Мистер Дрей стоял рядом и молча смотрел на замершего от восхищения сыщика. Он прекрасно понимал, что творится сейчас в душе этого человека! Затем он тихо произнёс:

– Это, мистер Поллаки, уникальная реликвия…

– Да, мистер Дрей, – Поллаки с усилием взял себя в руки и постарался придать своему лицу бесстрастное выражение, – просто я даже и вообразить не мог, насколько она прекрасна. Я пытался представить себе её стоимость, но она поистине бесценна.

Мистер Дрей аккуратно уложил бриллианты на прежнее место и тщательно запер сейф, говоря при этом:

– Очень редко и мало кому показывал я это сокровище, но то были чрезвычайные ситуации.

– Расскажите мне о них, мистер Дрей? – заинтересовался услышанным Поллаки.

Хозяин с готовностью согласился:

– Просто любопытным – я никогда не показывал Христа! Но были в моей жизни случаи, когда требовалась вера – для спасения жизни и исцеления, для уверовавших и раскаявшихся людей. Вы только что убедились, что в бриллианте заключена особая сила, – как если бы сам Иисус стоит рядом с тобой и исцеляет, обнимая тебя своей бесконечной любовью.

Поллаки слушал рассказ хозяина с огромным любопытством. При этом ему вспомнилось, как пару лет назад ему довелось расследовать преступление по факту кражи святынь из собора. И тогда он слышал почти такие же слова от расстроенного архиепископа, – и об исцелениях, и об оскорблённом чувстве верующих и о силе пропавших святынь, – но занятый исключительно только расследованием, он не вникал глубоко в эти слова. Сейчас же – в его душе что-то всколыхнулось, перевернулось и изменилось, – и Поллаки с трудом вернулся к своим вопросам, кое-как собравшись с мыслями.

– Мистер Дрей, Вы не могли бы рассказать мне об авторе этого дивного произведения искусства?

Мистер Дрей не спеша обрезал сигару, закурил и задумался, погрузившись в далёкие воспоминания.

– Вам это очень важно?

Поллаки лишь молча кивнул.

– Это произведение искусства – дело рук Марии Жозефины Барлетт, приёмной дочери покойного барона Барлетта. Именно она создала это уникальное изделие и подарила викарию в знак признательности за постоянную заботу о ней, за всю их многолетнюю дружбу… Могу сказать, что викарий Джемс Кримвод был и моим другом тоже. И он хорошо знал, что этот бриллиант многим может помочь обрести веру в Христа, но не многие придут за исцелением в церковь. Он очень сокрушался по этому поводу! А я в ту пору работал капелланом при англиканской церкви Святой Марии и регулярно посещал многие религиозные организации, больницы тюрьмы и приюты. Вот тогда-то я и познакомился с Марией Жозефиной. А несколько позже это знакомство переросло в хорошие приятельские отношения, хотя она очень трудно сходилась с посторонними людьми.

Бывший капеллан замолчал, улыбнулся, и глаза его заблестели, – в них вспыхнула искра. Так случается, когда в памяти встают счастливые воспоминания давно прошедших дней! Теперь Поллаки решил уточнить детали и постарался незаметно перевести разговор в более конкретное русло:

– Простите, сэр, но не известно ли Вам, – где сейчас живёт Мария Жозефина?

– Нет, мистер Поллаки, – с сожалением отозвался мистер Дрей, – после смерти своего отца она исчезла, и я больше никогда о ней не слышал.

Поллаки кивнул головой и продолжил тему:

– А Вы не можете сказать, – почему её связывала такая близкая дружба с викарием?

– Джеймс Кримвод умел хранить секреты, мистер Поллаки! Но мне доподлинно известно, что он сам крестил эту девочку, и что она приёмная дочь барона. Хотя когда барон удочерил Марию Жозефину, у него к тому времени уже было трое своих детей. Мать её похоронена на том же кладбище, а об отце никому ничего не известно. – Мистер Дрей развёл руками, – Вот и всё, что я знаю!

– А какой Вам запомнилась Мария Жозефина?

Мистер Дрей немного помолчал, обдумывая ответ.

– Она была необычной девушкой, – не такой, каких мы видим повсюду. Пожалуй, её нельзя было назвать красавицей с классическими чертами лица, но в ней была просто бездна обаяния невероятной силы! В её лице улавливалась иногда какая-то асимметрия, некая аномалия – если можно так выразиться, – но затем это видение моментально ускользало, и Вы чувствовали, что просто невозможно противиться силе, исходящей от неё: она увлекала Вас и целиком подчиняла себе, и Вам от этого становилось приятно и радостно! Она была очень обворожительной девушкой!

Внешне она выглядела неброско, – хорошего телосложения, но худощавая, невысокого роста. Одета всегда была просто, без вычурности, хотя средства барона позволяли ей иметь более роскошные наряды. Барон для неё денег не жалел, – нет, не подумайте, ничего такого не было, – просто ей самой это было не нужно. Иногда, пообщавшись с ней, я ловил себя на какой-то крамольной мысли, что Мария Жозефина – почти не человеческое творение. Вот такая она была, эта девушка…

– А где-нибудь сохранились её портреты?

– Нет, сэр! Когда-то барон хотел заказать её миниатюрный портрет, но из этой затеи ничего не вышло. Она категорически запретила рисовать её! Так что не существует ни хороших портретов, ни лёгких набросков, – ничего этого нет! Даже и не ищите, всё равно не найдёте!

В дверь тихонько постучали, в комнату вошла миссис Дрей и с приветливой улыбкой пригласила всех к столу. Стол был накрыт для традиционного английского чаепития: яблочный пирог, булочки с корицей, молоко и, конечно же, изысканные сорта чая. Видимо, старички любили побаловать себя.

К столу вышли обе дочери пожилых супругов. Обе они были похожи на мать. Только старшая из сестёр, Сьюзен, казалась несколько щепетильной, сдержанной, и манерами напоминала тётушку мисс Вэй, а младшая, Джейн, выглядела более общительной, открытой и сразу становилось понятно, как выглядела миссис Дрей, когда была моложе на несколько десятков лет. Младшее поколение этого семейства, – два молодых человека и две девушки, в возрасте от двадцати двух до двадцати восьми лет, – вели себя безукоризненно, и было видно, что все они очень любят бабушку с дедом. Это явствовало из ласковых взглядов, из заботливых жестов, это чувствовалось по интонации, с которой они обращались к старикам.

За столом прислуживала старая кухарка, сухонькая опрятная Элизабет Кромвелл, а помогал ей камердинер хозяина, восьмидесятидвухлетний Оливер Шервуд. Они уже столько лет жили в этом доме, что все относились к ним, как к членам семьи. А уж их преданность любому из домочадцев не подлежала ни малейшему сомнению! Камердинеру пришлось сегодня помогать кухарке, потому что по причине болезни отсутствовала её молодая помощница, Элис Хадсон. О ней все хорошо отзывались, – умная, расторопная, услужливая девушка с неизменно хорошим настроением, – но сейчас она лежала в своей комнате, так как её сильно лихорадило.

Находясь в семейном кругу и сидя за столом с этими милыми людьми, Поллаки, разумеется, принимал участие в общей беседе, но одновременно всё старался подметить, осмыслить и проанализировать.

Вернувшись в свою контору, Игнатиус распорядился первым делом установить круглосуточное наблюдение за домом семьи Дрей, поскольку бриллиант находился в доме, и Поллаки понимал, что всем членам этого дружного приветливого семейства грозит реальная опасность. Хотя, в общем-то, давнишнее наличие бриллианта в доме не было большой тайной для окружающих. Но теперь ситуация изменилась! Наверняка похититель скоро заявится сюда, – ведь не для того была выкрадена одна часть бриллиантовой реликвии, чтобы не попытаться завладеть и двумя другими! И если ради этого уже совершено одно убийство, то ясно, что никто не сможет стать для преступника преградой! Да, жизнь всех обитателей дома ставилась под угрозу. Во что бы то ни стало надо защитить Дреев от нападения, – и Поллаки разработал новый план…

Вернулся с суточного дежурства агент Джимми Фоксхолл. Ему удалось проследить за сторожем утром, когда тот, отработав ночь, отправился в местный паб. Там он сначала немного выпил, а потом встретился с каким-то человеком. Похоже, что это был его приятель. Сторож называл его Роем, или дорогим «мистером Смитом».