороги жизни, уходящей из тела звездолета. Истощившаяся энергия, безрассудно растраченная людьми, отдавала свои последние крохи, и умирающие механизмы в последний раз пытались предотвратить роковое падение.

31
{"b":"49306","o":1}