Подранные джинсы, изорванная собаками черная вязаная кофта, дешевые кеды, которые были куплены на ближайшем рынке, и аккуратно расчесанные волосы. Большая часть пенсии, которую получали бабушка и ребенок, уходила за границу, так как Кристина была вечно в долгах, переходя от одного мужчины, к другому. На еду оставалась четверть, если не меньше.

В дверь послышался знакомый стук. К десяти годам Миша перешел к ударам кулаком.

Мальчик на удивление довольно сильно вытянулся, большинство сверстников теперь смотрели ему в подбородок. Голубо-зеленые глаза все так же были наполнены врожденной лаской и добротой.

– Я взял с собой бутербродов, пошли в поле?

Лиза улыбнулась ему, накинула сверху шарф и закрыла дверь. Необходимости предупреждать бабушку не было.

Всю дорогу они вели типичные разговоры, которые на следующий день даже не могли вспомнить.

Взобравшись на привычный холм, заросший дикой пшеницей, они расстелили покрывало и легли на спину. Вокруг редко можно было заметить человека. Даже уличные собаки заходили сюда крайне редко. Поле было огромно, давно не обрабатывалось и все чаще называлось пустырем. Вдали можно было разглядеть дорогу и пару-тройку почерневших от времени домов. Дети понимали, что пора идти обратно в тот момент, когда несколько окон зажигались ярким светом – пора ужина или вечернего телевидения.

– Так надоела школа, поскорее бы она закончилась, – вздохнул Миша, после того, как они промыли кости учителям, – может тогда закончатся все проблемы.

– Тебя заставят идти в университет, а если не пойдешь, то проблем станет еще больше, – Лиза раскручивала между пальцами тростинку, стараясь сделать это как можно быстрее.

– С чего ты взяла? Я могу работать всю жизнь в магазине или таксистом, это хорошая работа.

– Тебе на такой работе никогда не будет хватать денег, – Лиза кивнула головой, она была уверена в этом больше всего, – взрослым никогда не хватает денег, если ты будешь таксистом, ты выше не станешь, а если отучишься, то сможешь стать кем угодно, мне так бабушка с первого класса каждый день говорит.

– И кем ты хочешь стать?

– Не знаю, но я хочу зарабатывать очень много денег, помнишь, я рассказывала как в детстве ездила с мамой во Францию, так вот, я хочу все время так ездить и что бы у меня никогда при этом не заканчивались деньги.

– Я тогда тоже так хочу, стану тоже очень много зарабатывать и с тобой ездить.

Лиза засмеялась и перевернулась, бухнувшись всем телом на Мишу.

– Мишка, мы всегда будем вместе? – потянула она за его шелковистые щечки и оскалив при этом зубы, – никогда не разлучимся, всю жизнь только вдвоем проведем.

– Ага, – засмеялся мальчик, в уголках глаз показались слезы, то ли от смеха, то ли от растягивающихся щек, – может даже оба таксистами будем.

Лиза заколотила его в бока, а Мишка, хохоча, пытался хоть как-то обороняться.

За свой смех, они вечно оказывались наказанными или отправленными за дверь класса. Два любящих мир ребенка, но не желающих контактировать с людьми, постоянно получали за свою непринужденность.

Ревность и обида, разве не подобное почувствуют по отношению к ним взрослый человек и ребенок?

Все тот же пляж с побитыми бутылками и погасшими в песке окурками, все таже девочка, рыдающая на коленях. Ее голоса не слышно, она столько времени плачет, что больше не способна произнести ни звука.

Пару часов назад она ушла с кладбища, где похоронили ее друга.

Лучшего и единственного друга за всю прожитую жизнь.

Последние восемь месяцев были сущим адом, она до последнего не верила, что он умрет, каждый день обещала ему не дать перестать дышать, говорила, как заберет с собой в другой мир, где будет вечно светить солнце и звучать веселая музыка. Рак кишечника ужасен невозможностью понять, вырезали тебе все или все же какая-то часть осталась.

Три операции за пол года, невыносимо страшно исхудалое, облезлое от химикатов, тело, свисающее на кушетке.

В день смерти, лежа на мертвом теле, Лиза изодрала себе все горло, надеясь удушиться кровью. Смысла жизни больше нет, кто она без него, к чему пойдет? К чему пришли они вдвоем?

Теперь он так и останется гнить в местной земле, на кладбище, которое всего в нескольких шагах стоит от собственного дома.

Он так и остался в самом холодном и мерзком мире, от которого они пытались сбежать.

Лиза упала на бок, не обращая внимания, налетела ли на иглу или нет, в этом году началась эпидемия спида, можно попробовать заразиться. От шуршания воды появлялось желание уснуть навечно.

Открыв болезненно глаза, Лиза увидела лежащего перед ней медвежонка, дернувшись, девочка рывком встала на колени. Голубо-зеленые глаза смотрели прямо на нее. Новая волна слез захлестнула ее, легкие уже не могли сокращаться, а живот разрывало от физической боли. Прижав игрушку к губам, она хрипло простонала имя мальчика.

С разбитой коленки стекала кровь, ее не останавливала ни грязь на коже, ни подранные джинсы.

Девочка рыдала в голос, стараясь выплеснуть все эмоции, которые сдерживала перед глумливыми одноклассниками.

После смерти прошел всего месяц, его все так же помнили, но после нескольких недель молчания, те, кто его знали, начали в тайную высказывать все противное, что думали о нем. «Он всегда был таким слабым, я и не удивляюсь, он до конца школы просто не мог дожить», «Вы видели, какой он хлипкий, всегда бесил меня, он никогда ни с кем не дружил, кроме нее, вот и получил, что заслужил», «Ну наконец он умер, слишком умным был, хотел своими мозгами похвастаться всегда, да? Вот и на в ответ за наглость».

После третьего урока, Лиза услышала, как его назвали «бледной, мертвой крысой», кулак рванул вперед по инерции, не думая где она, есть вокруг учителя или нет, она набросилась на тех двух ребят. Сила ярости оказалась достаточной, что бы врезать обоим по лицу и в живот, они вцепились в нее, начали выкручивать руки и рвать волосы, замахом ноги она отправила одного в стену, а другому в тот же миг расцарапала лицо. Мальчики заныли, не вставая с пола, Лиза вылетела в коридор, а затем на улицу, курящие подростки смехом провожали ее. На половине пути до дома она зацепилась за бордюр и полетела на дорогу. В миг поднялась и побежала дальше. Теперь же Лиза стояла в закрытом старой швейной фабрикой переулке, где никто не мог увидеть ее.

– Почему ты плачешь? – за спиной стоял молодой мужчина, возрастом под двадцать один, его голос был низким, пронизывающим, сиплым, заставляющим сразу обратить на него внимание, – и почему ты не в школе? Может ты потерялась?

– Я подралась, и учителя сейчас будут кричать на меня, я этого не хочу, – засопев, Лиза заставила себя прекратить плакать, – я не виновата, эти оба сами начали, они унизили моего друга, а я его защитила.

– Твой друг должен быть тогда благодарен тебе.

Лиза попыталась сдержать новую волну слез, но сквозь зубы послышался сдавленный стон и она зарыдала.

– Твой друг умер, – покачал головой мужчина, – ужасно, просто ужасно.

В сердце появилась закипающая злость. Бледными, исхудавшими руками, Лиза оттолкнула мужчину и попыталась убежать, но тот подхватил ее и сжал между рук на весу.

– Я стану твоим другом, ты ведь одинока? Я буду за тобой заботиться, готовить вкусную еду, выслушивать и играть во что захочешь.

– Ты мне не нужен, мне никто не нужен! У меня только один друг, и я его не предам! – девочка вцепилась в его сиреневую гриву волос, пытаясь вырвать из нее клочья.

– А ты хочешь его вернуть? Я могу помочь тебе найти того друга.

Упорство закончилось, костлявые ладошки уперлись в жесткую ткань черного костюма.

– Как? Я знаю где он похоронен, а умирать так рано не собираюсь. Ты мне ничего не можешь предложить, – голос Лизы переменился, теперь в нем была слышна тоска, такая бездвижная и уничтожающая, – я тебе не поверю, не старайся.