Ники смотрит на вентиль и думает: «Останусь тут навсегда. Буду стоять возле душа, пока не умру». По щеками Ники сползают горючие слезы, но в воздухе столько брызг, что несколько жалких капель совершенно незаметны.
И тут из влажной, горячей, булькающей темноты кто-то появляется.
При виде выступившего ей навстречу черного силуэта Ники застывает от ужаса. Несмотря на жару в душевой, ее бросает в холодный пот. Не в силах шевельнуться, не пытаясь убежать, она стоит и смотрит на незнакомца.
Теперь можно разглядеть, что это высокий мужчина в строгом костюме и ботинках. Лицо незнакомца скрыто в тени – заметен только странный черный круг посередине лба. Несколько секунд не слышно ничего, кроме плеска и бульканья.
– Что ты здесь делаешь, Вероника? – раздался из тьмы низкий голос пришельца. – Почему не идешь домой?
В голосе незнакомца нет угрозы, скорее жалость.
– Я не могу… – беспомощно лепечет Ники, уткнувшись взглядом в пол. От ботинок мужчины по полу растекаются черные ручьи. Ники думает: если бы она посмела войти в душевую в уличной обуви, страшно представить, что бы с ней сделали.
– Что не можешь? Идти?
– Не могу выключить воду…
С высоты доносится короткий смешок. Впрочем, это незлой смех.
– Иди сюда, девочка. Протяни руку.
Рука Ники тонет в жесткой мужской ладони.
– Смотри, как просто, – говорит незнакомец, рукой Ники прикасаясь к вентилю горячей воды. – Встань с краю. Держишь вентиль с краев, тут не ошпариться. Поворачиваешь слева направо. Теперь точно так же поворачиваешь вентиль холодной воды. Вот и все…
Сток с хлюпаньем всасывает остатки воды. В душевой становится тихо. Ники вдруг хихикает.
– Да, – соглашается она. – Совсем просто.
– Все запомнила?
– Все.
– Тогда иди домой.
– Спасибо…
Незнакомец проводит рукой по ее волосам, разворачивается и уходит в темноту. После него на кафеле остаются черные следы. Уходящая вода смывает их, оставляя только грязные разводы.
В холле бассейна пусто, гардероб закрыт на замок. Мама сидит с Никиной синтетической шубкой в руках одна-одинешенька.
– Почему так долго? Почему ты каждый раз последняя?!
– А я научилась выключать душ! – радостно объявляет Ники.
– Мать усталая, после работы, должна сидеть тут по полтора часа! Хоть раз не только о себе подумай!
– И ничего сложного: берешь вентиль за краешек и поворачиваешь сначала горячий, а потом холодный! Меня научил один дяденька.
– Какой еще дяденька?
– Не знаю. Он был в душе.
– Хм, очень интересно… Что еще за дяденька в женском душе?
– Он был в ботинках и костюме. Грязи нанес.
– А… Так это, наверно, какой-нибудь тренер был или сторож.
– Нет, это был не тренер! – убежденно заявляет Ники. Откуда-то она точно это знает.
Ее охватывает ужасное волнение. Кажется, она ходит по самому краю, сделай шаг в сторону – и вот она, разгадка.
Мама внимательно смотрит на Ники, и на ее лице появляется тревога.
– Не тренер?
– И не сторож. Я знаю, кто это был! – заявляет Ники. И в тот же миг осознает – да, действительно знает! И с глубокой убежденностью говорит:
– Это был папа!
– Кто? – одними губами спрашивает мама. Ники смотрит ей в лицо, и ее охватывает ужас.
У мамы чужое лицо – бледное, неподвижное, потрясенное. Почти минуту длится невыносимое молчание. Потом Ники не выдерживает и разражается рыданиями.
– Прости меня! Прости! – повторяет она, сама не понимая, что кричит. – Мамочка, прости, пожалуйста!
– Поздно, – чужим голосом отвечает мама. Ники ничего не понимает, но ей так горько и
страшно, как никогда прежде. Она плачет, обхватив маму руками, и ей кажется, что действительно происходит что-то непоправимое. Ники рыдает в голос и от собственных рыданий просыпается.
– Мамочка! – закричала Ники, вырываясь из глубин сна.
– Да, Вероничка, я тут.
Ники нашарила мамину руку, схватила ее и открыла глаза. Она обнаружила, что лежит на своей тахте, раздетая и под одеялом, как полагается. Но как она туда попала, Ники не помнила. Во рту было солоно, нос слипся от засохшей крови, в голове шумело. На улице по-прежнему было темно. В сумрачной комнате горела настольная лампа. Мама сидела рядом на стуле и смотрела на дочь. Лицо у нее было усталое, заплаканное и в то же время какое-то отстраненное.
– Проснулась, – проговорила мама, как будто обращаясь к кому-то, невидимому для Ники.
– Мамочка, что со мной было? – жалобно спросила Ники. Она чувствовала себя маленькой и несчастной.
– Обморок, – мама поправила одеяло. – Просто обморок.
– Я пела песню – и вдруг упала, – Ники приподнялась на кровати, вспомнив прошлый вечер. – Приехала бабушка… мы поругались…
– Ложись…
– Потом у меня пошла кровь…
Ники шмыгнула носом и с ужасом пробормотала:
– У меня, кажется, что-то с головой!
– Успокойся, Вероничка. Ничего страшного с тобой не случилось. На, выпей.
Ники схватила стакан с кисловатой жидкостью и, не спрашивая, что это такое, выхлебала до дна.
– Что тебе приснилось? – поколебавшись, спросила мама. – Помнишь?
– Еще бы! – Ники содрогнулась. – Такая жуть! Помнишь, ты меня в первом классе отдала в бассейн «Динамо»? Так вот, мне приснилось, что я стою в душевой и боюсь выключить душ, и вдруг появляется какой-то человек и помогает мне, такой высокий, в черном костюме и грязных ботинках, и руки у него шершавые, я его раньше не видела, но мне почему-то показалось, что это был мой па…
Ники осеклась на полуслове, увидев, что в маминых глазах мелькнул настоящий ужас – как тогда, во сне.
– Мам, ты в порядке? Это же просто ночной кошмар!
– Все хорошо. – Мама печально улыбнулась и погладила ее по лбу. – Ложись-ка ты спать, Вероничка. Засыпай и забудь все эти сны…
Мамина рука легко гладила лоб Ники, и через несколько секунд девочка почувствовала, что ее мысли путаются, и рассудок погружается в спокойную глубокую дрему без сновидений…
– …Подожди, – словно издалека, донесся знакомый мужской голос. – Мы же ничего не выяснили.
– Это просто сон, – ровным голосом ответила мама.
Сквозь полусомкнутые веки Ники увидела, как из густой тени возле шкафа выступил какой-то человек.
– Нет, не сон, – возразил он. – И ты не хуже меня это знаешь.
– Главное, Вероника считает, что это сон. Оставь ее в покое. Утром она все забудет.
– Надо выяснить, как она попала в Нижний мир!
– Это случайность, – после долгой паузы ответила мама. – Разве ты не видишь, что она сама ничего не поняла?
– Мне за такие случайности голову снимут, – проворчал ночной гость.
Ники с изумлением узнала его. Это был Толик! Что это он, интересно, делает в их квартире среди ночи? Толик подошел к кровати и уставился на Ники сверху вниз угрюмым взглядом.
– А если не случайность? – спросил он. – А если ее позвали? Вероника!
Ники открыла глаза, как загипнотизированная. Сопротивляться его голосу было невозможно. «Я сплю, – подумала она. – Точно, сплю».
– Говори, – прошипел Толик, склоняясь над кроватью. – Кто открыл тебе Вход?
Губы Ники зашевелились, и через мгновение она с удивлением услышала свой ответ:
– Я сама его открыла.
Мама и Толик уставились на Ники.
– Но как это возможно? – ахнула мама.
– Я пела песню…
– Какую? – резко спросил Толик. – Стой, не надо! Кто тебя научил?
– Никто. Я ее подобрала сама…
– Ты ее где-то слышала прежде?
– Да.
– Где?!
– В темноте…
На этом слове голос Ники истаял, как догоревшая свеча, глаза закатились. Мама, закусив губу, положила ладонь ей на лоб. От ладони исходило приятное тепло, и Ники снова провалилась в забытье. Последнее, что она услышала, был встревоженный голос Толика:
– Ну и что нам теперь с ней делать?
Глава 11
Хижина отшельника
Минут десять Лешка и Виктор молча пробивались сквозь толпу. Сянь шагал так быстро, что Лешка за ним едва поспевал. Наконец толчея у метро осталась позади. Они перешли Шуваловское шоссе, спустились с обочины на велосипедную дорожку, прошли шагов сто, и Виктор свернул вниз, к пляжу. Новостройки остались по ту сторону шоссе. В этот час засыпанные снегом Суздальские озера выглядели мрачно и пустынно. На дальнем берегу Верхнего озера мелькали огоньки автомобилей и горели окна таун-хаусов. Впереди снеговой тучей нависала гора. На горе росли сосны.