– О, неужели опять, – прошептал он, но недостаточно тихо, и его восклицание услышали.

– Я осмотрела ее сорок пять минут назад, она была в полном порядке, – сказала Сара. – Ее отец находится здесь, в холле за стеной.

– Знаю, я его видел.

– Он был у нее пятнадцать минут назад. Она жаловалась на головную боль и тяжесть в руках. Потом вдруг раздались ее вопли. Кровь для лабораторных анализов взята. Я распорядилась, чтобы провели четыре независимых друг от друга анализа.

– Пусть удвоят число анализов. Ой-ой, да она просто пылает. – В его голосе зазвучали нехарактерные для него панические нотки.

– Ее температура в прямой кишке сто пять, – добавила Сара. – Мы только что измерили.

– Я позвонил доктору Бленкеншипу. Он подойдет с минуты на минуту.

– Прекрасно. Аннали, послушайте. Держитесь. Мы только что сделали вам обезболивающий укол. Сейчас вам полегчает.

Сара опять отерла ее лоб и стерла полосочку крови с лица. Но кровь, тут же снова начала стекать.

– Извините, что я веду себя как ребенок, – Аннали опять начала всхлипывать. – Но руки просто убивают меня. Теперь начинают ныть ноги. Что происходит со мной?

– Пока что не знаю, – ответила Сара. – И не извиняйтесь. Вы держитесь удивительно мужественно. Сейчас придет терапевт и поможет нам.

– Сара, – спросил Снайдер, – принимала ли она вообще ваши предродовые витамины.

Сара покачала головой.

– Но в карточке при ее поступлении в больницу я записала, что она принимала раньше, – тихо добавила она. – Четыре года назад.

Дыхание Аннали стало более легким. Она повернулась и легла на спину. Ее сузившиеся зрачки говорили о том, что началось воздействие демерола.

– То же самое случилось с другими женщинами, правда? С теми, которые умерли?

– Этого мы не знаем, – ответил Снайдер. – Аннали, мы делаем все возможное, чтобы исправить то, что с вами происходит. Мы также ведем наблюдение за ребенком. Если возникнут осложнения, то мы готовы сделать кесарево сечение. – Он взглянул на показания монитора. – Пусть кто-нибудь еще раз вызовет доктора Бленкеншипа.

Но буквально через несколько секунд Ели Бленкеншип был уже в палате.

– Что там делает Эттингер? – спросил он.

– Аннали – его дочь, – объяснила Сара. – Аннали, это – доктор Бленкеншип, главный врач.

– Мы знакомы, – сказал Бленкеншип. – К тому же совсем недавно я осмотрел ее. Аннали тоже включили в обследования, которые мы проводим ежедневно, беря пробу крови у каждой новой пациентки акушерского направления. Ваша фамилия по мужу Барнс?

Аннали отрицательно покачала головой.

– Мы записали ее под такой фамилией, потому что ее отец сторонится больниц, – пояснила Сара. – Особенно нашей. Аннали не хотела, чтобы он узнал, где она находится. Но он каким-то образом все-таки узнал.

– И я очень внимательно наблюдаю за тем, что здесь происходит, – крикнул Питер из-за двери.

– Ладно, только не мешайте нам, – огрызнулся Бленкеншип, приступая к осмотру.

– Питер, пожалуйста, – взмолилась Аннали. – Делайте, что они говорят. Лекарства подействовали. Руки уже не так болят.

– Благодарю вас за то, что вы это ему сказали, – заметил Бленкеншип. – Обещаю вам переговорить с ним, как только выясню, что с вами происходит.

Кровь теперь начала струиться из обеих ноздрей.

– Проклятье, – прошептал Снайдер. – Ели?

– Ввести тиленол в прямую кишку, максимальное переливание, проверьте, чтобы лаборатория дала полный анализ, – отчеканивал Бленкеншип: – Каждую минуту проверять давление и пульс, немедленно две единицы крови, а всего десять единиц. Задержка недопустима. Узнайте также, кто дежурит из гематологов.

Знаком он попросил медсестру занять у койки вместо Сары, а саму Сару и Снайдера отвел к другой стороне палаты. В нескольких шагах от них прижались к стене три студента, похожие на статуи с широко раскрытыми глазами. Сара не привлекла их к делу, но и не выставила за дверь.

– У нее более ранняя стадия схваток по сравнению с другими, – начал Бленкеншип. – Но этот процесс развивается у нее быстрее, чем у всех остальных.

– Я не припомню, чтобы у кого-нибудь из других был жар, – заметила Сара.

– Действительно, не было.

– Даже если это и так, все равно это похоже на ВСК.

– Согласен.

– Знаете, Сара, – продолжал Снайдер, – допустим, что лаборатория подтвердит это, и мы получаем еще один случай заболевания, о чем говорила Роза Суарес. Случай, который, наконец, снимет вас с крючка во всех отношениях.

Сара еле удержалась, чтобы не выговорить своему начальнику за неуместные в данный момент высказывания. Но она отдавала себе отчет в том, что Аннали не принадлежала к кругу близких ему людей, а обвинения против его следующего старшего стажера серьезно дезорганизовывали работу отделения.

– Я бы солгала, если бы сказала, что такое соображение не приходило мне на ум, – вслух произнесла Сара. – Но в данный момент больше всего меня занимает сама Аннали. Думаю, что надо немедленно делать ей сечение. Вспомните, как быстро Лиза стала поправляться, когда освободили ее от плода?

– В данный момент ее состояние недостаточно стабильно, чтобы идти на сечение. Показания монитора пока не меняются. Думаю, что с шестью с половиной недель недоноса и учитывая, что в последние часы схватки стали приходить реже, нам следует просто постараться держать под контролем ее кровотечение и свертывание крови.

– Согласен, – поставил точку Бленкеншип.

Сара знала, что на медицинских консилиумах с участием двух авторитетных профессоров ее мнение тоже имело свой вес, но только в той степени, в какой оно совпадало с их взглядами. В данном случае оно не совпало. Неизвестно, по какой причине, но кесарево сечение совершенно излечило Лизу Саммер. Она извинилась и снова возвратилась на свое место возле койки. Укол демерола значительно успокоил Аннали, она вся взмокла от пота, но кровотечение из носа и первого внутривенного прокола усилилось. Ткань под ногтями ее рук и ног стала такой же темной, какой была у Лизы. И все же Сара, продолжая наблюдение, не могла отделаться от чувства, что эти два случая разнились в чем-то кардинальном. Во-первых, появился жар. Ни у Лизы, ни у других госпитализированных пациенток не отмечалось повышение температуры, хотя, конечно, ВСК могло сопровождаться температурой. Затем ужасающая быстрота развития симптомов у Аннали. И наконец, беспокоящая слабость пульса в точках иглоукалывания. Сара пыталась приписать это странное явление изменениям в циркуляции крови. Но инстинктивно она чувствовала, что подходит к чему-то очень важному. Что бы это ни было – может быть, какой-то вид системного токсина, – но это затрагивало каждый орган организма женщины.

Она вновь подошла к заведующим двух отделений, пожала плечами.

– Не собираетесь ли вы предложить что-то? – спросил Снайдер.

– Не знаю. Могу попытаться сделать то же, что и с Лизой. Но гарантии нет.

Снайдер посмотрел на показания монитора зародыша. – Ели, я предупредил анестезиолога и педиатра, они наготове. Но я хотел бы использовать все другие возможности прежде, чем пойти на сечение.

Прибежал посыльный отделения и подал Ели компьютерную распечатку.

– Эти показатели загустения очень похожи на то, что происходило с Лизой, – сказал он. – Они почти наверняка подтверждают наличие ВСК. Придется вводить ей гепарин, Сара, если хотите, можете использовать минут десять... или пятнадцать, если ей не станет хуже.

– Ничего не обещаю, но сделаю все, что смогу, – отозвалась Сара. – Пожалуйста, поговорите кто-нибудь с ее отцом, скажите ему, что я собираюсь сделать.

Голова ее шла кругом, она промчалась мимо Питера, спустилась через этажи для беременных и рожениц. Уже несколько месяцев она надеялась, что Роза ошибалась в том, что они увидели только верхушку айсберга. Молила Бога, чтобы случай с Лизой был последней трагедией в результате ужасных, злокачественных осложнений при деторождении. Теперь угроза нависла над жизнью Аннали Эттингер и ее ребенка. Но если это то же самое, откуда жар? Почему такой необычный характер пульса в двенадцати точках иглотерапии? Почему такое быстрое развитие симптомов?