– Вот теперь припоминаю, – нахмурился Доллингс, – что она все расспрашивала, не служил ли я в армии, не был ли знаком с одним типом… позабыл фамилию… но в любом случае никогда о таком не слышал. А она сказала, что слышала от него обо мне.

Я не мог понять, к чему ведут эти вопросы, а Банколен улыбался.

– И еще одно, мистер Доллингс. Долго ли вы в тот вечер блуждали в тумане с момента исчезновения женщины до выхода на Райдер-стрит?

– Нет, недолго. Не больше двадцати минут, хотя они казались часами. Но такси ждал на Райдер-стрит не один час.

– Стало быть… – начал Банколен, замолчал, оглянулся на дверь. Какой-то мужчина раздвинул портьеры.

Это был тот же самый высокий худой человек в халате, которого мы недавно встретили в вестибюле, с торчавшими на узкой лысой голове ушами. Он медленно прищурил на нас совиные голубые глаза, с трудом удерживаясь на ногах, цепляясь за гардины.

– Простите, – с необычайным достоинством вымолвил он. – Э-э-э… Это вы его нашли, джентльмены? – И ткнул большим пальцем через плечо.

На кивок Банколена облегченно вздохнул и торжественным шатким шагом проследовал в гостиную.

– Грэффин, – представился он. – Лейтенант Грэффин. С вашего позволения. Понимаете, вышел в отставку со службы, – туманно объяснил Грэффин. – Теперь секретарь господина аль-Мулька. Личный, доверенный.

Он пошевелил угловатыми плечами под халатом дико лилового цвета, как бы вправив их на место. Потом рухнул в кресло, смахивая на раму для сушки белья. Потер длинный нос, поморгал и продолжил:

– Волнующие события. Ну ладно. Надеюсь, с аль-Мульком все в порядке. Ну ладно. Если ему конец пришел, я скажу, что он был не так плох. Ха-ха-ха! Знаете, я его единственный друг.

Он неодобрительно нас оглядел и, чуть не плача, задумался. Послышался специфический запах. Секретарь аль-Мулька был тихо, достойно и безобразно пьян.

– Ах! – сказал Банколен. – Как я рад видеть вас, лейтенант…

– Спасибо! – мгновенно отреагировал Грэффин. – Лейтенант, вот именно! АСВ[7].

Какой-то невидимый чертенок толкнул под руку бесчувственно сидевшего Доллингса. Он перестал неразборчиво бормотать, лениво поднял брови.

– В самом деле? – переспросил он, с отвращением глядя на Грэффина. – Я и сам там служил. А в каком…

– Раньше вас, молодой человек, – поспешно оборвал его Грэффин. – Намного. Но служил. Документы могу показать, и пусть меня повесят.

– Эта присказка, – подхватил Банколен, – возвращает нас к сути дела. Присутствующий здесь сэр Джон Ландерворн – бывший глава Скотленд-Ярда. Мы ведем нечто вроде неофициального расследования смерти шофера, и вы, если пожелаете, наверняка сможете оказать нам огромную помощь.

Грэффин отвесил глубокий поклон, приложив к губам палец.

– С большой радостью, сэр. Инспектор в холле всех слуг допрашивает, я не хочу, чтоб меня так допрашивали. Он попробовал. Ха-ха-ха! А?… Да, вот именно, только мы с вами, сэр, причем в полном согласии. Вижу, вы со мной согласны. – После паузы он добавил: – Авиация сухопутных войск.

– Давно вы стали секретарем господина аль-Мулька?

Грэффин замялся, искусно опустив одно веко.

– Грубо говоря, – отвечал он, – я сказал бы, шесть лет. Мы в Каире познакомились. У него масса дел. Какое-то время в Америке жили. Брр!

– Он давно в Лондоне?

– Я бы сказал, около девяти месяцев. Мы приехали в марте.

– Вы единственный человек в его… окружении?

– В непосредственном окружении, счастлив добавить. У нас служит француз Жуайе. И бедный, ныне покойный, Смайл, американец.

– Значит, вы довольно хорошо знакомы с деловой деятельностью господина аль-Мулька?

Грэффин фыркнул, как будто услышал забавную шутку.

– Значит, – продолжал детектив, – знаете его возможных врагов?

– Врагов! – Грэффин расплылся в улыбке, прищелкнул языком, убедительно забормотал: – Враги… м-м-м… уважаемый сэр, только в книжках бывают. Ни у кого нет врагов.

Банколен вдруг подался вперед в своем кресле:

– Вы отрицаете, что какое-то время господина аль-Мулька систематически преследует некто, покушающийся на его жизнь?

– Бред! – повысил тон Грэффин, стуча длинными пальцами по ручкам кресла. Вытаращенные затуманенные глаза сердито смотрели на Банколена.

– Очень хорошо, мистер Грэффин. Позвольте спросить, где вы провели нынешний день?

– В нашем номере наверху. Неважно себя чувствовал… – Он схватился за живот и поморщился.

– Ни разу не выходили?

– Нет.

– И около шести вечера у себя были?

– Естественно. Читал в большой комнате. У нас кабинет в большой комнате.

Банколен поднялся, подошел к столу, вытащил из петли крошечную фигурку, показал ее Грэффину.

– Значит, вы были в той самой комнате, – заключил он, – когда кто-то бросил вот эту игрушку на письменный стол господина аль-Мулька?

Грэффин, икая, уставился совиными глазами на черную фигурку, в неожиданном приступе ярости оттолкнул руку Банколена и завопил:

– Уберите, уберите! – И забился в кресле, как вытащенная из воды рыба.

– Значит, все-таки вы при этом присутствовали?

– Да, – успокаиваясь, подтвердил Грэффин. – Бог мне судья, – изрек он, торжественно воздев руку, – Бог мне судья. Присутствовал. Сидел спиной к письменному столу, все двери были заперты. Сидел спиной к письменному столу, ни души больше в комнате не было. Потом Низам выходит из спальни в халате и вдруг указывает на стол. Я оглянулся. Пять минут назад на столе ничего не было. А теперь я увидел… вот это. – Грэффин крепко стиснул руки. – И я вам говорю, никто в комнату не входил! Никто в комнату не входил!

Не слышалось ни единого звука. Но взволнованный, полный ужаса крик звенел у нас в ушах, сверля барабанные перепонки. Светлые глаза Грэффина бегали по нашим лицам, моля о доверии. Потом он, успокоясь, откинулся в кресле и объявил:

– Таков, сэр, мой ответ. Можете верить или не верить, как вам угодно.

Лгал ли он? Подобная из ряда вон выходящая история вполне могла оказаться правдивой, и все-таки от самого Грэффина сильно попахивало шарлатанством. Он с такой неожиданностью взрывался в стиле «Друри-Лейн»[8], с такой легкостью демонстрировал пьяное достоинство, закинув ногу на ногу! Было что-то хитрое в прищуренном правом глазу на красном лице, пошедшем теперь безобразными пятнами.

Я огляделся. Сэр Джон стоял у стола, поглаживая длинный острый подбородок. Доллингс не сводил глаз с Грэффина, забыв про свою сигарету. Только Банколен был абсолютно спокоен.

– И никого больше в комнате не было? – уточнил он.

– Никого. Я не видел, чтоб кто-то входил.

– Ну-ну, не станем верить, пока не докопались до истины… В любом случае кто-то наверняка появлялся. Скажите лейтенант, господин аль-Мульк часто бывает в ночных клубах?

Грэффин, явно не ждавший такого вопроса, изумленно задохнулся.

– Ув-важаемый сэр! – заикнулся он. – Что за вопрос! Ночные клубы? Он их терпеть не может. Чудак аль-Мульк! Мы однажды зашли, а там пели какое-то… тра-ля-ля, – хрипло пропел Грэффин, мрачно покачивая головой, – тра-ля-ля-бум! «Как моя милочка выйдет на улицу, пташки поют – чир-чир-чир». – Он ухмыльнулся и звонко икнул. – Низам сказал, жалко, что нет уже Уильяма Вордсворта, он сколотил бы целое состояние на популярных песнях… Ночные клубы! Надо ж такое придумать!

– Ясно, – пробормотал Банколен. – Какими бы другими достоинствами ни обладал аль-Мульк, мне редко доводилось слышать столь здравую литературную критику. Он часто выходит?

– Очень редко. Оч-чень. Он занимается изучением…

– Чего именно?

Грэффин постучал по лбу пальцами, погрузился в тайные раздумья, забормотал про себя. Я ждал, что он с минуты на минуту окажется в ступоре, но мне на миг показалось, будто он испугался, отчетливо вымолвил: