— Бригадиром тебя назначаем, Челпанов. Камни грызть не надо, не придумывай, почва там наносная. Будешь нести личную ответственность за проходку. Из-за вас простаивают проектировщики. Углы залегания коренных пластов им нужны, а мы тянем.

Боязливо посматривая на Жухова, Рыжий стал отговариваться:

— А доплата за бригадирство?

— Доплата пойдет.

Челпанов ухмыльнулся:

— Доплата по закону идет, когда в бригаде больше десяти человек. А на траншеях вместе со мной всего десять, а надобно одиннадцать. Сейчас вы обещаете, потому что нужно, а когда мы траншею пропашем, откажите — по закону, мол, не положено, и выйдет, что горбатились мы зазря.

— Сволочь ты, Челпанов.

— Какой есть, а своего не упущу, мое — мне, тебе — твое, — сказал Рыжий и дрожащими красными веками прикрыл глаза: — Запишите мне в бригаду вот этого. — И показал на Петьку: — Он у вас на ставке, пущай у вас и остается, а числиться будет у меня одиннадцатым. И я обещаю траншею пробить досрочно.

Челпанов встал и, чтобы дать возможность геологам посоветоваться, ушел под навес к печке, сел на землю, закурил.

— Эй, «мое—мне», иди сюда, — позвал Жухов.

Челпанову приписали-таки к приказу пункт о премии.

— Вот это дело уже, фартом блещет, сегодня на рассвете подадимся туда. — Он взял свой котелок, чашку. От общей плитки чая нахально отломил половину и, подмигнув Петьке, запихал в карман пиджака.

На небе засверкали звезды. Додоев сказал:

— Однако пора идти на промысел. — Он не спеша, переоделся в зимнюю одежду, ноги обул в подшитые войлоком валенки.

Петька с завистью наблюдал за приготовлениями. Но попроситься на охоту не хватило духу. Додоев из сумки вынул деревянного божка-идола, пробормотал ему что-то, прицепил на пояс. Из кухни принес коробку патронов, отобрал четыре штуки, каждым патроном ткнул в идола и при этом смотрел в сторону реки. Снял жуховскую двустволку, крикнул Линду и, обойдя костер стороной бесшумно, как привидение, исчез в кустах. Петька проводил его глазами и пошел в штаб.

Иван Иванович и Таня увлеченно работали над картами. С потертых планшетных листов они переносили на ватман профили гор. Таня работала плексигласовой линейкой. Соединяла карандашом намеченные точки. Посередине карандашных линий Иван Иванович ставил дробные числа, но перед тем, как поставить, каждый раз смотрел в книгу с таблицами.

— Двойные отметки подчеркни, Таня, красной линией. — Он покрутил головой. Закрыл лицо ладонями: — Глаза, ребятки, режет. Перегрузка сказывается на правый глаз. Левый-то почти не видит. Специальные очки теперь надо. — Отошел к дверям: — Ох, и воздух здесь, ох и тишина.

Земляным комочком влетела в светлый квадрат двери летучая мышь, как бархатная черная бабочка, замелькала между висящими на проволоке фотопленками и, не наткнувшись ни на одну, спикировала на керосиновую лампу. Не долетела до нее всего несколько сантиметров, резко свернула к двери и скрылась в ночи.

Иван Иванович побледнел:

— Нечисть, чуть лампу не перевернула. А теперь, ребятки, пора спать, спасибо за службу.

Таня с Петькой взяли куртки и, попрощавшись, пошли к себе в палатку. У костра уже никого не было. Из ущелья доносило запахи грибов и черной смородины. Луна висела между высоких зубцов хребта и отливала красноватым цветом. «К непогоде», — отметил про себя Петька. Они подходили к палатке и услышали шорох брезента. Из палатки выскочил человек. Согнувшись, он бесшумно исчез в кустах. Лица они не заметили. Петька подобрал на тропе камень и осторожно вошел в палатку. Вытянутой рукой проверил темные углы. Пусто. Документы Самоволина на месте. Но Танин меховой мешок почему-то свернут в рулон.

Петька выглянул наружу, прошептал:

— Ты не свертывала мешок?

— Нет.

— Его кто-то хотел украсть.

Ребята взяли свои вещи, крадучись возвратились к штабу. Парторг выслушал их.

— Ночуйте у меня, а завтра разберемся. Кто-то постоянно пакостит. У Челпанова за один раз часы дорогие и куртку меховую украли. А мужик он жадный, через суд нас заставил выплатить. — Иван Иванович накинул полушубок. — В прошлом году нашим геологическим партиям передали просьбу — если кто встретит в тайге человека по фамилии Кондыш Тарас Осипович — задержать. При сопротивлении застрелить.

— Шпион? — спросила Таня.

— Дезертир-убийца. Пробрался в Сибирь и где-то прячется в тайге. Сейчас покажу фотографию. — Иван Иванович снял с гвоздя полевую сумку, из маленького отделения вынул пожелтевшую фотографию:— Посмотрите, может, он?

— Верзила! — сказала Таня. — Тот совсем другой был. Спина узкая, а руки длинные.

— Руки были нормальные, — поправил Петька, — он же согнувшись убегал.

Иван Иванович положил фотографию в сумку.

— Давайте спать.

Петьку разбудило подергивание двери. Как ошпаренный, он вылетел из мешка.

— Открой, — тихо прошептал Иван Иванович. — Медвежонок ваш пришел.

Петька пихнул ручку от себя, и сразу же мокрый черный ком чуть не сбил его с ног. Из открытой двери опьяняюще дохнуло таежной сыростью.

— Дождь начался, — Иван Иванович привстал на нарах, посмотрел на светящийся циферблат барометра: — Охо-хо, как давление упало, зарядит теперь дней на десять. И в заморозки может перейти. То-то сердце у меня сегодня забарахлило.

Петька закрыл дверь на крючок, поеживаясь, сел на порог:

— До, заморозков, Иван Иванович, еще, наверное, далеко.

— Хо-хо, Петенька, ты забываешь, что мы на севере. Мерзлота-то под нами вечная.

— А что с медвежонком делать?

— Пусть под нарами спит.

— А если пойдет гулять и Тане лицо поцарапает?

— А я с головой застегнусь, — раздалось из-за печки.

Иван Иванович закряхтел и встал. Зажег керосиновую лампу. Вытащил из-под стола тяжелый ящик, обитый по углам тонкими жестяными полосками. В нем лежали камни, похожие на куски льда. Он осторожно их вынул на стол. Острые грани минералов играли едва уловимым сиреневым светом.

— А ну, подай сюда зверюгу.

Петька нырнул под нары и выволок ночного пришельца. Медвежонок не сопротивлялся, только бессмысленные глазки округлились от страха. Петька запихал медвежонка в ящик. Крышку прикрутил металлическими полосками, а чтоб маленький топтыгин мог дышать — оставил узкую щелку. Медвежонок через нее понюхал Петькины руки, зевнул. Уютно лег и закрыл глаза. Лампу потушили. Вскоре он услышал тихое посапывание уснувших людей. Встал на задние лапы, передними уперся в крышку и напружинился. Жестяные полоски раскрутились. Бесшумно выпрыгнув на пол, медвежонок ушел за печку, лизнув в нос Таню, забрался в откинутый меховой башлык и сразу заснул. Только подрагивало ухо, ловя шум приближающегося большого ненастья.

Перед рассветом моросящий дождь перешел в ливень. Мотались кроны вековых деревьев. Трещали ветки, летела листва. Кусты гнулись, как трава, и хлестались о мокрую землю. Слышался грохот. В нагромождениях хребта рушились подмытые старые скалы. Робкие ручейки мгновенно превратились в клокочущие пеной потоки. Вода ворочала камни, несла смытые с крутых склонов деревья.

Временами просыпаясь, Петька слышал, что где-то наверху, кажется совсем рядом, кричала неизвестная птица. Порой тревожный крик надолго сливался с шумом деревьев и ливня, и Петька снова засыпал. Гибнет, наверное, мелькала у него мысль.

Пробудились Таня с Петькой поздно. Дождя не было. Только ветер мягкими волнами гладил тайгу, словно успокаивал. Оделись, побежали к палатке. Здесь было наводнение. Березовые заросли и кусты уже скрылись под водой. Пенный поток, грохоча камнями, несся в пяти шагах от палаток. Геологи под командованием Васьки Жухова работали за складом. Звенели кайлы, мелькали лопаты. Сооружался земляной вал вокруг склада.

— Ой, однако, погода, — сказал Додоев Тане, — вместо охоты в зимовье прятался немножко, а утром сюда шел.

— А где Линда?

— Линда шибко хитрая, вчера еще удрала к старухе на пристань. — Он раскурил трубку. Хнешно, такой погоды и волк испугается. Сколько живу, а два раза только вижу такой дождь. Теперь реки совсем сдурели. Все свои хитрости на берег выбросят, как хозяйка, у которой в чуме непорядок. Такое на Аное было. Вода сошла, я сундук нашел с тряпками, гнилое все, а старуха моя кандалы нашла. Ржавчина на них толстая была, как твердый мох. Обколотили ее, а там медная картинка — птица царская: орел с двумя головами.