[10] "Да вы же нас пужаете, бусурмане поганые, что с Руси не будет к нам ни запасу хлебного, ни выручки, а сказываете нам, будто к вам из государства Московского про нас о том писано. И мы про то сами и без вас, собак, ведаем, какие мы на Руси в государстве Московском люди дорогие, и чему мы тамо надобны. Очередь мы свою собою сами ведаем. А государство Московское многолюдно, велико и пространно; сияет светло посреди, паче всех иных государств и орд бусурманских, Персидских и Еллинских, аки в небе солнце. А нас на Руси не почитают и за пса смердящего. А бегаем мы из того государства Московского, из работы вечной, из холопства, невольного, от бояр и от дворян государевых; да зде прибегли и вселились в пустыне непроходней: взираем на Христа Бога небесного. Кому об нас там потужити? Ради там все концу нашему. А запасы к нам хлебные и выручки с Руси николи не бывали. Кормит нас, молодцов, и поит тихий Дон Иванович на поле водою свежею, и рыбами живыми, и зверьми дивиими. Питаемся мы, аки птицы небесные: ни сеем, ни орем, ни в житницы сбираем. Так питаемся подле море Черное. А злато и сребро емлем у вас за морем: то вам, самим ведомо. А жены себе красные и любимые водим и выбираем от вас же, из Царяграда"...

[11] "А се мы взяли Азов-город своею волею, а не государским повелением, для казачьих зипунов своих и для лютых и высоких пых ваших, поганых и скаредных. И за то на нас, холопей своих, государь наш зело кручиноват: от него великого государя казни ждем смертной за взятье Азовское. А государь наш великий и праведный и пресветлый царь и великий князь Михайло Федорович, всея России самодержец, и многих государств и орд государь и обладатель: много у него великого государя на вечном холопстве таких бусурманских царей служат ему великому государю, как и ваш Обрагим, Турской царь. Полно он государь наш великий, пресветлый и праведный царь чинит по преданию святых отцев; не желает пролития кровей ваших бусурманских. Довольно он великий государь богат данными своими царскими оброками, и без вашего бусурманского скаредного богатства собачья"...

[12] Да вы же нас зовете словом царя Турского, чтоб нам служить царю Турскому, а сулите нам от него царя Турского честь великую и богатство многое. А мы люди Божии, а холопи государя царя Московского, а се нарицаемся по крещению православные християне. Как служити можем ему царю Турскому, неверному, оставя пресветлый здешний свет и будущий? Во тьму итти не хощем. Будем впрямь ему царю Турскому надобны, и мы отсидимся от вас в Азове-городе, побываем мы у него царя за морем, под его Царем-градом: посмотрим мы его Царяграда, строение кровей своих. Там с ним царем Турским переговорим речь всякую, лише бы ему царю наша казачья речь полюбилася. Станем мы служить ему царю пищальми казачьими да своими сабельки вострыми"...

[13] "Промышляйте вы тем, для чего приехали от царя Турского. Мы у вас Азов-город взяли головами своими молодецкими, людьми немногими; а вы его у нас из казачьих рук наших доступайте головами своими Турецкими многими своими силами. Кому-то у нас на боях поможет Бог? Потерять вам под Азовом-городом Турецких голов своих многие тысящи, а не видать вам будет из рук наших казачьих и до века. Разве отымет у нас, холопей своих, великий государь царь и великий князь Михайло Федорович, всея России самодержец, да вас им, собак, пожалует: то уже ваш будет. На то его государская воля".

[14] Как от Азова-города голова и толмачи поехали в свои Турецкие таборы к пашам своим, и сказали наш ответ, и в их полках у них в те поры замешались: почали в трубы трубить, в великие, собранные, и после той трубли собранной почали бить в гарматы, в великие же, и в набаты, в роги, и в цымбалы. Почали играть добре жалостно, а все знатно, что готовятся к приступу. У всей пехоты их, яныченской, солдатской, потихоньку бьют, разбираючись в полках своих; и строились ночь всю до света. Как на дворе уже час дня, почали выступать из станов своих. Знамена у них зацвели и с прапоры на поле, как есть - стали цветы многие. От труб великих и набатов неизреченный визг; дивен и страшен приход их под Азов-город: ни как того уже нельзя страшнее быть. Перво под город к нам пришли к приступу немецкие 2 полковника с солдатами, пришел строй весь пехотный яныченский, 150,000, потому и орда вся пехотою к городу к приступу пришла. Крикнули столь смело и жестоко приход их 1-й; приклонили они знаменами своими весь наш Азов-город. Почали башни и стены топорами рубить, а на стену многие пришли, хотели нас взять того часу 1-го своими силами. В те поры уже у нас пошла своя стрельба по них осадная из города, а до сех мест мы им молчали. В огне и в дыму не мочно у нас друг друга видеть: на обе стороны лише дым да огонь стоял от стрельбы их огненной; дым топился до неба, как есть - страшная гроза небесная, когда бывает гром с молниею. Которые у нас подкопы были отведены за городом для рати их приступу, и те наши подкопы от множества их неизреченных сил не устояли, все обвалились... И уста наши кровью запеклись не пиваючи и не едаючи...

[15] И было у нас на том приступном месте 12 пушек, набиты дробом. И убили мы у них двух полковников немецких, с немецкими солдатами, да убили у них 12 голов яныченских со теми янычены. И вышли мы, казаки, на вылазку, и взяли у них большое знамя с клеймом Турским, да взяли у них пашу первого. И тот день мы билися с ними до вечера, одва от них отбилися. А на первом ночном часу Турки пошли в таборы свои, и ночь всю смечалися, много ли войска побито. А убито у них войска 9000, окроме Кафинских мужиков, а тем и сметы нет. А из утра Турки прислали под Азов-город своих толмачей. Толмачи учали просить мертвых тел; а за всякое тело давали по золотому, а за начальных людей давали по двенадцати золотых, а за пашу давали, что он потянет золота. И войском за то не постояли: не взяли у них ни сребра, ни золота: "Не продаем мы мертвого трупу на поле. Емлите свои тела даром. Не дорого их нам сребро и злато, дорога нам слава вечная. То вам, собакам, из Азова-города от нас казаков игрушка первая! Лише мы, молодцы, оружье прочистили. Всем вам, бусурманом, от нас тоже будет! Иным нам вас потчевать не чем: дело осадное". В тот 2-й день бою у нас с ними не было. Отбирали они побитый труп целый день до вечера. Выкопали они яму побитому своему трупу, великие рвы, от города 3 версты, а засыпали их горою высокою. И поставили над ними признаки многие, бусурманские, и подписали языки многими, разными...

[16] И Турки то слыша, что им приступом города не взять, и учали они всем войском своим гору рыть, и вырыли гору многим выше Азова-города: хотят тою горою засыпать Азов-город, и нас, казаков, горькою смертию излучать. И видя мы, бедные, свою погибель, что приходит смерть скорая, и удумали мы промежду собою: "Хорошо нам, казакам, умереть на поле, а не в ямах". И помолилися мы, бедные, Иоанну Предотечу и Николе Чудотворцу, и пошли из Азова-города вон, и глагола друг другу: "Умирать ли нам, или не умирать на поле!" И как мы взошли на ту высоку гору, и увидели нас Турки, что мы на них идем, и закричали мы, казаки, единогласно: "С нами Бог! разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами Бог!" И как Турки услышали то слово из уст наших, тогда вси побежали от горы той. А мы тут побили их многие тысячи, да взяли у них 40 бочек пороху да шесть знамен пехотных и тем мы порохом розрыли ту гору, и гору ту на них же взорвало, на таборы их.

[17] Видим мы и сами, что стоит над нами, казаками, милость Божия. И видя Турки и вымышленники, что у них земляную мудрость отняли, и стали они думать, как нас доходить в Азове-городе.

[18] Та их мудрость земляная с тех мест миновалася. Почали они от нас страшны быти в рати их; почала меж их роздряга быти великая: паши турецкие почали кричать на царя Крымского, что не ходит он к приступу с ордою с Крымскою. Царево слово к пашам и Турченям: "еже ведомы нравы казачьи и обычаи: приступами нам их николи не имывать; в осадах казаки люди жестокосердые. Под светом таких людей не видано и не слыхано. Развее нам на единую их казачью голову давати своих голов по 1000". По повелению пашей и умышлеников-городоимцев повели яныченя и все их войско, и черные мужики другую гору позади, больше прежней: в длину лучных 3 стрельбища, а в вышину многим выше Азова-города, а широта ей, как мочно дважды добросить каменем. И на той горе поставили весь снаряд свой пушечный, и пехоту свою всю привели Турецкую на ту гору, 50,000, и орду Ногайскую всю с лошадей сбили. И почали с той горы из снаряду бити по Азову-граду безпрестани день и нощь. И от пушек их страшных гром стоял, и огнь и дым топился от них до неба; 16 ден и нощей 16 не перемолк снаряд их пушечный ни на единый час. Все наши Азовские крепости роспались, стены и башни все, и церковь Предотечева: и полаты все до единой розбили у нас по подошву самую, и снаряд наш пушечный переломали весь. Одна лише у нас во всем Азове-городе церковь Николы Чудотворца вполы осталася; потому ее столько осталося, что она стояла внизу добре, у моря под гору.