Из двух вышеназванных целей еврейской реформы правительство обращало большее внимание на «благоденствие коренного населения» (т. е. нееврейского). Оно же было неразрывно связано с необходимостью превращения евреев в «хороших подданных» с точки зрения экономики. Путь к достижению этих целей лежал через ограничение неугодной властям экономической деятельности евреев и поощрение их к новым, полезным занятиям – сельскому хозяйству и фабричному производству. В противоположность «тихому ободрению» просвещения, в экономических делах правительство было готово не жалеть реальных сил и развернуть широкую программу социального строительства.
Но прежде чем приступить к ее осуществлению, государственная власть была вынуждена объяснить, что она, собственно говоря, имела в виду. Так, срочных разъяснений требовала статья 34, не позволявшая евреям «…содержать никаких аренд, шинков, кабаков и постоялых дворов ни под своим, ни под чужим именем, ни продавать в них вина и даже жить в них, под каким бы то видом ни было, разве проездом». Неясность возникла из-за содержания русского термина «аренда». По-польски это слово применялось специально и исключительно для обозначения аренды в виноторговле, в русском же языке оно имело более широкое значение. Вопрос о том, что именно хотело ограничить правительство этой статьей «Положения». очень важен, так как евреи арендовали также мельницы, рыбные промыслы, продуктовые монополии, которые по новому закону могли оказаться под запретом наряду с производством спиртного.
Контекст, в котором был употреблен термин «аренда» в статье 34, говорил о том, что он касается именно торговли спиртным. Но 21 декабря 1805 г. власти ясно дали понять, что указанную статью надо понимать в более широком смысле. Специальным указом евреям запретили приобретать в аренду рыбные промыслы и мельницы, хотя и было сказано, что они «…почитаются от винного откупа и продажи вина особою статьею»[483]. Нигде в материалах Первого еврейского комитета не содержится соображении о желательности отстранения евреев от всякого арендаторства. Следовательно, административное постановление, расширявшее действие статьи 34, было не менее важно, чем сама эта статья. Чем же было обусловлено такое расширенное толкование закона?
Можно предположить, что центральные власти, намеренные раз и навсегда удалить евреев из сельской местности, захотели лишить их всех средств существования, но документального подтверждения этому не имеется. Переселение ускорило бы формирование сословий землепашцев и фабричных рабочих, которые власти по-прежнему рассчитывали создать среди евреев (впрочем, не делая для этого никаких непосредственных усилий ни на местном, ни на центральном уровне). Возможно также, что эти меры были нацелены против интересов польских помещиков западных губерний[484].
В статье 35 перечислялись различной строгости наказания нарушителям закона, причем самым суровым была конфискация имений тех землевладельцев, которые разрешали евреям вести торговлю спиртным в своих владениях. Эти наказания стояли в документе даже раньше тех, что предназначались для евреев. Первый еврейский комитет в «Положении» признал, что польский помещик играл в эксплуатации крестьянства громадную роль. Отразилось в нем, без сомнения, и неверие властей в преданность польского дворянства русской короне. Расширительное толкование статьи 35 могло являться скрытым выпадом против поляков с помощью лишения их еврейских управляющих. Но такое объяснение не подтверждается никакими решительными мерами со стороны местного чиновничества в отношении непокорных магнатов или шляхты. Нет никаких данных о том, чтобы кто-то из польских землевладельцев привлекался к судебной ответственности по статье 35. Зато известно, что помещики действительно боролись за сохранение евреев у себя в имениях, высказываясь против проектов переселения и сопротивляясь реальным их перемещениям[485]. Сколь ни удобно было польским землевладельцам использовать евреев в роли козлов отпущения за дурное управление поместьями, сами по себе евреи были им еще нужнее как составная часть сельской экономики польских земель. Так что независимо от мотивировки закон в первую очередь поставил под прямую угрозу благосостояние многочисленных евреев, проживавших в сельской местности.
Но если ожидалось, что практически все еврейское население лишится средств существования, то как же следовало с ними поступить? Со временем евреи, вероятно, должны были влиться в новые сословия хлебопашцев и фабричных рабочих. Но пока правительство решило переселить их в города, к которым были приписаны все члены городских сословий, где бы они реально ни жили. Такие же переселения (и не только евреев) проводились в России и раньше. Лучшие их примеры – переселение мещан Олонецкой губернии в 1782 г. и попытка Пассека переместить евреев Могилева и Полоцка до 1785 г. Однако еще никогда переселению не подвергалась такая большая группа, как евреи западных губерний. (Согласно оценке Второго еврейского комитета, о котором речь пойдет ниже, общее число переселенных еврейских семей достигло 60 тысяч). Мелкие городки, характерные для западных земель – сами по себе в основном заселенные евреями, – не могли предоставить работу или хотя бы крышу над головой такому множеству нищих беженцев. Через некоторое время расследования, проводившиеся самим правительством, показали, что непродуманный и неудачно осуществленный план переселения, предусмотренного «Положением 1804 г.», привел к крупномасштабной гуманитарной катастрофе. Через два года после начала переселение было фактически приостановлено, хотя скорее из политических и военных соображений, чем из человеколюбия.
Русские войска активно участвовали в войнах, связанных с французской революцией, и последовавших за ней наполеоновских войнах. Русская армия понесла большие потери в сражении при Аустерлице 2 декабря 1805 г. Но, в отличие от Австрии, своего союзника по коалиции, царь Александр I не пошел на соглашение с Наполеоном и углубился в дипломатические маневры. Они привели к новой войне в 1806—1807 гг. На таком военно-дипломатическом фоне – и должно было разворачиваться переселение евреев.
Положение евреев в стратегически важной пограничной зоне осложнилось еще больше из-за неожиданной инициативы Наполеона – созыва Ассамблеи еврейских нотаблей, избранных еврейскими общинами всех земель, подконтрольных Наполеону. Создание Ассамблеи являлось попыткой прояснить положение французского еврейства пятнадцать лет спустя после объявления о его эмансипации революционным Национальным собранием. Между основаниями, которые привел Наполеон, собирая еврейскую Ассамблею, и резонами Александра при создании Еврейского комитета в 1802 г., усматривалась любопытная симметрия. Александром двигали «жалобы, постоянно доходящие до нас… о различных несправедливостях и непорядках в ущерб земледелию… в губерниях, где проживают евреи». Как объяснял Наполеон,
«…на полученный нами рапорт, гласящий, что во многих северных департаментах нашей империи некоторые евреи, не занятые никаким ремеслом, кроме ростовщичества, сосредоточив у себя огромнейшие прибыли, довели многих землепашцев до величайшей нищеты. Мы сочли своей обязанностью оказать помощь тем из наших подданных, кого их жадность привела в столь крайнюю нужду»[486].
Если Александр использовал избранных еврейских делегатов в роли советников русских чиновников, то Наполеон, наоборот, привлекал французских чиновников к наблюдению за заседаниями еврейских депутатов, отобранных администрацией французских провинций. Тут Наполеон превзошел Александра. 18 сентября в Ассамблее еврейских нотаблей было объявлено о его намерении созвать Великий Синедрион раввинов и духовных руководителей, чтобы решения Ассамблеи получали от них санкции духовной власти[487].
