– Почему бандиты? – удивилась Алена, – просто коммерсант какой-то, Дмитрий Смирнов, он вместе с Альперовичем работал.

Фамилия Альперовича снова вернула Антона к мыслям о жениных одноклассниках. Их, собственно, тоже было семеро – по числу лепестков, планет и металлов.

– А мы разве не к тебе едем? – спросил Антон, внезапно обнаружив, что вместо того, чтобы перейти на выхинскую ветку, они направляются к выходу в город.

– Нет, – сказала Алена, – меня Вася просил какие-то его кассеты у родителей забрать и передать ему завтра.

– А он что, сам не может? – удивился Антон.

– Он там сейчас не появляется, – с неохотой объяснила Алена, – он как бы в бегах.

– Что значит «как бы в бегах»? От армии косит?

– Нет, от армии он уже откосил… он типа от наркомафии бегает.

– А разве у нас есть наркомафия? – еще с большим удивлением спросил Антон.

– Черт ее знает, – пожала плечами Алена, – бегать ведь можно и от того, что не существует.

Вкратце история Васи-Селезня сводилась к тому, что, получив «на реализацию» несколько килограмм афганской травы, он умудрился за месяц скурить и раздать почти все, не выручив ни копейки. К его удивлению, владельцы травы в один прекрасный день возникли на пороге, требуя свое. Не обнаружив денег, остатки травы они забрали, а Васе предложили на выбор несколько равно неприятных вариантов, включавших продажу родительской мебели, техники и в недалекой перспективе квартиры; отработку денег путем торговли более жесткими наркотиками под контролем васиных кредиторов, или немедленную – в течение трех дней – отдачу 800 долларов отступных. Последний вариант был, конечно, наиболее предпочтительным, но, вместе с тем, и наиболее невероятным, поскольку денег у Васи не было, а с родителей, как назло уехавших в деревню, тоже было нечего спросить – все их накопления лежали в банке «Чара» и вынуть их оттуда раньше, чем через месяц, не представлялось возможным. Свободных денег у них, само собой, не было.

Впрочем, глядя на дом, где они жил, впору было подумать, что денег нет вовсе: если у зданий, как у людей, существует свое проклятье, то проклятьем дома, где жили Селезневы, было ожидание. Двадцать последних советских лет дом безрезультатно ждал капитального ремонта, чтобы на излете перестройки возложить остаток надежд на богатую риэлтерскую фирму, которая все никак не появлялась. Вероятно, нехватка финансов компенсировалась перебором фекалий, резкий запах которых ударил Антону в нос, едва они зашли в подъезд. Лестница на второй этаж напоминала о бренности нашего мира лучше, чем любой заезжий евангелист.

Квартира алениных родителей служила прекрасным продолжением этой невысказанной проповеди. Когда-то это была обычная обеспеченная интеллигентская квартира. Но сегодня выменянные на макулатуру тома Александра Дюма, стоящие на чешских полках (с портретами Высоцкого и Визбора, вставленными между стеклами), выглядели ненамного лучше составленного в сервант хрусталя, радужные блики которого играли на выпуклом экране телевизора «Рубин».

Впрочем, Антон только мельком глянул в родительскую комнату – девушка сразу увела его на васину половину. Пресловутый generation gap, видимо, проходил прямо между комнатами: здесь уже не было портретов русских бардов, зато со стены во всей красе львиной гривы своих дредлокс смотрел Боб Марли. В комнате царило запустение, обои были в пятнах от загашенных – случайно или нарочно? – подумал Антон, – бычков, а кассеты были свалены горой в углу. На диване лежал раскрытый том Кастанеды и полная пепельница окурков от «Беломора».

– Знал бы ты, как я ненавижу моего брата, – сказала Алена, бессильно опускаясь на пол.

– Может, дунем? – предложил сердобольный Антон, нашаривая в кармане початый корабль.

И они дунули. Разок, а потом другой. И тут Антона срубило.

Проснулся он от чудовищного звона. «Эфиопы, – невпопад подумал он, – тоже православные. И значит, это растаманский благовест». Тут он проснулся окончательно и понял, что звонят в дверь. Также он понял, что спал не раздеваясь, а Алены нигде нет. Матерясь, он пошел в прихожую и, зачем-то накинув цепочку, приоткрыл дверь, даже не спросив, кто там.

Пришедшие напоминали продолжение дурного сна – впрочем, не того, что снился Антону.

– Вася дома? – спросил один из них.

– Неа, – ответил Антон, размышляя, сколько секунд понадобится каждому из гостей, чтобы высадить дверь.

– А где?

– Хуй его знает, я за него не ответчик, – сказал Антон и по изменившемуся лицу собеседника понял, что сказал что-то не то, и потому добавил, пытаясь собраться: – а вы по какому делу?

– Он нам должен, – сказал второй.

– Да, я слышал, – вспомнил Антон вчерашний рассказ Алены, – 800 баксов, так?

– 900 уже, – сказал первый визитер, – мы его на счетчик поставили. Завтра будет 950.

– Не будет, – сказал Антон, сам на себя удивляясь, – он вам деньги велел передать. Типа расплатились с ним, все нормально.

Он постарался вспомнить какое-нибудь специфичное слово – «в натуре»? «базаров нет»? – но подумал, что вряд ли сможет его правильно употребить и решил быть немногословным.

Достав бумажник, он вынул оттуда девять купюр – почти все, что осталось у него от лериной щедрости – и показал их гостям.

– Другое дело, – сказал второй.

При передаче денег возникла заминка – Антон стал судорожно соображать, не надо ли взять с названных гостей расписки, те же заподозрили Антона в желании денег им не давать. В конце концов, дверь захлопнулась, Антон запер замок и подумал, что надо бы позвонить Алене на работу, сказать, что васины проблемы он решил. Но страшно хотелось спать, и он свалился на диван в родительской комнате, пытаясь вспомнить сон, от которого его оторвали. Снились ему семь человек, сидящих за большим круглым столом. Перед каждым стоял металлический кубок, а над головой каждого, подобно короне, вращалась его личная планета.

Легкость, с которой Горский разрешил «Дело о девушке-самоубийце», вселяла в Антона надежду, что и «Дело о кислотном овердозе» можно разрешить так же успешно. Так что сделанное неделю назад предложение Владимира упало на подходящую почву: заваривая чай в селезневской кухне, Антон обдумывал слова Альперовича о том, кому это могло быть выгодно. Вне подозрений оказывались Лера и Поручик, который, как понял Антон, не был в доле. С Лерой он уже говорил – и, по логике расследования, нужно было теперь встретиться с Нордманом. По счастью, у Антона сохранился буклет клуба «Ржевский», который он, сам не зная зачем, прихватил в офисе Владимира. Найдя контактный телефон, он набрал номер, решив, что даже если Поручика нет в клубе, ему скажут, где его искать. Трубка заговорила похмельным голосом Нордмана: